Сквозь Тлен - Петр Зубреньков

— Я Тануш, второй советник могучего господина Лича, — ответили мне.

— Чего??? У Лича еще и советники есть? Я думал он сам все делает, сам все решает.

— В его свите много кто есть, зачем заниматься мелочами самому? Ведь можно назначить помощников. Толковых помощников.

— От меняя тебе чего надо, толковый помощник?

— Я предлагаю, сдаться во время испытаний и перейти в наш лагерь.

— Ага, шило на мыло поменять!

— Забавно, а что в мире еще так говорят?

— В каком? То есть в каком мире? — удивился я.

— Не задумывался ли ты о своем прошлом, о том времени пока ты не восстал из мертвых.

В моей памяти начали всплывать разрозненные обрывки воспоминаний. Школа, прежняя семья, друзья.

— Тяжело вспомнить? — ехидничал голос в голове.

— Как? Как я мог такое забыть? — удивился я.

— А это интересное свойство мира Посмертия, чем дольше ты здесь находишься тем меньше помнишь прошлую жизнь. Представь если бы все помнили обиды, надежды и мечты прошлого. И еще черт знает что, из прошлой жизни. Мир Посмертия и так не рай, а когда его заполонят спятившие орды людей, помнящие прошлую жизнь. Даже Ад покажется прекрасным местечком.

— А зачем ты мне все это говоришь?

— Если ты вспомнишь хотя бы свое истинное имя. Связь твоя с этим миром укрепится, а чем сильнее слуги тем сильнее господин. Нам сильные слуги нужны. Мелкие некроманты это знают, и боятся сильных скелетов. Их тяжело контролировать.

— Опять рабство предлагаешь?

— Я сказал, сильный Слуга, а не раб, — голос в голове особенно выделил последнее слово, — недавно произошло что-то странное. События напугало даже Лич и теперь он собирает силы. Ему нужны и сильные воины. Но не та мелочь, что пришла с тобой, а что-то более достойное. Он ищет силы, он ищет способы сохранить себя.

— Да уж видел я его поиски, мой товарищ погиб. А у другого ноги перемололи ради эксперимента.

— Ооо, чувствую еще не все от человека из тебя выветрилось, это и хорошо и плохо. Слушай уговаривать я тебя не буду, захочешь завтра сдайся. Можешь для виду побегать по болоту если такой гордый. Не захочешь, пеняй на себя. В болоте много опасностей.

Голос начал затихать, — а чтобы не скучать, я тебе подниму настроение. Поделюсь мыслишками.

— Выиграешь! Свободу получишь, но что ты такое? вольный бродяга — без ничего, без силы, существо на которого ополчился весь мир. Все будут охотиться на тебя, понимаешь? Некроманты чтобы завладеть твоим телом и силой. Живые просто реализовать свои интересы и получить новые уровни. Тебя просто сожрут, со всеми твоими потрохами. Ну или господину своему вернешься, насколько я слышал он очень недоволен результатами вашей деятельности. А если пойдешь к Личу, то у него есть защита и сила и неплохие перспективы нарисуются. В твоей жалкой жизни лучше шанса не будет. Думай Половинка. Думай.

Голос исчез из головы, также внезапно как и появился. Только в последний момент я понял что голос советника я слышал, а от друзей будто отрезало.

— Половинка! Половинка, — в голосе Уголька сквозило нечто похожее на тревогу и интерес.

— Слышу я тебя чего кричишь?

— А че ж не кричать? Лежит, молчит, не отзывается. Я уж было подумал Лич каким то заклинанием тебя прихлопнул.

— Знаешь иногда кажется лучше бы меня прихлопнули, — отозвался я и пересказал только что состоявшийся разговор нашему новому предводителю.

— Половинка, я не знаю что будет на испытания. Но в любом случае мы с парнями на тебя надеемся.

— А я не уверен в себе, однако попробую. Уголёк. Можно я в тишине поразмышляю? Ты не знаешь как Трёхглаз отключал нас, чтобы мы ничего не слышали.

— Эх, Трёхглаз был главным в нашей кисти, он умел частично ее контролировать. У меня таких способностей нет.

— Ну ладно, попробую чего нибудь надумать, — я сосредоточился на собственных мыслях и лихорадочно принялся перебирать все возможные варианты событий завтрашнего дня.

Глава 20

Остаток дня я провел неподвижного валяясь в выделенной нашему господину комнатушке. Она совершенно ни кого не интересовала, поэтому ни каких посетителей у нас за весь день не было. Даже голоса всяких советников больше не звучали в голове. Господин спал завернувшись в спальник. А я попытался полностью погрузится в собственные мысли. Мыслей почти не было, точнее я пытался отсечь все лишние мысли, что бы было только одно желание. Желание поскорее все это закончить.

Периодически по полу и стенам пробегались странные едва уловимые вибрации. Земля дрожала будто ее лихорадило. Короткие резкие толчки. Будь я живой, я бы их даже не заметил, а сейчас каждая косточка моего тела воспринимала их. Интересно, живые эти вибрации не ощущают, потому что плоть мешает или из за более развитых других чувств? Да, я уже почти забыл каково это быть живым и что-то чувствовать. Только вот слава советника расшевелили что-то смутное в моей памяти. Важные мысли и воспоминания метались на самом краю восприятия, однако что это за мысли я понять так и не смог. Но самое обидное, некоторые общие моменты из прошлой жизни я прекрасно помню. Я помню общую часть прежние жизни, а вот что-то более личное будто стерли. Помню что была семья. Ну конечно у каждого живого была семья, и отец и мать. Учебу помню, видимо я из богатой семьи, беднякам школы не по карману. Стоп! Какие бедняки? Мы же в школе бесплатно учились, в классе с углубленным изучением технических наук. Физика там, космотехника. Хотя какая к черту космотехника в нашем диком средневековье. Ой, совсем каша в голове, не понимаю, что есть что. Где правда, а где вымысел? Какие воспоминания Половинки, а какие мой из той прошлой жизни? Вот проклятый советник, взбаламутил. Будто специально.

— Поднимайся гадёныш, — над головой раздался голос некроманта, — пора на состязание. И лучше тебя в них погибнуть. Больше пользы будет. Проклятая сила Лича, мешает тебя полностью контролировать.

Надо мной стоял наш господин. Облаченный в походной одежды. К старому изношенному поясу он пристегнул несколько непонятно чем заполненных мешочков. Рваная простецкая рубаха и плащ вот и весь его гардероб. Однако у меня и такого нет. На ногах его красовались не раз ремонтированные мягкие сапоги, если бы Ы их не чинил. Хотя бы раз в неделю, сапоги давно бы уже развалились.

— Ну чего лежишь? Вставай, —