Верность - Адриан Романовский

Однако стать во главе коалиции Чжан Цзо-лин не может. Генералы за ним не пойдут, зная о его давних связях с Японией, о его жестокости, вероломстве, диктаторских ухватках. Не признает его и китайская общественность, значение которой в политике Чжан начал понимать. Нужно умело и хитро спрятаться за Сун Ят-сена, использовать его в своих целях, а придя к власти, убрать…

Первоочередной военно-политической задачей Чжан Цзо-лин считал захват Шанхая, расположенного в устье великой реки, центра морской и речной торговли. Укрепившись там, он распространит свое влияние на север, в тыл недавнего победителя. В Наньдао и Чапее твердой рукой правит его вассал, Хо Фенг-лин. Летом ему удалось предотвратить попытку чжилийского адмирала захватить Чапей: матросы не захотели под пулями восстанавливать разобранный железнодорожный путь и вернулись в Нанкин. Но опасность не миновала: чжилийцы подтягивают в Нанкин свежие войска.

«Жибендза», ненавистные хозяева Чжана, после вашингтонского сговора притихли и собираются уходить с русской территории. Теперь в его тылу, на маньчжурской границе, будут русские, Красная Армия. Эти сильны и многочисленны, изгнали японских генералов из Забайкалья. Пекинское «центральное» правительство не стремится к соглашению с Россией. Ему-то что! Между Внутренним Китаем и Красной Армией Маньчжурия! А у Чжана другие, интересы: ещё в прошлом году он послал в Москву полковника Чжан Сы-лина. Тот сумел найти общий язык с русскими. Теперь он уехал с секретной миссией к Сун Ят-сену. Если ему удастся и там достичь успеха, он станет генералом.

Слегка шевельнулось черное сукно портьер, вошел посланец из Шанхая. Готовый ко всему адъютант притаился в простенке. Старый Чжан поднял глаза на вошедшего. Одет так же, как и он сам, в черный опрятный халат, на голове круглая шапочка с шариком на макушке. Полное, ничем не примечательное лицо, бесстрастный взгляд, золотые зубы. После поклона он выпрямился и взглянул на «великого хунхуза» без тени страха или подобострастия.

«Военный, — подумал Чжан, — но прежде всего пароль. Если ошибется, немедленно схватить и дознаться, кто он».

— Хорошо ли вы доехали? Что привело вас из Шанхая в старый Найчен? — спросил «маньчжурский тигр», сверля глазами вошедшего.

— Шанхай нэй юэ, цай Нейчен тайян, Бейцзин нэй хэйань,[58] — без запинки нараспев продекламировал посланец. «Великий хунхуз» и притаившийся за портьерой адъютант были удовлетворены: вся хитрость этого китайского пароля заключалась в расстановке предлоговых синонимов «нэй» и «цай». Предлог «цай» должен быть употреблен только перед названием того пункта, где спрашивали пароль.

Итак, посланец настоящий, с ним можно разговаривать. Старый Чжан удовлетворенно кивнул и предложил ему сесть.

— Как поживает достопочтенный генерал Хо? Вы один из его офицеров?

— Полковник, мудрый повелитель. Генерал здоров, бодр и готов повиноваться.

— Видели вы в Шанхае доктора Суна? Чем он там занимается?

— Не видел, мудрый повелитель. С ним встречается только доктор Чэн, помощник Хзу Юаня. Тайно от своего шефа. Мы думаем, что доктор Сун собирает тайные силы для борьбы за новый Китай.

— А старый Хзу Юань продался чжилийцам?

— Так, мудрый повелитель. Он следует всем указаниям Ли Юань-хуна.

— Но в его распоряжении в Шанхае нет вооруженной силы?

— Только полиция, да и то не вся, мудрый повелитель. Генерал Хо его игнорирует.

Больше часа старый Чжан слушал информацию и давал устные наставления шанхайскому полковнику. Интересовался всем: иностранными военными кораблями, смешанным судом, действовавшим в сеттльменте, белоэмигрантской колонией, волонтерским корпусом, интригами японцев. Обещал подбросить Хо Фенг-лину батальон своих маузеристов. Давая это обещание, он думал: «В батальоне будут мои люди. Если Хо ослушается или изменит, они помогут ему скоропостижно умереть». Шанхайский полковник понял замысел «великого хунхуза» и понимающе кивнул. Этот кивок в свою очередь понял старый Чжан и подумал: «Не очень-то преданы генералу Хо его ближайшие помощники».

Разговор зашел о стоящей в Шанхае русской канонерке. Чжан Цзо-лина рассмешил инцидент с русским кочегаром, обезоружившим и согнавшим с поста китайского пехотинца.

— У нас в Маньчжурии за такую караульную службу без колебаний рубят головы.

— А если бы солдат заколол иностранного моряка, нам тоже бы пришлось его казнить. На этом настоял бы консульский корпус.

