Это настигнет каждого - Ханс Хенни Янн

Их хорошее настроение ничуть не ухудшилось. Зябко им не было, в своем новом обличье чувствовали они себя совсем неплохо, а друг на друга поглядывали лишь изредка, с легкой улыбкой.

- Вот, значит, какие мы, - сказал Гари, - Это и есть неизменное: то, что меняется очень и очень медленно.

Они продолжали шагать, как раньше, и долгое время на пути их ничего не происходило. Оглядываясь иногда назад, они видели, что вслед за ними трусят две лошади. Животные двигались быстро, и вскоре друзья рассмотрели, что это низкорослые и коренастые представители арденнской породы[95]. Приблизившись, лошади остановились. Гари и Матиас тоже остановились, желая рассмотреть необыкновенно красивых животных. Не предназначенных, правда, для верховой езды. Друзья принялись их гладить и сразу заметили, что обе лошади - доверчивые и ласковые, не склонные ни к какому коварству. Одна была вороной: жеребец с короткой могучей шеей и дикой гривой. Другая - черно-пегой масти, кобыла, с гривой светлой, как гребень волны.

- Я думаю, они от нас чего-то ждут, - сказал Матиас.-Но мы не понимаем их языка.

- Я думаю, им с нами по пути, - сказал Гари. - И, может, они остановились, чтобы предложить нам себя в качестве верховых лошадей.

- Как же мы узнаем, так ли это? - спросил Матиас.

- Опытным путем, - сказал Гари. - Видишь, они будто прислушиваются к нашим словам, и если бы наше намерение было им неприятно, они бы, наверное, ускакали прочь - ведь на них нет ни уздечек, ни седел.

- Ну что ж, - сказал Матиас, - тогда ты бери себе жеребца, а я возьму кобылу.

Животные стояли смирно, будто вросли в землю. Гари без труда вскочил на вороного; Матиас, так же легко, - на черно-пегую.

Едва они устроились на непривычно широких мохнатых спинах, как лошади снова двинулись вперед, только теперь они не трусили, а неторопливо шагали.

- Где же мы раздобудем корм для наших лошадей? - спросил Гари.

- Это не наши лошади, Гари, они лишь на время присоединились к нам. Они свободны. Им просто с нами по пути. Может - даже наверняка - мы еще до вечера найдем себе какое-нибудь пристанище. Там мы переночуем и выспимся, а животные попадут в стойло, где будет все, что им нужно.

- Я пока что не приметил в этих краях ни одного дома, - сказал Гари.

- Здесь нет домов, - откликнулся Матиас, - но пристанища на нашем пути обязательно будут. Будут и для нас изменения, и какая-то пища, и бодрствование и сон, и лошади, усталые или отдохнувшие... Только все это еще впереди; впереди нас ждет очень много такого, о чем пока мы не можем, да и не обязаны думать.

Дневник Матье Бренде [Вставки]

Х<анс> Х<енни> Я<нн>

Агнета[96] и Гари ушли вместе. Полчаса назад. Я остался один, в полном замешательстве. Пытаюсь упорядочить то, что произошло, - доступными мне средствами. Но, с какой бы стороны ни подступал я к толкованию случившегося, чувство, что я уничтожен, повержен, не проходит.

Гари был сегодня в прекрасном расположении духа. Его лицо, руки, ноги - исполнены радости, радостноподвижны; он, можно сказать, фонтанировал идеями и словами. Был невероятно хорош собой, потому что улыбка не сходила с его губ, и, похоже, это соответствовало его намерениям: он хотел нравиться, нравиться прежде всего Агнете - хотел произвести на нее впечатление, перетянуть на свою сторону. Такое я замечал не впервые. Но на сей раз Гари позволил себе унизить меня... И она, моя сестра, его поддержала. Я не думаю, что он с самого начала собирался выставить меня в неприглядном свете, как это получилось потом; но, с другой стороны, он и не попытался вовремя изменить направление нашего разговора, не пощадил меня и не принял во внимание неискушенность моей натуры.

