Выше головы! - Расселл Джонс

Только этого не будет. Перевод в ТФ и высылка со станции многое меняло в их повседневной жизни: с друзьями они смогут общаться лишь во время ограниченных сеансов связи, учёбу придётся совмещать с практической деятельностью, под куполом не много развлечений и ещё меньше разнообразия — но это пустяки по сравнению с последствиями. И кто знает, с чем им будет тяжелее примириться: с запретом на некоторые профессии или с невозможностью создать семью!

— Ну, это слишком! — раздалось за моей спиной.

На экране вывели результаты последнего обследования. Оказывается, во время своего пребывания в медблоке ребят заставили пройти полный круг тестов и анализов.

— Они не больные, хватит уже!

Я оглянулся. Так и есть — тэфер. Светлые всклокоченные волосы, лицо, похожее на молодые горы — всё из острых углов, прищуренные глаза под сдвинутыми бровями — казалось, ещё немного, и он слетит со своего места и кинется в драку.

Сидящий рядом с ним загорелый до черноты молодой человек сокрушённо вздохнул, смущённый выходкой коллеги.

— Я бы попросил вас… — начал было медик, но осёкся, выключил экран и покинул трибуну.

— Проект не должен беспокоиться — больных мы не пошлём, — язвительно заметила доктор Окман.

— А я и не беспокоюсь! — фыркнул тэфер. — Потому что они не больные! Давайте уже, голосуйте, и я заберу парней.

— Я так понимаю, вас их состояние не тревожит? — старший школьный психолог встала в полный рост и повернулась к собеседнику. — И перспективы тоже?

— Они не хотят быть здесь — ну, и не будут, — тэфер, что примечательно, продолжал сидеть.

Ему было лет сорок, не больше. А доктору Окман — слегка за пятьдесят, так что она не могла наблюдать его. Но знать его историю — вполне, тем более что история, как я чувствовал, была нестандартная.

— По себе меряете? — в серых глазах доктора промелькнуло что-то совсем недоброе.

— Что, нельзя? — ухмыльнулся он. — Они не пропадут — не дадим!

Глава Станции вовремя вклинилась в их «беседу»:

— Благодарю докладчиков!

Она занимала председательствующее место во фронтальном ряду, где разместились члены комиссии, и я мог прекрасно видеть её лицо и признаки грозы на нём. Понятно, что Леди Кетаки была недовольна поведением доктора Окман — тэфер вёл себя вполне предсказуемо.

«Фьюр станет таким же», — понял я, и заодно уяснил подоплёку происходящего. — «Потому что будет жить там, и влиять на него будут в первую очередь такие вот «не дадим». Они научат его, как жить по новым правилам — и навсегда перекроют возможность вернуться к прежней жизни».

— Кто-нибудь хочет выступить по существу проблемы? — теперь Глава Станции смотрела на меня — и взгляд у неё был умоляющий, как будто просила меня молчать, не лезть, не высовываться.

— Я хочу, — покинув своё место, я вышел в центр зала, но на трибуну подниматься не стал — показывать было нечего.

— Мы вас слушаем, — Леди Кетаки отвела взгляд и больше на меня не смотрела.

— Меня зовут Рэй, я андроид А-класса, серийный номер ДХ2-13-4-05, с 22 марта я исполняю обязанности личного секретаря Главы Станции. 19 апреля я приступил к проверке объединённого дела Фарида Эспина и Теодора Ремизова…

— Что-нибудь нашли? — встрепенулся майор Ланглуа, который отчитывался за Отдел Безопасности. — Какие-нибудь нарушения?

Я покачал головой, и седой страж порядка нервно улыбнулся. Он работал ещё с дедушкой и бабушкой подсудимых, и тяжело переживал сложившуюся ситуацию. Говорили, что собрался подавать в отставку по окончании дела: мол, «годы берут своё, надо уступить место молодым». В действительности он больше не мог занимать свой пост и вообще носить форму ОБ, потому что в своё время пообещал Шьяму, что поможет его внукам «надеть серое»… А тут такое!

— Никаких нарушений нет, — на всякий случай повторил я. — Не в этом суть… — я сделал паузу, пытаясь подобрать слова — майор сбил меня с мысли. — Совсем недавно, буквально в прошлый четверг, я разговаривал с ними, с Фаридом и Теодором. Они хотели отключить меня…

Зал, как по команде, загудел, словно растревоженный улей. Леди Кетаки помрачнела — она не выглядела удивлённой, видимо, догадалась (может быть, ещё тогда), почему мой предохранительный блок трижды включался.

— Потому что думали, что со мной ничего не случится! — поспешно пояснил я. — Как только они узнали, что нанесут невосполнимый ущерб, они перестали… Они не хотели убивать меня! Они вообще никому не хотели навредить! Они просто не способны на это!

— Чушь! Наивная чушь! — из общего гула выделился голос Мейрам Блумквист.

Здесь она была не консультантом, а представителем родительского комитета, поскольку её дочь была втянута в банду.

— Нас достаточно просветили насчёт твоих технических характеристик! Рэй, не надо их выгораживать, не будь таким наивным! Они знали, что это будет невосполнимый ущерб, знали, что могут убить тебя! С самого начала знали!

— Они сомневались! — возразил я.

— В чём?

— В том, что им говорили! — воскликнул я, неосознанно сжимая кулаки и даже не думая о том, как это выглядит со стороны. — Они не верят ни учебникам, ни тем более новостям! Только глаза в глаза!

И снова Глава Станции пресекла спор:

— Рэй, спасибо, что поделился с нами. Садись. Спасибо! Достаточно! Открываю общее голосование. В качестве наказания для Фарида Эспина и Теодора Ремизова предлагается, в соответствии с пунктом 6 статьи 18 гражданского кодекса, ограничение прав первой степени и перевод в Проект Терраформирования для завершения обучения. Давайте проголосуем. Спасибо! Прошу камилла огласить результат.

Коммуникология: Ораторское искусство

И вот этот день настал. Суббота, пятое мая, дата отправки — день исполнения приговора, если называть вещи своими именами.

Если бы меня спросили, что я делал после того, как дежурный камилл огласил результаты голосования, я бы не смог ответить. Что-то делал. Сидел в библиотеке, тупо уставившись в экран. Пережёвывал пищу, не чувствуя вкуса. Плавал, не замечая ничего, что происходит вокруг. Отвечал на приветствия и вопросы, забывая слова сразу после того, как они срывали с губ. Лежал с закрытыми глазами, притворяясь перед самим собой, что сплю. Был словно робот, который выполняет заложенную программу. Спасибо Леди Кетаки, которая понимала моё состояние и не беспокоила.

Она была права, когда сказала, что я не привык проигрывать. А я всё не мог отказаться от чувства, что упустил нечто важное, недоглядел, недодумал. Ответ лежал прямо передо мной, но я снова и снова мазал, ошибаясь с выводами. Может, нужно было сразу пойти на контакт? Но, наученный предыдущим опытом, я хотел для начала узнать о них всё, что можно, и только потом завязывать отношения. Время-то оставалось: в тот день, когда они пытались меня отключить, я как раз собирался отложить сухие факты и приступить к живым разговорам. И с Эмили я спокойно пошёл именно поэтому… И у меня оставалась по меньше мере неделя! Если бы не КТРД.