О русском пьянстве, лени и жестокости - Владимир Мединский

Мы уже много писали о Маржерете. Казалось бы, трудно извлечь из его труда что-то о трудовой этике русских. Но при желании – получится. Как из поговорок получается, так и из книги Маржерета получится. Часто именно его называют европейцем, который первым уловил, что русские не умеют работать.

Это неверно даже фактологически, – за полвека до Маржерета о русских лентяях писывал Герберштейн, за 30 лет – Штаден. Но почему-то требуется именно он.

Вообще-то воспоминания Маржерета не вызывали у европейцев ощущения рассказа о чем-то необыкновенном. Все, о чем писал Маржерет, – смерть Ивана Грозного, характеризуемого как страшный тиран, трагедия Бориса Годунова, «чудесное воцарение» Лжедмитрия I, вооруженные поляки в Москве, гибель самозванца, голод, мятежи, кровавые сражения, начало иностранной интервенции, внутренние распри, борьба за власть в огромной стране, – все это читатель того времени в лучшем случае видел «из собственного окна», а в худшем – испытал на себе.

Действительно, на глазах первых читателей Маржерета совершилась смерть Карла IX, одного из организаторов Варфоломеевской ночи, гибель клана герцогов Гизов, убийство последнего Валуа-Генриха III, «счастливое воцарение» Генриха Бурбона, голод, мятеж, крестьянское восстание на юге страны, введение испанского гарнизона в Париж, анархия, ожесточенная борьба за власть.

К началу XVII века во Франции уже около 40 лет продолжались гражданские и религиозные войны. За это время государственная и территориальная целостность Франция находилась под угрозой много раз. В стране действовала полицентрическая система власти. Кроме короля, некоторые области управлялись Католической лигой, другие подчинялись гугенотам, во главе которых стоял Генрих Бурбон (будущий Генрих IV), и, наконец, в Париже действовало «местное самоуправление».

Кровавые битвы между единоплеменниками, выступавшими под различными политическими и религиозными знаменами; восстания крестьян и горожан против сеньоров, королевской и местной власти; грабежи и убийства, производимые наемными отрядами, приглашенными на помощь враждующими группировками; полная деградация и распад политической власти, и, как следствие этого, развал и анархия в стране; физическое истребление мирного населения в ходе военных действий, вымирание целых округов вследствие страшных стихийных бедствий, голода, эпидемии – вот какую картину наблюдали читатели книги Маржерета на протяжении многих лет в своей собственной стране.

Неоднократные покушения на короля Генриха и, наконец, его демонстративное убийство в 1610 году, через три года после публикации книги Маржерета, показывали в достаточной степени кризис и политическую слабость центральной власти. Именно в силу исторических, политических аналогий книга была интересна своим читателям XVII века.

Вероятно, немало измученным французам отрадно было сознавать, что не только у них в государстве бывают времена, малопригодные для жизни.

Это, – кстати, вернемся на мгновение в сегодняшний день, – подталкивает к одной забавной аналогии.

Обращал ли внимание уважаемый читатель на то, как на государственных телеканалах, в особенности на «Первом» и «России», в последние годы стали часто сообщать о «необыкновенных природных катаклизмах» в старой Европе и США? То невероятные пожары в Испании, Португалии (август 2003 г.), то дикие морозы в Париже (январь 2006 г.), «для туристов закрыта Эйфелева башня», так как она покрылась толстой коркой льда». То вот этим летом невиданный потоп обрушился на старушку Англию.

Этих примеров – десятки. Я привел лишь три, поскольку имел возможность лично проверить в этих странах достоверность сведений, преподносимых нашими государственными ТВ каналами.

В Испании и Португалии (проехал на авто вдоль и поперек) обнаружил в упомянутом году лишь один (!) след от лесного пожара. В Париже, в разгар «вечной мерзлоты» было плюс 5–7 и зеленела трава. Позвонив в Лондон другу, узнал, что действительно «третий день, слава Богу, идет дождь, а то лето было слишком жаркое». Откровенно говоря, я пришел к выводу, что это все не случайность, а именно (хотя, может, и несознательно) рефлексия государственной информационной политики: надо показать, что не только у нас в России самый хреновый климат, но и погода во всем мире – просто ужас! И нечего там завидовать всяким жителям солнечной Каталонии – вон, горит у них еще хуже, чем наше торфяное Подмосковье. А что Париж? Да холода, как в Красноярске. А у них даже валенок нет. А «Туманный Альбион» что? Если не туман, то вон – ливни, сплошной потоп. Да Питер на этом фоне просто Хургада. Радуйтесь, мол, россияне, что живете в нашей природной полосе и не расстраивайтесь, если нет денег проверить наши «метеосводки».

