Том 18. Избранные письма 1842-1881 - Лев Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощайте, дружески жму руки вам и вашей жене, которой прошу передать поцелуй от моей.
Весь ваш гр. Л. Толстой.
28 февраля.
202. П. И. Бартеневу
1867 г. Марта 31. Ясная Поляна.
Уважаемый Петр Иванович!
Посылаю вам письмо Павла к моему деду Николаю Сергеевичу Волховскому*, которое давно у меня валяется. Пожалуй, оно для вас будет иметь какой-нибудь интерес.
Статью для «Архива» я непременно напишу, но не теперь*. Теперь я ничего не могу делать, кроме окончания моего романа. Но за намерение мое, или просто за то, что вы любезный человек, сделайте мне одолжение. Напишите мне, ежели это не составит для вас большого труда, материалы для истории Павла-императора. Не стесняйтесь тем, что вы не все знаете. Я ничего не знаю, кроме того, что есть в «Архиве». Но то, что есть в «Архиве», привело меня в восторг*. Я нашел своего исторического героя. И ежели бы бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал написать его историю*. Желаю вам всего лучшего.
Сотрудник ваш гр. Л. Толстой.
31 марта.
Письмо Павла не посылаю, потому что на нем печать очень толста, а на днях пришлю с людьми, которые едут в Москву.
203. А. А. Фету
1867 г. Июня 28. Ясная Поляна.
Ежели бы я вам писал, милый друг Афанасий Афанасьич, всякий раз, как я о вас думаю, то вы бы получали от меня по два письма в день. А всего не выскажешь и кроме того — то лень, а то слишком занят, как теперь. На днях я приехал из Москвы* и предпринял строгое лечение под руководством Захарьина, и главное, печатаю роман в типографии Риса, готовлю и посылаю рукопись и корректуры, и должен так день за день под страхом штрафа и несвоевременного выхода. Это и приятно, и тяжело, как вы знаете.
О «Дыме» я вам писать хотел давно и, разумеется, то самое, что вы мне пишете. От этого-то мы и любим друг друга, что одинаково думаем умом сердца, как вы называете. (Еще за это письмо вам спасибо большое. Ум ума и ум сердца — это мне многое объяснило.) Я про «Дым» думаю то, что сила поэзии лежит в любви — направление этой силы зависит от характера. Без силы любви нет поэзии; ложно направленная сила, — неприятный, слабый характер поэта претит. В «Дыме» нет ни к чему почти любви и нет почти поэзии. Есть любовь только к прелюбодеянию легкому и игривому, и потому поэзия этой повести противна. Вы видите, — это то же, что вы пишете*. Я боюсь только высказывать это мнение, потому что я не могу трезво смотреть на автора, личность которого не люблю, но, кажется, мое впечатление общее всем. Еще один кончил. Желаю и надеюсь, что никогда не придет мой черед. И о вас то же думаю. Я от вас все жду, как от 20-летнего поэта, и не верю, чтобы вы кончили. Я свежее и сильнее вас не знаю человека. Поток ваш все течет, давая тоже известное количество ведер воды — силы. Колесо, на которое он падал, сломалось, расстроилось, принято прочь, но поток все течет, и, ежели он ушел в землю, он где-нибудь опять выйдет и завертит другие колеса. Ради бога, не думайте, чтобы я вам это говорил потому, что долг платежом красен и что мне всегда говорите подбадривающие вещи, — нет, я всегда и об одном вас так думаю. Хотел еще писать, но приехали гости и помешали. Прощайте, обнимаю вас, милый друг, целую руку Марьи Петровны и прошу за меня пожать руку Борисову, у которого надеюсь быть осенью. Я адресую в Мценск, потому что вы там на выборах*.
Мне так хочется, нужно вас видеть, что я бы приехал к вам, ежели бы было возможно. Благодетель, голубчик, приезжайте ко мне на денек.
Л. Толстой.
28 июня.
204. П. И. Бартеневу
1867 г. Августа 16…18. Ясная Поляна.
Я очень давно (5 дней) не получаю корректур. Припугните их, пожалуйста*.
Не марать так, как я мараю, я не могу и твердо знаю, что маранье это идет в великую пользу*. И не боюсь потому счетов типографии, которые, надеюсь, не будут уж очень придирчивы.
То именно, что вам нравится, было бы много хуже, ежели бы не было раз 5 перемарано.
О Николеве и Балашове Александре* я вычитал из «Записок современника» Жихарева* и потому сомневаюсь в справедливости вашего исправления. За березовую рощу очень благодарен*.
