Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие) - Б Кузнецов

мия" переходов к новым представлениям, смысл этих определений. От кинетического "безумия" движущейся Земли к физико-геометрическому "безумию" неевклидовой Вселенной и от нее к логическим парадоксам современной квантово-релятивистской теории поля. Каким бы привычным и "очевидным" ни становилось впоследствии каждое новое звено научного прогресса, оно накладывает на пауку не исчезающий далее отпечаток большей смелости и. свободы. Когда наука ушла от антропоморфной очевидности птолемеевой системы, она вместе с тем научилась отказываться и от других "очевидных" абсолютов и назад она уже не могла возвратиться. Когда наука при списании Вселенной начала оперировать различными геометриями, она не могла вернуться к абсолютизированию одной из них в качестве априорной. После того как в квантовой теории поля стали пользоваться в зависимости от физических условий различными системами логических суждений, наука уже не вернется к абсолютной логике. В борьбе за истину наука приобретает не только новые трофеи, но и новые виды оружия.

В этом отношении работы Эйнштейна были импульсом радикального перевооружения науки. После Эйнштейна люди не только стали больше знать о Вселенной - изменился стиль научного познания. Идеи Эйнштейна были великим синтезом экспериментальных и математических парадоксов, отказом в рамках одной теории от эмпирической очевидности (продолжение традиции Копер-пика) и от привычных, казавшихся априорными, математических (в теории относительности) и логических (в квантовой теории) норм. Такое воздействие на стиль научной мысли оказывается необратимым, отпечаток его сохраняется навсегда. Идеи Эйнштейна бессмертны и потому, что они служат звеньями необратимого приближения науки к истине, и сотому, что они ведут к необратимому преобразованию методов научного мышления.

Бессмертие научной теории вытекает не только из ответов, которые она дает, из новых проблем, которые она ставит перед наукой, и из воздействия на стиль научного познания. Наука развивается в живом переплетении внутренних движущих сил с собственно историческими воздействиями практики и общественной мысли, на которые наука, в свою очередь, оказывает существенное влияние. Научная теория обретает историческое значение, воздействуя на исторические условия, на жизнь, труд и самосознание людей.

316

Чтобы утвердиться на месте старых традиционных воззрений, новым физическим теориям, появлявшимся в прошлом, приходилось направлять свое острие против конкретных физических представлений: против абсолютного характера верха и низа, против неподвижности Земли, против возможности вечного двигателя и т.д. Чтобы опрокинуть классические понятия абсолютного пространства и времени, теории относительности пришлось, помимо конкретных физических понятий (понятие неподвижного эфира и т.д.), направить свое острие против догматического духа в науке, против догматизма в целом. Принцип постоянства скорости света, новое учение о массе и энергии, принцип эквивалентности, представление о кривизне пространства-времени - этот путь не мог быть пройден стихийно, как ряд последовательных антидогматических по существу научных обобщений. Этот путь был настолько революционным, он включал столь парадоксальные разрушения "очевидности", что его прохождение было невозможно без сознательного и последовательного ниспровержения догматизма в целом. Поэтому антидогматические выступления Эйнштейна неразрывно переплетены с позитивным содержанием теории относительности. Такое переплетение не видно при систематическом изложении теории относительности, но оно становится явным при ее историческом изложении и еще более явным при изложении биографии Эйнштейна. Антидогматизм Эйнштейна направлен и против феноменологической "очевидности" понятий. Такая позиция, разумеется, не может устареть - в ней и находит свое выражение непрерывное обновление науки. Догматы науки преходящи, ее антидогматизм вечен. Теория относительности естественно входит в идейный арсенал тех общественных сил, которые заинтересованы в ликвидации не только очередного барьера, но и всех барьеров на пути безостановочного и бесконечного роста знаний и власти человека над природой.

