Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Глава 9

Было раннее утро, по безоблачному небу не спеша поднималось северное солнце. Слабый ветерок лениво шевелился в листве и отказывался надувать холщовый парус, отчего ватажники на большом острогрудом карбасе вынуждены были приналечь на вёсла, хотя тот и без того ходко бежал себе по течению. Но хозяину карбаса хотелось быстрее оказаться дома, так что пришлось мужичкам изрядно попотеть, прежде чем судёнышко не ткнулось бортом к деревянному вымолу.

Первым на берег, едва установили дощатые сходни, сошёл владелец карбаса, а уж следом потянулись немногочисленные пассажиры, среди которых был и бывший студент Данило. В мягких бахилах, высокой войлочной шляпе и коротком кафтане из серого сукна, подпоясанном малиновым кушаком, за которым торчал длинный поморский нож с костяной ручкой, он ничем не отличался от местных жителей. А ведь давненько он не бывал в этих местах, хотя когда-то живал тут месяцами, от покрута до покрута.

Поднявшись на возвышенность, он окинул взглядом знакомый до боли вид. Все было по-прежнему, так же, как когда-то, словно и не уезжал отсюда никуда. Темные невысокие бревенчатые стены окружали двор некогда двинских посадников, а ныне московских наместников. Говорят, когда-то на этом месте была настоящая крепость, но её то ли снесли после того, как новгородская республика пала, то ли река смыла. Вот только сам Данило в это не верил: для чего сносить хорошую крепость и строить на её месте угрёбищный острожек, который не выдюжит ни одной нормальной осады? А коли крепость смыло, так отчего дворы остались? Зато всё так же блестели на солнце золочёными крестами церкви, и отгораживались от улиц остроконечными тынами высокие дома. А у самого берега темнели обширные амбары и курились дымком баньки по-чёрному…

Хотя нет, были и изменения. Там на пустыре, на который у него имелись виды, ныне блестят свежим тёсом чьи-то хоромы, а вон там отгрохали новый вымол, возле которого уже чалились крутобокие ватажные кочи. Растёт городок, не чахнет!

Ну, здравствуйте, родимые Холмогоры! Городок, приютивший его в дни несчастья.

А ведь место под него было выбрано очень и очень удачно. Здесь протекала глубокая протока Северной Двины Курополка, позволяющая зимовать промысловым судам и защищающая их от весеннего ледохода, ведь льды из Северной Двины в протоку не заходили. Ещё одним преимуществом было удобное место для возможной обороны: с востока был водный рукав Северной Двины Курополка и Быстрокурка, а полукругом Холмогоры огибала Онгара. Вот и пробуй подступиться к Холмогорам в летнее время, если кругом Холмогор была вода.

А ещё Холмогоры были центром церковной епархии. Правда, в новгородские времена Холмогорские посады не были богатым торговым городом, да и сами заволоцкие купцы мало жили тут. Однако постепенно городок превращался в торговый и административный центр Заволочья, где производился главный сбор пошлин с судов. А после присоединения к Московскому княжеству именно отсюда отплыли тяжёлые лодии, везущие в закатные страны русское посольство и зерно на продажу. Отсюда же уходили и редкие пока ещё ватажки на Канин Нос и на далёкий Грумант, к которому вдруг проявил неподдельный интерес новый данилов работодатель. Нет, немало помыкавшийся Данило нисколько не сожалел о той встрече с Сильвестром. Ведь сколь многое из того, о чём мечталось в молодости, он уже успел воплотить в жизнь. Даже сам помолодел, вон и жена ныне мальчонку родила, очередного. Вот с ними расставаться было жаль, но он знал, что как только обживётся в этих местах, так сразу вывезет всю семью, ну за исключением старшого, который ныне прилежно учился в школе, что организовал его же работодатель.