«Записок севастопольца» не успел прочесть, и скучно было. Я не люблю этот игривый тон — и оттого неправдивый*.
Пороху А. Е. Берс вам обещал дать, ежели или когда вам нужно.
Последние отосланные мною корректуры о приеме Пьера в масонскую ложу я бы желал получить еще раз исправленными. Ежели нельзя, то нечего делать, но лучше бы было.
Теперь самое важное:
Я полагаю, что выпустить два первые тома в сентябре будет невыгодно для всего издания. Надо выпустить все вместе.
Кроме того, при выпуске 2-х томов я теряю запас времени, который мне дает первая часть, не поправляемая мною*. Запас этот мне нужен особенно для 4-го тома, на котором я боюсь задержать печатание, так как он не вполне готов. 3-й том надеюсь прислать весь или привезти в начале сентября*.
Потому прошу вас торопить печатанием 2-го тома и на него исключительно посвятить весь шрифт и все силы, а 1-ю часть приберегать на то время, когда произойдет задержка за моей рукописью.
Весь ваш Л. Толстой.
205. С. А. Толстой
1867 г. Сентября 27. Москва.
Сейчас приехал из Бородина*. Я очень доволен, очень, — своей поездкой и даже тем, как я перенес ее, несмотря на отсутствие сна и еды порядочной. Только бы дал бог здоровья и спокойствия, а я напишу такое бородинское сражение, какого еще не было. Все хвастается! Видел тебя во сне, лежа в монастыре, и так ясно, что вспоминаю о сне, как о действительности, и с страхом думаю о тебе.
Не пишу тебе подробности поездки — расскажу. Первую ночь ехал до Можайска 100 верст и соснул поутру на станции, вторую ночь ночевали в гостинице монастыря. Встал на заре, объехал еще раз поле, и весь день ехали до Москвы.
Получил твои два письма*. Грустно о большой Тане и страшно, очень страшно стало за маленькую Таню. (Я знаю, вижу и люблю, и боюсь ее с ее жаром.) Но главное стало хорошо на сердце от твоих писем, от того, что есть тебя в них. И все лучшее твое ты кладешь в письма и мысли обо мне. А в жизни часто заглушает это и тошнота, и чувство спора. Я это знаю.
Я занимаю 1000 р. у Перфильева и потому буду богат, и куплю шапку, и сапоги, и все, что велишь. Знаю, что ты рассердишься на то, что я занимаю. Не сердись; я занимаю затем, чтобы это первое время зимы быть свободным, не стесненным и не тревожимым денежными делами, и с этой целью намерен эти деньги беречь как можно и иметь их только на то, чтобы знать, что есть деньги, чтобы расчесть невыгодного и лишнего человека и т. п. Ты поймешь и поможешь мне. Письма твои, душенька, для меня огромное наслаждение, и не говори вздор, чтобы я их давал читать.
В Бородине мне было приятно, и было сознание того, что я делаю дело; но в городе мне невыносимо, а ты говоришь, что я люблю шляться. Я бы только желал, чтобы ты в 1/10 так любила деревню и ненавидела праздную суету города, как я. Завтра поеду к Перфильевым поблагодарить их, и увижу Риса, и буду делать покупку, и ежели все кончу и Дьяков готов, то поеду в пятницу утром. Прощай, душенька, целую тебя и детей.
206. П. И. Бартеневу
1867 г. Ноября 1. Ясная Поляна.
Посылаю корректуры. Рукопись третьего тома готова, наконец. Я говорю, наконец, потому что конец 3-го тома было самое трудное место и узел всего романа*. Кроме того, я на днях только поднимаюсь после грудного воспаления и теперь еще болен. Я рукопись посылаю завтра с Дьяковым. Я для отсылки ждал его. Четвертый том в начале ноября доставлю вам*, 4-й том не может задержать.
Я думаю продавать 3 тома с подпиской на печатающийся 4-й*. Как вы думаете?
В последних корректурах, которые я вам прислал, в том месте, где Николай Ростов приезжает из армии, сказано, что на предпоследней станции он избил ямщика, а на последней дал 3 рубля на водку*. Это вымарайте.
Л. Толстой.
1 Nоября.
207. П. И. Бартеневу
1867 г. Ноября 14. Ясная Поляна.
В одном месте рассуждений Пьера о лжи он говорит: «Императоры спорят о том, кто предложит Наполеону свою дочь в незаконные жены». Ежели это опасно, то замените: «Император австрийский считает себя счастливым, что успел прежде других предложить свою дочь в незаконную жену»*.