Гильдия темных ткачей (СИ) - Татьяна Богатырева

Вот и теперь он принес хозяину нужный том. Просто книгу, ничего не воображающую не кусающую неосторожных за пальцы. Некий древний педант написал бесполезнейший трактат об обуздании Линз, собрав домыслы со слухами и добавив изрядно собственной больной фантазии. Если Шу последует советам, не сможет самостоятельно приручить Башню Заката еще лет сто.

Отличный подарок Ее Высочеству: показать заботу, а заодно убедить её бросить затею с башней, пока не поздно. Миниатюры, изображающие шеров-неудачников, нравились Рональду безумно! Шер, завязанный в семнадцать узлов, шер лопнувший, шер, вывернутый наизнанку, шер с разжиженными костями… прелесть, да и только. Только ради них и не продал до сих пор этот сборник пыли.

Оставалось найти девчонку. Как назло, её весь день носило то по городу, то по чужим покоям. Но рано или поздно она выйдет от брата, вот тогда и поговорим.

Шу заподозрила неладное за три шага до собственных покоев. Она резко остановилась, шикнула на Балусту. Оглядела коридор, лестницу и комнаты. Ничего!

— О, какая приятная неожиданность, — раздался позади баритон.

Шу и Баль одновременно обернулись, недоумевая: ничто, кроме голоса, не выдавало присутствия Бастерхази!

— А я как раз решил навестить Ваше Высочество, — продолжал темный шер, медленно проявляясь ниоткуда: сначала рисованный углем силуэт, потом объем, тени и краски, и лишь затем манекен наполнился жизнью и магией. Последними возникли букет сиреневых орхидей и толстая старая книга.

— Действительно, неожиданность, — первой опомнилась Балуста. — Но мы спешим.

— Ваша забота так трогательна, — насмешливо прервал её Рональд. — Но позвольте Её Высочеству решать самой. Кстати, я нашел одну преинтересную книжицу.

Шу, наконец, преодолела вязкий страх пополам с восторгом: наверное, так себя чувствует мышь перед змеей.

— Светлого дня, Ваша Темность, — выдавила она.

— Рональд, любовь моя, — шепнул он ей одной и обласкал жарким взглядом.

— Прошу прощения, но…

— Конечно, здесь неудобно. Простите, моя радость, — прервал он слабую попытку сопротивления, шагнул к ней еще ближе и вложил в руки букет. — Извольте!

Двери покоев распахнулись, Рональд поклонился, приглашая. Шу растеряно шагнула за порог, обернулась, протягивая цветы:

— Баль, поставь.

И наткнулась на Бастерхази. Балуста стояла за его спиной, растерянная и испуганная. Наваждение спало: теперь Шу отлично понимала, что попалась.

— Пожалуй, сишеру Вондюменю отлично подойдет должность смотрителя Глухого Маяка, — усмехнулся Рональд, оглядывая жалкую обстановку. — На острове тут же станет мило и уютно.

Девочка собралась возразить, даже открыла рот. Но Рональд не позволил: махнул рукой в сторону кресел.

— Да вы присаживайтесь, любовь моя.

Он сам уселся, положил фолиант на столик. Вдохнул изысканный аромат её страха: полынь, прелая листва и речной туман. Как удачно, что он уже сыт!

— Ну, рассказывайте. Как вам понравился Буркало? От скольких подозрительных личностей вы сегодня избавили город? — Рональд улыбнулся, и мгновенно похолодевшим тоном добавил: — Мне лорнейского.

Он наслаждался замешательством Шуалейды: её аура искрила и переливалась, кололась и щекотала всполохами сине-лилового. Упрямая, гордая, сильная девчонка! Как же хотелось ее согнуть, почувствовать ее сопротивление — и взять. Насильно, больно, чтобы она кричала…

Шуалейда села напротив.

— Баль, распорядись, пожалуйста. — Голос ее был ровен и спокоен.

— Оставь нас, — повелительно бросил Рональд, неотрывно глядя на девочку. — Вам очень идет лазурь. Но еще больше пойдет алый.

— Благодарю, Ваша Темность, — улыбнулась она одними губами. — Но я не люблю траурный цвет.

— Ну? — ласково шепнул Рональд, рисуя для Шуалейды образ огненной стены, надвигающейся на эльфийку.

— Оставь нас, — повторила за ним Шуалейда, яростно сверкнув глазами.

Её смелость и упрямство дразнили аппетит и утверждали в мысли — да, стоит жениться. В постели она будет хороша! Рональд выудил из воздуха пару бокалов, один отправил Шуалейде в руки, из второго отпил сам. Слегка потянулся, откинувшись на спинку кресла. Одарил принцессу светской улыбкой и заставил почувствовать, как сползает платье и воздух холодит кожу. Девчонка вскинулась и попыталась закрыться. Рональд снисходительно улыбнулся и на миг обвил ее огнем.

— Прекратите сейчас же! Как вы смеете! — зашипела девчонка, изо всех сил отпихивая его потоки.

— О чем вы, прелестная Шуалейда? — Рональд сменил огонь сиреневым разумом. — Вам жарко?

— Вы забываетесь!.. — Она вскочила, порываясь бежать, но магическая волна оторвала ее от пола и закрыла рот, словно ладонью.

— Вы не находите, что нынче выдалась чудесная весна? — осведомился Рональд, оглаживая струями магии тонкую девичью шею, спускаясь по плечам и лаская губы. — Уверен, Вашему Высочеству прогулка доставила истинное наслаждение.

Ало-лиловые потоки струились по обнаженному телу Шуалейды, оплетали ее вместе со словами: Рональд рассуждал о погоде, добавляя к магии еще и обертоны. Шуалейда истекала возмущением, но вырываться перестала: потоки держали крепче любых цепей.

Рональд наслаждался. Он ласкал острые груди, щипал напрягшиеся соски, а ведьмочка вздрагивала от боли и бледнела от сознания собственной беспомощности. Он то гладил девичий живот — и в ярости сумеречной появлялась нотка возбуждения — то легко хлестал по ягодицам, и тогда Шу сжималась и вспыхивала унижением. Он раздвигал напряженные бедра, оставляя на бледной коже настоящие синяки, втискивался меж ног, обжигая нежную плоть…

Сумеречная тяжело дышала и кусала губы, чтобы не застонать — не только от боли и унижения, но и от невольного желания: Рональд не скупился, отдавая ей часть собственного возбуждения и удовольствия.

Напоследок он показал ей их обоих, сплетенных в единое целое не только телами, но и магией. Фейерверк алого, синего, лилового вместе с волной острого, на грани боли наслаждения. И одно слово, пронзающее насквозь: моя!

Отпустив ошеломленную девчонку и вернув на место платье, он на несколько мгновений оставил ее осознавать происшедшее и потянулся к позабытому лорнейскому — ему и самому требовалось успокоиться. Из легкой игры получилось… вкусно! Такого изысканного деликатеса ему не доводилось пробовать ни разу.

Сумрачная на удивление быстро опомнилась: бокал в её руках не дрожал, а о недавнем унижении и наслаждении напоминали только яркие пятна румянца.