Вдохнув прохладный, наполненный влагой воздух, Данило решительно пошагал по мощёной плахами улице. Ему предстояло ещё много работы, но для начала нужно было купить место под большой двор и склады, на что дадено было полтыщи рублей. Что греха таить, мелькнула предательская мысль сбежать с такими-то деньжищами, но справился с наваждением, унял грешные мысли. А потом ещё и пожалел князя. Представил, каково ему будет, когда узнает, что целовальник, который соль из Княжгородка в Нижний Новгород возил, ныне сбежал, прихватив с собой чуть не треть выручки. Случай хоть и редкий, но не вопиющий. Испортились нравы на Руси: сколько управляющих пока хозяева имений на войне кровь проливают, собрав доход в бега подаётся. Ловят некоторых, но не всех: затеряться на Руси с деньгами можно, но и жить придётся оглядываясь. Особливо целовальнику: князь не тот человек, что прощает обиды. К тому же и парсуна целовальника у него есть.

Что за парсуна? Так выписал князь из германских земель умельца, что лики пишет, только не святые, а простых людей. Для начала тот портрет князя намалевал, а потом по княжеской указке всех, кто большими делами ведает, на бумагу и нанёс. Да хитро так, в профиль и анфас – так сам князь обозвал рисунки эти. И Данило тоже на такой парсуне есть. Увидал – как в воду посмотрелся. А ведь когда учился в германских землях, хотел иметь свой лик на холсте написанный, даже ходил к тамошним малярам, да вот денег как-то всё не хватало.

Ну да поиск целовальника не его ума дело, а он шагал ныне к старому знакомцу, который в Холмогорах, казалось, знал всё. Дом этого знакомца был приметным, так как был одним из самых богатых в посаде. Купец жил на широкую ногу, заключал сделки с другими купцами, покупал и продавал меха, нанимал в ватаги судовщиков и грузчиков, хранил в амбарах привезенные из разных мест товары. Сам ходил и на Грумант и к норвегам. Хотел и дальше, в датскую землю податься, благо кормщики, что государев караван водили, а на обратном пути ещё и от разбойников отбились, ещё живы были, и даже в море хаживали, но как-то не сложилось. Хотя, возможно за последние-то годы, что он, Данило, вне нынешних мест провёл, уже и схаживал.

Ворота во двор, как и дверь в дом холмогорского купца Олфима Кузьмина, как и двери всех поморских домов, была не на запоре. Постучав для порядку, Данило смело вошёл во двор и привычно направился в дом. Они были давно знакомы, когда-то Данило, уже дослужившийся до ватажного вожа, спас купца от смерти, найдя стоянку Олфима на Груманте, где тот бедовал после кораблекрушения. Да и после его отъезда письмами несколько раз обменивались. Князь ведь не вчера о Студёном море задумался.

Когда он вошёл, семья Кузьмина как раз завтракала. Семейство у купца было большое – шесть сыновей и три дочери. Старшая дочь, когда он уезжал, на выданье была, и раз её ныне дома не видно, то, знать, замужем уже, а самый младший сынишка родился, надо понимать, когда Данило уже уехал. Семья дружно насыщались, только ложки мелькали в руках.

– Хлеб да соль, Олфим Тимофеевич!

Кузьмин удивлённо глянул на гостя, признал и, поднявшись из-за стола, подошёл и, по русскому обычаю, обнял и расцеловал. Хозяин дома был высок ростом, хотя весу за прошедшие годы поднабрал изрядно. А в усах и бороде уже засеребрился седой волос.

Хозяйка, тоже знавшая Данилу, поприветствовала гостя поклоном и поспешила поставить на стол ещё одну деревянную миску жидкой пшённой каши с кусками свинины.

– Садись, Данило, с нами, поснедать чем бог послал, – кивнул хозяин на лавку и цыкнул на детей. – А ну, мелкота, подвиньтесь.

Что ж, позавтракал Данило скудно, так что отказываться от приглашения даже не подумал. Закончив насыщаться и сытно отрыгнув, хозяин позвал гостя в маленькую горницу наверху, под крышей. Здесь у него было что-то вроде кабинета, середину которого занимал стол с ворохом документов писанных как на бумаге, так и по старинке на пергаментах и бересте.

– Да, Данило, хоть письмо твоё и получил, но не ждал тебя так быстро.

– Уж больно хозяин карбаса домой спешил, – усмехнулся гость, присаживаясь на лавку.

– Значит, надумал вернуться?

– Есть такое, Олфим Тимофеевич. Думал место на пустыре купить, да смотрю, занято уже. Вот и зашёл по старой-то памяти узнать, есть ли где хорошее местеко под продажу. Уж кто-кто, а ты об том знаешь лучше всех.