Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Из него, наверное, здорово стрелять.
Но Дорофей ответил:
– Пока с ним развернешься… глухарь улетит. Нет, Роман, лук лучше.
Ветер шелестел сухостоем, который иногда цеплялся за кожаное крепление снегоступов, и тогда нога выскакивала из него.
– Роман! – послышался голос Дорофея. – Ты что зеваешь?
Роман остановился и стал смотреть по сторонам. Наконец увидел зайца, сидевшего за сушняком.
– А-а! – радостно воскликнул он и развернулся в его сторону.
Уроки Дорофея не прошли даром. Заяц вдруг дернулся, поскакал. Но какая-то сила отбросила его назад. Петля крепко держала лопоухого.
– Дорофей, – плаксиво воскликнул Роман, – что делать?
– Добей! – спокойно ответил тот.
– Жалко, – выдавил он из себя.
– Тогда зачем охотишься? Сиди на печи и грей кирпичи! – сказал и засмеялся.
– Как греть кирпичи? – не поняв шутки Дорофея, спросил Роман.
– Да задним местом, – ответил он, достав нож.
Подъехав к лопоухому, Дорофей ловко ударил его рукоятью ножа в лоб. Заяц упал. Он взял его за задние лапы и подошел к Роману:
– Все, держи! – и подал ему зайца. – В твою петлю попал.
Собрав «урожай» – как-никак пять лопоухих, – Дорофей, потирая замерзшее ухо, сказал:
– Ну что, Роман, вертаемся?
– А больше ставить их не будем? – спросил он.
– Как хочешь. Тогда надо искать новую тропу.
– Ладно, поехали. Поставим в другой раз! – по-взрослому ответил Роман.
Он вошел в хоромы, держа в каждой руке по зайцу. Пройдя в поварню, Роман, как взрослый, швырнул добычу на стол.
– Принимай! – грубовато произнес он.
Повариха хлопнула в ладоши:
– Ой! Ты добыл?
– Я! – гордо ответил Роман.
Весть о том, что сын вернулся с охоты и не с пустыми руками, разлетелась мгновенно. Услышав это, отец заторопился в поварню. Увидев входящего отца, сын схватил лопоухих и, подняв их перед ним, гордо произнес:
– Гляди!
– Вижу, сынок! – улыбаясь, ответил тот и перевел взгляд на Дорофея, стоявшего в стороне.
– Благодарствую тя. Ишь, теперь не пропадет! – засмеялся он, кивая на сына.
– Зажился я тут у вас. Когда домой отпустите? – с грустью в голосе спросил Дорофей у боярина.
– Вот закончу дела в Новгороде, тогда и решим. Я же должен не только в Пскове, но и в деревне твоей грамоту зачитать.
После вечерней службы Софья, не прощаясь, поднялась и заторопилась в опочивальню. Сегодня она была в обиде на мужа за то, что он не разрешил ей присутствовать на боярском совете. Пройдя несколько шагов, она услышала чьи-то торопливые шаги. И прибавила ходу. Но ее догнали как раз у дверей опочивальни великого князя. Кто-то взял ее под руку, но она энергично вырвала ее, сказав:
– Ноцуй с подюшка.
– Софьюшка, ты что, – молящим голосом спросил ее Иван Васильевич, – на мня рассердилась?
Та резко повернулась:
– Ты не правы! В Константинополь ымператриц был наравнэ с ымператор. Мы один семья. Почэму я не мог бить тама?
– Ладно, ладно, будешь, – заискивающе улыбаясь, проговорил князь. – Я согласен, мы одна семья. Вместе будем и править. Пошли…
Видать, эта обида хорошо запомнилась Ивану Васильевичу. Он давно собирался в Коломну – посмотреть, как идет строительство кремля. Чтобы больше не осложнять отношения, он пригласил и Софью. Та, улыбнувшись про себя, дала согласие. Перед отъездом Иван Васильевич вызвал к себе дворского и дал ему наказ:
– Пошли за Младым в Суздаль, пускай перебирается в Москву. Он остается за мня. Так и передай. И еще: найди нового посадника Пскова Дорофея и подари ему самого быстрого коня. Понял?
– Понял, государь, понял, – с поклоном, приложив руку к груди, как его научила Софья, ответил тот.
– Но это не все, не торопись! Скажешь воеводе Патрикееву, чтобы он отрядил Дорофею полк в Псков. Да скажи казначею, чтобы денег дал на месяц на прокорм. Понятно?
Тот кивнул.
– И еще: подготовь Младому хоромы великой княгини Софьи. Теперь ступай. Проверь, все ли готово к отъезду.
Зимний день был во всей своей красе. Морозец слегка, как бы играя, пощипывал щеки. Снег блестел, словно его натерли воском. При каждом шаге снег скрипел, точно говоря: «Посмотри, какой я красивый!» Такая погода бодрила. Дышалось легко и приятно, поднималось настроение.
Иван Васильевич вышел на крыльцо и остановился, глубоко втянув холодную струю воздуха. На нем была медвежья шуба нараспашку, зеленый кафтан, мягкие катанки. На голове – мохнатая медвежья шапка. Когда он выпрямился, его можно было принять за сказочного богатыря.
– У-уф, – громко выдохнул он, напугав неслышно подошедшую Софью.
– Ты что? – удивилась она.
– Хорошо-то как! Не то что у тя в Греции. Разве там бывает такая красота? – Он повернулся к ней.
– Да! Красиво! – ответила она, застегивая на груди горностаевую шубку.
Этой шубке – подарку мужа – она была так рада, что тайком надевала ее у себя в опочивальне, любуясь в зеркало.
Внизу их ждала повозка с лошадьми, запряженными цугом, с двойным выносом. Повозка была громоздкой, специально сделанной для Ивана Васильевича. Два оконца по бокам освещали обивку из волчьей шерсти, которая делала повозку более теплой и нарядной. Широкое заднее сиденье было мягким, удобным.
Князь приготовился было первым залезть в повозку. Но его взяла за руку Софья и покачала головой. Князь покосился на конную охрану, которая с безразличным видом взирала на происходящее. Когда они уселись, Иван Васильевич дернул за конец сыромятного сигнального ремня. Слышно было, как звякнул колокольчик и тотчас раздался бас:
– Но-о-о! Родимые!
Карета рванула с места.
А в Коломне их ждали. Версты за две уже стоял народ, сбежавшийся из соседних деревень. Княгиня жадно смотрела в окно. Народ здесь одет был бедновато и однообразно. На всех шубейки. У кого латаные-перелатаные, у кого получше. Шапки меховые, все обуты в катанки.
По мере приближения к городу одежда менялась – все чаще мелькали женские, украшенные жемчугом, шубки. На головах – кички с каменьями. Мужики тоже были в шубах: лисьих, волчьих, медвежьих. А на головах – круглые шапки.
Возница въехал в старый кремль, на церковную площадь. Княжеские воины уже оцепили ее. За ними, как за оградой, мельтешил народ. На холодном зимнем солнце их каменья горели как звезды в лунную