Теперь следует в несколько более общей и точной форме определить две дополнительные компоненты научной теории, единство которых придает этой теории бессмертие. Это, как мы видели: 1) однозначные, установившиеся, достоверно справедливые при определенных параметрах позитивные констатации и 2) переходы к новым кон

317

статациям. Первая компонента обладает бессмертием, поскольку в ограниченных своими областями применения теориях реализуется и модифицируется интегральная, присущая науке по самому ее существу сквозная идея. Вторая компонента - mors immortalis, неизбежная и всегда свойственная науке смена господствующих концепций. В неклассической науке соединение этих компонент становится полным и явным. Теория относительности включает в свое позитивное содержание ограничение классической физики областью малых скоростей, не сопоставимых со скоростью света и малых энергий тел, не сопоставимых с их полной внутренней энергией - с массой, умноженной на квадрат скорости света. Здесь звено mors immortalis, отнесенное к прошлому, к классической теории, является звуком позитивной концепции, теории относительности как однозначной, установившейся теории. Но теория относительности включает звено mors immortalis, отнесенное к себе самой. Когда Эйнштейн писал, что теория относительности не выводит поведение линеек и часов из их атомистической структуры и считал это недостатком теории, речь шла об очень общей и фундаментальной особенности неклассической науки. Неклассическая теория не может прийти к некоторой априорной, окончательной концепции, которая обосновывает другие, но сама не нуждается в обосновании. Начало в абсолютном смысле, начало, которое само не является продолжением, чуждо неклассической науке. Поэтому неклассическая теория всегда включает констатацию: "Данная концепция объясняет все сказанное ранее, но дальше мы пойти пока не можем, хотя дорога и идет дальше..."

Такая констатация обращена и в будущее, она означает, что теория в ее данной форме сменится новой, более полной, объясняющей и ту концепцию, перед которой данная теория остановилась. Подобное признание может быть драматическим и даже трагическим. Такими были у Эйнштейна поиски единой теории поля. Но это трагедия гносеологического оптимизма, она вытекает из отрицания "ignorabimus", из отрицания априорной либо чисто эмпирической границы логического анализа, из эйнштейновского идеала картины мира без априорных данных и чисто эмпирических констант. Агностическое "ignorabimus", чисто эмпирические, не подлежащие логическому анализу констатации, априорные аксиомы познания - все это исключает трагедию разума, знающего, что дорога идет дальше, но идти по этой дороге нет сил.

318

Но именно в этой трагедии - залог бессмертия разума, залог бесконечности простирающегося перед ним пути.

Трагедия гносеологического оптимизма свойственна и квантовой механике. Здесь ее никто, вероятно, не ощущал так остро, как Эренфест, но время, когда наличие дальнейшего пути и трудность его стали особенно явными, это наше время - вторая половина столетия. Сейчас такие поиски, которые во многом близки принстонским поискам единой теории поля, не имеют столь трагической окраски. Это объясняется, вероятно, тем, что проникновение в ультрамикроскопический мир, где частицы одного типа превращаются в частицы другого типа, представляется достаточно трудным, но пути подобного проникновения и решения новых проблем стали гораздо яснее, чем в первой половине века.

Нетрудно увидеть логическую связь двух компонент познания позитивных, достоверных констатациий и "вопрошающей", ищущей и преобразующей компоненты - с двумя фундаментальными понятиями гносеологии Гегеля. Это рассудок и разум. У Гегеля рассудок - область "спокойных", стабильных констатации, а разум - область динамических, преобразующих потенций познания. Материалистическая интерпретация диалектики Гегеля лишила эти категории их априорного характера, они превратились из модификаций абсолютного духа в отображение реального, материального мира, они обобщают развитие науки, ищущей и находящей в самой природе объективную основу ее явлений. Неклассическая наука реализует эту связь весьма явным образом. Рассудок - это устойчивые результаты науки, разум - основа их преобразования. Анализ внутренней структуры теории относительности и квантовой механики показывает связь этих компонент познания. Подобная связь делает констатации рассудка звеньями бесконечного и в этом смысле бессмертного перехода ко все новым и новым констатациям. Она делает динамические, преобразующие потенции разума звеньями последовательного постижения объективного мира, постижения, опирающегося на эксперимент, достоверного постижения объективной истины. Бесконечность и бессмертие разума - отображение бесконечности и бессмертия бытия.