Первая стена - Торп Гэв

И ещё был Наша.

Незаконный характер их отношений только усиливал возбуждение. Незаконный, поскольку офицеры безопасности предостерегали от слишком частых контактов с другими размещёнными на тайной базе полками. Однако месяц был слишком долгим сроком, чтобы совсем избежать контактов, и потребности простой вежливости и материально-технического обеспечения требовали, чтобы Аддабский свободный корпус познакомился со своими новыми соседями. Местные командиры согласились присоединить Свободный корпус в качестве пехотной поддержки к резервным силам, ожидая подтверждения от высшего командования, которое, похоже, затерялось где–то в отчётах.

Зеноби почти перестала думать о битве, которая шла всего в сотне километров отсюда. Шум обстрелов и пролёты самолётов оставались постоянным напоминанием, но также, как отражательные щиты держали резервную базу незамеченной, так и её обитатели оставались изолированными от продолжавшегося кровопролития.

— А что, если нас никогда не призовут в битву? — спросила она Нашу во время одной из их жарких полуночных встреч. По-прежнему было холодно, их горячее дыхание туманило воздух, потные тела были облачены в комбинезоны и шинели, которые несколько минут назад служили постелью.

Они лежали в темноте под пустым транспортом снабжения, недалеко от стоянки «Дыхания гнева». Всё было затемнено, чтобы помочь сохранить прикрытие отражающего щита — она узнала, что чем меньше энергии он должен был поглощать, тем выше его эффективность. То, что помогало оставаться незамеченными в больших масштабах, одинаково хорошо помогало и в меньшем масштабе, предоставляя достаточное прикрытие для тайного свидания.

— Разве это плохо? — ответил он, лёжа и закинув руку за голову, его грудь служила ей подушкой.

— Ты не хочешь участвовать в бою?

— Я не хочу умирать, если ты об этом.

— Нет, я имею в виду, не хочешь сражаться за то, во что веришь, или позволишь другим делать это за тебя?

— Звучит как обвинение.

— Это не так. — Она погладила его по лицу. — Я только… Решается наше будущее, а мы просто сидим здесь, вообще не участвуя. Я присоединилась к… Я не хочу быть на проигравшей стороне только потому, что кто–то забыл, что мы здесь.

— Есть план. Дорн лично приказал создать это тайное место сбора. Он развернёт нас, когда мы понадобимся. Если мы понадобимся.

— Когда это будет? — Она уже не в первый раз задавала этот вопрос и знала, что с каждым разом её голос звучит всё раздражённее. — Я не спешу уходить. Оставлять тебя. Но я хочу внести свой вклад.

— Думаешь, ты можешь что–то изменить?

— Почему люди всегда спрашивают об этом?

— В Свободном корпусе осталось менее шести тысяч. Здесь должно быть столько же танков, транспортов и бронированных шагателей, сколько у вас людей. А мы — ничтожнейшая часть мощи Имперской армии в Гималазии.

— Я работаю на конвейере. Всё находится на своём месте. Всё сбалансировано, рассчитано по времени и имеет свой ритм. Небольшое нарушение, малейшее изменение может привести к катастрофе. Дело не только в том, сколько нас осталось в живых, но и в том, где мы находимся, когда сражаемся. Мы всё равно умрём, пытаясь. И, на мой взгляд, уж лучше пусть будет так.

— Ты думаешь, что умрёшь?

Она пошевелилась, когда он приподнялся.

— В этом можно не сомневаться. Как ты и сказал, нас не так уж много. Достаточно, чтобы начать битву, но только если каждый из нас готов отдать свою жизнь. — Она вздохнула и повернулась, чтобы сесть рядом с ним, положив руку ему на бедро. — Никогда не думала, что у меня будет столько времени.

— Разве… Разве у тебя нет чего–то, ради чего ты хотела бы жить? Возможно, кого–то?

Она усмехнулась и слегка ударила его по руке.

— Если бы всё складывалось по-другому, то, конечно, я хотела бы жить. Но я не променяю будущее Аддабы на такое счастье. Даже ради тебя, красавчик.

Он некоторое время смотрел на неё, возможно, запоминая лицо, возможно, просто пытаясь придумать, что сказать. Она позволила тишине затянуться, наслаждаясь молчанием, которое, как она знала, не продлится долго.

