Морской волк - Владислав Олегович Савин

Видяев скромно держался в стороне, товарищ старший майор также предпочитал больше слушать. Я видел, как на лице Котельникова периодически мелькают едва заметные недоумение, досада и даже недоверие. А затем он меня ошарашил:

– Товарищ капитан первого ранга, я не понимаю, зачем вы пытаетесь водить меня за нос. Ну вот ни за что не поверю, что вы эмигранты! В то, что такую лодку у нас могли построить тайно – верю с трудом, у вас же все новое, как в романах Беляева, оборудование такое просто обязано проходить обкатку на наших кораблях. А значит, что бы там ни изобрели, должен быть и опрос нас, флотских, на предмет пожеланий в использовании, дополнений и улучшений. А экипаж откуда набрали – ведь чтобы управляться с таким кораблем, выучка и тренировка нужна, дай бог! Даже если и нашли где-то опытных моряков, не может быть боеспособного корабля без слаживания команды в учебном выходе на полигон! То есть ну никак не могло вас тут быть без того, чтобы флотские не знали! У нас же не Балтфлот, а фактически флотилия – все знают всех, как в деревне! И что это вот могло тайно выходить из Молотовска через все Белое море, в океан, и чтобы никто не видел? А уж в команду такого корабля обязательно отобрали бы лучших в нашем подплаве. Секретность? Так помню, как наших вот так же в Испанию отправляли, знакомое дело. Я ж на флоте, что у нас, что на Балтике – считай, всех командиров знаю: и чтоб у вас из знакомых никого? Поневоле верить начинаешь тому, что в команде говорят: будто вы с Марса прилетели или из будущего провалились, как у Уэллса. Может, так оно и есть?

Как старший майор при этом взглянул на Видяева – это камни можно было сверлить! Федор Алексеевич лишь руками развел – вы что, я ничего!

– А если и так? – вдруг говорю я, и уже Кириллову: – Александр Михайлович! Седьмого февраля сорок третьего – понятно? Грех такого человека для нашего флота не сохранить.

Кириллов подумал и кивнул. Но дальше решительно взял инициативу в свои руки…

Да, авторы романов про попаданцев – вот никогда не считайте предков дурее себя! Кто там говорил про футуршок? Историей техники поинтересуйтесь!

Ведь если вдуматься, 1940 год от 1920 отличался больше, чем, к примеру, 2010 от 1990-го! Авиация от «альбатросов», по сути этажерок, до «мессершмиттов» и «яков» – в сравнении с F-15, F-16, Миг-29, Су-27, стоящих в строю с конца восьмидесятых? Танки, от неуклюжих ромбовидных коробок до Т-34 – и поставьте рядом Т-72 и Т-90? Даже автомобили ЗиС-101 и «Эмка» отличаются от «антилоп гну» начала века все ж больше, чем «Лексус» от «копейки». Армейские радиостанции Первой мировой, едва вмещающиеся в пароконную повозку – и знаменитый «Северок» два кило веса, почти транзистор по нашей мерке, образца как раз сорок второго.

Можно сколько угодно говорить про «отсталость» и «неэффективность» социализма. Но вот интересно – с чего это, как исчез СССР, так сразу во всем мире затормозился научно-технический прогресс; кроме электроники, все сводилось к мелким улучшениям. Что принципиально нового появилось в мире после 1990-го – сотовые телефоны и энергосберегающие лампочки?

А ведь мечтали когда-то – «…еще бродили экспедиции в болотах Венеры, пробивались ракеты сквозь бушующую атмосферу Юпитера, и не была составлена карта Сатурна – а к звездам уже шли корабли, чтобы поднять алый флаг единого коммунистического человечества на неведомых планетах. Начало двадцать первого – легендарное и восхитительное время». Мечты шестидесятых!

И журналы «Техника – молодежи», собираемые еще моим отцом с пятидесятых. Оптимизм, радость жизни, вера в лучшее завтра, в торжество науки – как все это все уменьшалось, сходило на нет уже к восьмидесятым. Но тогда, в начале, верили безудержно в торжество науки вообще и советской в частности. «Нам нет преград на море и на суше, нам не страшны ни льды ни облака» – это ведь было в умах, в это верили, этого ожидали! И написанные в тридцатые годы романы Беляева, умершего от голода в оккупированном фашистами Пушкине, в январе сорок второго. Был у него, кстати, и какой-то про «телеуправляемую» войну, как сто человек, нажимая на кнопки, управляют тысячами самолетов и танков – такие теории про «кнопочные» фабрики, города, армии были тогда чертовски популярны. Так что Котельников не сильно удивился, увидев наш центральный пост: именно так это было описано в том романе.

Ну, построило НКВД самую крупную подлодку в мире, лодку-гигант. Эскизные объекты подводных дредноутов в двадцать тысяч тонн составлялись еще в конце Первой мировой. А в Молотовске, когда закладывали перед войной линкоры проекта 23, один из них (кажется, «Советскую Белоруссию») перезаложили якобы из-за брака. А если на самом деле вместо линкора достроили подлодку размером почти с линкор?

Так что «Волк» вплыл в реальность предков, как айсберг в Гренландском море: с плеском и шумом, но не вызвав особого удивления. Ну подлодка, большая, внешне необычная – и что? По ведомству госбезопасности – так есть дивизии НКВД, почему не быть лодке?

Слухи, конечно, ходили. И «щукари», успевшие пообщаться с экипажем «Воронежа», а также видевшие подъем его флага, чесали языками – разумеется, под большим секретом и только лучшим корешам. Беды в этом большой не было: представляю шпионское донесение, «пьяный матрос в пивной хвастал, что к нам на помощь прибыли потомки из будущего» – ответом с большой вероятностью будет втык агенту с требованием пересылать проверенную и достоверную информацию, а не пьяный бред. Ну а байки – они и есть байки во все времена. Помните, у Твардовского:

Врывшись в землю с головой,

Самокруткой грел ты душу,

Когда жахнула впервой –

И пошла играть «Катюша».

Кто-то слух пустил про Марс –

Мол, сговорено заранее.

И по немцам, мстя за нас –

Долбанули марсиане.

Иль открылся фронт второй.

А войска, секрета ради –

Под землей прошли дырой.

Да не спереди, а сзади.

Но кое-чего мы категорически предусмотреть не могли, ни я, человек в этом времени новый, ни Кириллов, пусть и опытный, но сухопутный. «Молодые» флоты, Северный и Тихоокеанский, сформированные всего-то в начале тридцатых, и десяти лет не будет, брали и кадры, и корабли с Балтфлота, который и сам в то время был стиснут до размеров Ленинграда и Кронштадта. А командир подводной лодки – профессия весьма специфическая, и все они в те годы обязательно знали друг друга, или хотя бы слышали