В этом возражении «маньчжурский тигр» усмотрел недопустимый либерализм и свирепо оскалил зубы:

— Что значит голова солдата, когда на карту поставлена военная дисциплина! Два трупа! Зато все бы знали, что у генерала Хо отважная пехота!

Услышав о решительных действиях командира русской канонерки и задержании им в порту двух пароходов, Чжан Цзо-лин захохотал, снова показав свои желтые от табака лошадиные зубы:

— Вот это командир! Он красный?

— Не совсем, мудрый повелитель. Он признает только Читу.

— Читу? Значит, красный! Молодец! Передайте генералу Хо, чтобы его не трогали. Русские пароходы нельзя отпускать во Владивосток. В Яньтае[59] Чианг Лин поступил правильно, не отдав русский пароход. Часы белых русских сочтены, красные уже у порога Владивостока.

— Будет ли война с У Пей-фу, мудрый повелитель? Это очень интересует генерала Хо.

— Ю цянь, ю чжаньда![60] — И с этими словами «великий хунхуз» отпустил шанхайского полковника.

Оставшись один, он долго не шёл в свою опочивальню, где, томясь в ожидании своего властелина, лениво препирались принаряженные наложницы. Окутанный клубами дыма душистого английского табака, Чжан Цзо-лин думал о коалиции против своего пекинского врага, о том, что к зиме на берег океана снова выйдет могучая Россия, не царская, а новая, Советская. Какая она, он не мог себе представить, но солдаты, наверно, такие же. Так же бесстрашны, смекалисты, выносливы и многочисленны.

Когда канонерская лодка «Магнит» вошла в бухту Золотой Рог, уже было начало осени. Хотя дни были ещё теплые, на темно-зеленой листве скверов и сада «Италия» уже появились желтые пятна, море приняло сочный синий цвет, а воздух стал кристально прозрачным. По ночам становилось прохладно, мерцали фонари вокзала и освещенных электричеством улиц, оживший северный ветер кружил на перекрестках бумажный мусор. На тротуарах — пьяные песни, непристойная ругань, задорный женский смех, а иногда и хлопки револьверных выстрелов. В лепившихся по склонам сопок домиках ожидание грозных событий.

— Изменился наш Владивосток, — заметил командиру, вернувшись утром с берега, штурман Волчанецкий, — стало очень людно, разгульно и тревожно.

Дрейер посмотрел на него мрачным изучающим взглядом. Под глазами мешки, ботинки не чищены, несвежий воротничок. Ясно, что провел бессонную ночь. Дорвался до берега наконец!

— Владивосток, говорите? Да, сегодня наш, а вернемся с Камчатки, наверно, будет уже не наш. Если вообще сюда вернемся. А сейчас, чтобы лучше понять происходящее, пойдемте ко мне. Почитаем приказы.

Приказов за отсутствие «Магнита» накопилась толстая пачка. На каждом листке аккуратная надпись рукой старшего делопроизводителя штаба: «Для к/л «Магнит».

— Ведь вот, смотрите, — с сердцем сказал Дрейер, удобно устроившись в кресле, — всё рушится, стремглав летим в преисподнюю, а этот удивительный надворный советник из писарей живет своими бумажками! Аккуратно их нумерует, заверяет, печатает в типографии и зачем-то нам рассылает. Кто распоряжается флотилией, ему безразлично: адмирал или какой-нибудь дурацкий комитет, ему всё равно. Он служит не им, а своим бумажкам!

— Ах, Адольф Карлович, — сказал Волчанецкий, — какие же это бумажки! Ведь это драма истории! Гибель последнего, что осталось от некогда славной Российской империи! Например, вот этот приказ.

Дрейер взял листок.

«Приказ по земской рати № 1. Ввиду начавшейся эвакуации японских войск из Приморья приказываю: с 20 сего августа военнослужащих в отпуск не увольнять. Всех находящихся в отпусках вернуть в свои части. Призвать под знамена земской рати всех мужчин в возрасте от 17 до 60 лет. Воевода Дидерихс, председатель совета министров Меркулов».

Прочитав, печально улыбнулся:

— Мобилизация всех способных носить оружие, так это раньше называли. Пустая затея — никто не пойдет «под знамена земской рати». Ночью, вы сами видели, устраивают облавы. Утром толпами ведут «рекрутов» в казармы. Они разбегаются. И опять облавы… Какая-то глупая игра! Или вот наш адмирал пишет: «С 23 сего августа объявляю полную блокаду побережья от мыса Басаргина до бухты Успенья. Запрещаю плавание всех судов, в том числе и парусных джонок. Нарушителей уничтожать артиллерийским огнем». Попытка с негодными средствами! Объявить блокаду мало! Надо её поддерживать. А для этого у нас судов нет.