Через пару часов она рассталась с Нашей, поцеловав его на прощание, и направилась обратно в лагерь Свободного корпуса. Хотя было почти так же темно, как в подземной канализации, она безошибочно пробиралась по лабиринту танков, палаток и дорог. Она пересекла насыпь, отделявшую роты Аддабы от нескольких взводов Североальбийской Стальной стражи, и повернула налево, чтобы избежать контрольно-пропускного пункта на перекрёстке в сотне метров впереди.

Она замерла, когда из темноты раздался голос:

— Хорошо прогулялась?

Зеноби ничего не ответила, взвешивая варианты. Она могла убежать и надеяться, что её не узнали. Она не видела другого человека, и, вероятно, только шаги выдали её присутствие.

— Ты встречалась с Нашей, Зеноби?

Она выругалась, узнав голос Кеттая. Зеноби повернулась на звук, и едва не зарычала.

— Нарушение комендантского часа — это серьёзно. Общение с посторонними — ещё серьёзнее.

— Какое тебе дело? Ты сам нарушил немало правил в своё время. Сдашь меня офицерам безопасности, и, возможно, я открою им несколько твоих секретов.

Его смех был низким и почти угрожающим.

— Что такого смешного, Кеттай?

— Ты правда не знаешь? — Он рассмеялся ещё громче. Она услышала шаги. Справа от неё зажегся фонарь с закрытыми ставнями, осветив его плоское лицо, но и только. В жёлтом сиянии падали хлопья снега и пепла. — Ты, похоже, единственная во всём взводе, кто ещё не догадалась.

— Не догадалась о чём?

— Я работаю на офицеров безопасности! — усмехнулся он. — Есть такое выражение — спрятан у всех на виду. Шпион. Ну, или ещё более старое определение — агент-провокатор. Испытывай изнутри, предлагай искушение, прежде чем оно станет жизненно важным.

— Получается, всё, что ты говорил, было притворством? Пытался заставить меня выдать себя?

— Вообще–то не тебя одну, ага. Всех. Ты замечательный солдат, ничто не сбило тебя с истинного пути.

— Пока не сбило, ты хочешь сказать?

Он подошёл ближе, остановившись всего в нескольких шагах.

— Наша довольно красив. Очевидно, ему со мной не по пути, так что я никогда не узнаю ничего больше, но я понимаю, почему ты хочешь немного повеселиться, прежде чем начнётся убийство и смерть.

— Ты собираешься сообщить обо мне? Для… общения. Я ему ничего не сказала.

— Ты не знаешь, что ему сказать.

— Это хороший аргумент. Но, пожалуйста, это не причинило никакого вреда, не так ли?

— Некоторые могут сказать, что непослушание само по себе является вредом.

Зеноби промолчала. Как и в первый раз, когда она увидела Джаваахир, она знала, что любой дальнейший разговор только откроет путь для новых возможных взаимных обвинений. Кеттай уже принял решение: любое сопротивление только ухудшит ситуацию.

— Ты выглядишь спокойной, — сказал он.

— Какой ещё я должна быть? Тебе решать, что будет дальше. Что мне делать? Убить тебя, как пытался Теведрос? Убежать, чтобы… — Она неопределённо махнула рукой за спину. — Куда? Зачем?

Кеттай улыбнулся и покачал головой, словно не верил своим глазам.

— Эгву не ошиблась в тебе. У тебя титановый хребет в твоём маленьком теле и сердце, которое горит как плавильный горн. Ты знаешь, что тебе могут перерезать горло, и ты просто смотришь правде в глаза, не волнуясь ни о чём?

— Я волнуюсь, — призналась она. — Я волнуюсь, что умру, прежде чем получу шанс изменить что–то для Аддабы. Но самой смерти я не боюсь.

— Что ж, тебе недолго осталось волноваться. — Он сделал шаг назад и полуобернулся, подняв фонарь, чтобы осветить путь между двумя уборными. Она помедлила.

— Иди уже, ага. Я верю, что ты будешь бороться за правое дело больше, чем я верю себе.

— Но мне придётся перестать видеться с Нашей?

Он пожал плечами.

— Зачем? Почему? У тебя всё хорошо, зачем это портить? Просто помни, что через час, день или неделю мы можем получить приказ, и с этого момента на первом месте будет Аддаба, и ничего больше. [i]Ничего[/i].