Он пришел с опозданием, никак это не объяснив. Агнета, во всяком случае, явилась раньше и сказала, что напрасно ждала его на вокзале. Они, значит, заранее договорились о встрече. Агнета даже забеспокоилась, что его еще нет, хотела опять бежать на вокзал, чтобы уж точно не разминуться. Так примерно она выразилась... Будто могли быть какие-то сомнения в том, что в конце концов Гари окажется у меня. Агнета - на свой манер - ему предана. На свой манер... Я склонен думать, что моя любовь относится к иной сфере, ибо родственна смерти... То есть что это чувство есть часть меня - как моя печень, почки... Или, в менее возвышенном смысле, - кишки... из-за которых я умру, если мне их вырежут. Пусть даже моя любовь есть нечто малое, вечное лишь наполовину, - существовать без этой тени во мне я не могу. Я уже пробовал приставить к своему телу нож и самолично ее вырезать, однако душа моя начала столь сильно кровоточить, что я, на грани потери сознания, отказался от такой мысли. Я, если разрубить меня на две половины, жить дальше не смогу. Когда я записываю такое словами, напрашивается вопрос: а не цепляюсь ли я за это учение о моей субстанции и не хочу ли любой ценой его защитить... по причине отсутствия во мне элементарной жизненной силы, из-за моей душевной убогости? В действительности же я чувствую себя убогим именно потому, что все яснее осознаю это мое проклятие: мою несвободу. Есть люди. И есть один человек: Гари, в моем представлении ничуть на них не похожий. Мое желание обрести счастье, возможное для меня только в одном варианте, растет постоянно; но растет и предчувствие того, что мне не миновать беды. Я сегодня плакал. От ревности.

Я раньше упомянул, что Ульфер Будде подвез Гари на своем белом автомобиле почти до самого садового домика. Это имя я сегодня услышал не в первый раз. Оно и раньше периодически выныривало в рассказах Гари, в его воспоминаниях, - как символ редкого феномена неправедного счастья. Ульфер Будде - единственный сын рано умершего мелкого чиновника. Мать его больше не вышла замуж. Она, ограничивая себя во всем, накопила денег, чтобы платить за обучение сына в гимназии. Добросовестно о нем заботилась. Может, поощряла в нем склонность красиво одеваться. Позже Ульфер Будде изменился. Пубертатный возраст его изменил... Или - усилил в нем стремление выделяться среди других, то есть набивать себе цену (такое выражение вполне соответствует его характеру в те годы, от пятнадцати до семнадцати). Вероятно, он любил главным образом себя самого. Он рассматривал себя в зеркале, нравился себе и изобретал всякие способы, как облегчить свою жизнь. <...>

Дневник Матье Бренде [Вставки] Дополнение I

Первый совместный ужин у Сына

Он, Гари, сестра - (сближение между ними)

Гари говорит, что в любви необходим определенного рода опыт, который приобретается не сразу: нужно, к примеру, знать, какими поцелуями, словами, прикосновениями ты можешь пробудить женственность в шестнадцатилетней девушке. Но этот опыт, сам по себе, еще не любовь. Он утверждает, что любит Сына (а также его сестру). Тут обнаруживается, что М. живет на голодном пайке (на одном черном хлебе с маргарином). Почти всю одежду он оставил дома, поэтому вынужден был потратить последние деньги на какие-то самые необходимые вещи. Упреки со стороны сестры + Гари. Гари обвиняет его в мещанской ограниченности. Отцу, дескать, надо было просто солгать, чтобы потом с тем большей легкостью его использовать.

Сестра:

- Нет, Гари, наш отец вовсе не скуп. Просто он не верит в искренность твоего отношения к Матье. Он ведь и сам... Когда дедушка умер (между прочим, довольно рано), отец, конечно, получил пару миллионов наследства; но фактически эти миллионы состояли из насквозь прогнивших пароходов и запасов тухлой рыбы на складах. Даже не потребовалось особого невезения, чтобы все это в одночасье начало смердеть. Тогда-то отец и познакомился с неким

владельцем пароходной компании, господином . Тот вел холостяцкую жизнь, никогда не состоял в браке. А отец был молод и хорошо сложен. Они часто вместе обедали, вместе выпивали, ездили на морские курорты и даже за границу. И вот в один прекрасный день два пароходства объединились. После чего, словно по волшебству, гнилые посудины нашего деда внезапно обрели ничуть не меньшую ценность, чем красивые новые пароходы «Голубой звезды». Что было дальше, толком никто не знает. А я пересказываю то, что слышала от отца. Старший из двух компаньонов вскоре заболел легочной болезнью, а младший обнаружил в его сексуальных наклонностях какой-то особый выверт, но это уже другая история. (Что ж за наклонности тот имел?)

Все жены отца, включая нашу мать, отличались расточительностью, маниакальной приверженностью к порядку, непомерным увлечением парфюмерией... И мощной тыловой частью. То есть: зад каждой новой жены был еще весомее, чем у предыдущей... И соответственно возрастало количество украшавших ее бриллиантов.

Гари:

Понятно: про меня отец Матье думает, что я ничуть не лучше, чем он...

<Неразборчивый текст>