Нечего там делать. А кто немного поднакопил – welcome to Antalia.

Вот там мы вас предупреждать не будем, там взаправду плюс 45–50 в тени, сбежите обратно к комарам домой, на дачу, на болотце родное, проклиная «эти заграницы» и наслаждаясь новостями Первого канала об очередном природном катаклизме на Женевском озере вперемежку с Петросяном и «новыми русскими бабками»…

Так вот, чувство, что ты не одинок, всегда поддерживает и согревает. К тому же очень интересно узнать, как другие, оказавшиеся в таком же печальном положении, преодолевают невзгоды.

Для Франции того времени книга Маржерета вполне могла стать своеобразным пособием по выживанию в смутные времена на примере далекой, но такой похожей страны. Излишне говорить, что сами французы себя лентяями не считали. Они прекрасно понимали все трудности и огромное напряжение сил, которое требуется от каждого человека в такой неуютный период истории. И читали они не историю бездельников, а репортаж о соседских бедах, понимая, что беды похожи как две капли воды.

О том, что делалось во Франции тех лет, довольно откровенно писали сами французы: например, исторические сочинения Огюстена Тьерри.[211] И в художественной литературе, напомним хотя бы знаменитую книгу Мериме «Хроника царствования Карла IX».[212]

Но что любопытно: никто из французов никогда не показывал, что Маржерет описывал нечто до боли знакомое современникам! Никаких попыток провести аналогии.

И в России то же самое! Труд Маржерета в России хорошо известен и переведен на русский язык еще в 1830 году. Книга в русском переводе издавалась в 1831–1834, 1837, 1859, 1913 годах. В России, кстати говоря, записки Маржерета считали достаточно ценным, но поверхностным источником исторических сведений.

Профессор Петербургского университета, известный историк Н. Г. Устрялов довольно верно подметил слабые стороны книги. Он писал, что «…судя по слогу, можно думать, что автор никогда не беседовал с музами». Судя по биографии, Маржерет больше «беседовал» с лошадьми и оружием, что и понятно, учитывая его своеобразную профессию.

Обратите внимание: никто в России не воспринимает любительские записки вояки-наемника как величайшее откровение в изучении русского характера. Но никто и не находит в мемуарах ничего обидного или оскорбительного! А почему? Да потому, что не было ни оскорблений, ни насмешек, ни порицаний.

Тем удивительнее, что именно творение Маржерета так часто цитируется для «доказательства» русской лености.

Маржерет указывает, что в России в продаже чрезвычайно много хлеба, меда. Отмечает крайнюю дешевизну мяса, благодаря большому поголовью рогатого скота и овец, обилие и разнообразие превосходной рыбы – стерляди, белуги, осетров, белорыбицы, семги, форели. «Подобного богатства нет в Евpoпe» – заключает автор. Вопросы о том, откуда все это изобилие берется, чьими трудами появляется «…в продаже чрезвычайно много хлеба, меда», автор не исследует.

Но цитируют не это место, а особенно популярное высказывание: «…Невзирая на изобилие и дешевизну съестных припасов, простой народ довольствуется очень немногим: иначе он не мог бы удовлетворить издержкам, ибо не знает никакой промышленности, весьма ленив, работы не любит и так предан пьянству, как нельзя более».

Казалось бы – вот оно, из первых уст полученное подтверждение наших неприглядных национальных особенностей. Но секундочку, а судьи кто? Автора на сцену! Перед нами яркий публицист, честный и объективный в своих исследованиях? Куда там!.. Если будем к нему придираться, то легко докажем, что автор не только «…не беседовал с музами», но и со здравым смыслом не дружил. Откуда «не любящий работы народ, преданный пьянству и безделью», получает изобилие дешевых съестных припасов, по какому «щучьему велению» или по колдовству пойманного гнома? Кто создавал богатства, «…подобных которым нет в Европе»? Какие бездельники и пьяницы насобирали ту государственную казну, сокровища которой он вместе с солдатами своей роты так ловко разграбил из хранилищ в Кремле? Впрочем, это вопрос, безусловно неловкий…

Отчего такой долгий разговор о Маржерете? Из-за удивительной банальности его опусов. Во-первых, типичный, с позволения сказать, случай: поверхностное восприятие иностранными путешественниками и мемуаристами русского жизненного уклада и культуры приводило к тому, что их многочисленные заметки превращались в эдакий бессистемный винегрет из личных сиюминутных впечатлений.