Бесстыдница - Генри Саттон

— Они мне хорошо заплатят.

— Мерри, я абсолютно уверен, что ты получишь меньше той суммы, которую уплатили мы, чтобы выкупить последние фотографии, где ты снималась обнаженной.

Эти слова ошеломили Мерри.

— Не ожидала от вас такой жестокости, — пробормотала она.

— А ты думаешь, мы тут в бирюльки играем? — взорвался Джаггерс. — Ты — ценное вложение капитала, и я должен оберегать тебя независимо от твоей воли.

— В гробу я видела вас с вашими вложениями! Джаггерс замолчал. Мерри прекрасно понимала, что он ждет, пока она еще что-нибудь добавит, предоставив ей возможность самой по достоинству оценить свою вспышку.

— Я дам согласие на их предложение, — заявила она после долгого молчания.

— Значит, ты вовсе не хотела обсуждать со мной этот вопрос, а просто собиралась поставить меня в известность, — констатировал Джаггерс.

— Да, наверное.

— Мерри, я могу только дать тебе совет. Я не имею права тебе приказывать. Так вот: впредь подобные заявления присылай мне по почте в конвертах; это обойдется тебе гораздо дешевле.

— Спасибо, — сказала она. — Огромное спасибо!

И бросила трубку. Она настолько кипела от ярости, что немедленно позвонила Дрю Эббету в «Лотарио» и договорилась о том, когда встретится с фотографом.

Лерой Лефренье попросил ее согнуть ногу влево.

— Нет, нет, так слишком много, — сказал он. — Чуть меньше. Нет, так уже много. Слишком откровенно. Подождите. Сейчас я покажу.

Он подошел к ней и сам уложил ее ногу, куда хотел.

Мерри, совершенно обнаженная, лежала на шкуре зебры в соблазнительной позе, подчеркивающей и выпуклость грудей, и изящный изгиб спины, и манящую округлость ягодиц. Левая нога, согнутая в колене, была призывно сдвинута в сторону. Лефренье — быть может, не слишком вежливо — объяснил Мерри правила игры:

— У нас запрещены только анатомические подробности. Лобок, пожалуйста, а вот нижние губы — табу!

Вопреки ее ожиданиям, оказалось, что позировать — занятие малоприятное. Жар от софитов ее не удивил, но вот липкий растекающийся грим, жирная помада на губах и нарумяненные соски настолько раздражали, что Мерри не терпелось забраться под душ. Если бы не грубоватые, но остроумные шутки Лефренье, явно доки в своем деле, она бы, наверное, не выдержала. Вертясь вокруг нее с болтающимися на шее фотоаппаратами, Лефренье обучал Мерри, какое выражение нужно придавать лицу; Мерри не ожидала, что выражение лица имеет такое значение при съемках обнаженной натуры.

— Тело — это просто фон. Главное — лицо, — говорил он. — В глазах должен быть виден призыв. Давай же, давай! — понукал он. — Думай про трах-трах.

Мерри нервно прыснула, и в тот самый миг, когда улыбка сползла с ее губ, Лефренье вдруг защелкал затвором фотоаппарата и закричал:

— Замри!

И сделал еще несколько снимков.

Мерри изнемогала. Сеанс продолжался вот уже третий час. Они перепробовали сотню поз в самых разных видах. Она позировала в мужских джинсах с полуприспущенной «молнией», в расстегнутой ковбойской рубашке, под которой соблазнительно виднелись пышные груди. В коротенькой прозрачной ночной рубашке. Чуть прикрытая шифоновым шарфиком.

— Подтяни ноги к животу. Нет, так слишком сильно. Я хочу, чтобы груди лежали на одной линии с полосками на шкуре.

«Груди». Это относилось не к ней. Мерри казалось, что в студии была вовсе не она, а некий кусок плоти, которым по-своему распоряжался этот мужчина, увешанный фотоаппаратами. Мерри почему-то доставляло удовольствие наблюдать за собой со стороны. Она ощущала себя неким экзотическим экспонатом, привлекшим внимание издателей «Лотарио». И это успокаивало.

— Что ж, пожалуй, достаточно, — сказал наконец Лефренье. — Ты молодец. Душ вон там.

— Спасибо, — кивнула Мерри.

Встав под теплый душ, она смыла с себя липкий размякший грим, потом вытерлась, завернулась в белое махровое полотенце и вернулась в студию за одеждой, которую повесила на ширме. Когда она протянула руку к трусикам, полотенце распахнулось, и Мерри судорожным движением подхватила его. Поразительно, но в течение всего сеанса она так не ощущала своей наготы и незащищенности. Одевшись, она смело вышла из-за ширмы.

Лефренье угостил ее пивом.

— У тебя, должно быть, в горле пересохло, — сказал он. — Под этими софитами страшное пекло.

— Спасибо, — улыбнулась Мерри. Потом добавила: — Странная у вас все-таки работа.

— Мне нравится. Тела порой попадаются — просто загляденье. Как правило, мне присылают самых хорошеньких.

— А вы не возбуждаетесь?

— На моих фотоаппаратах это не сказывается, — лукаво улыбнулся он.

Мерри рассмеялась и отпила из стакана. Лефренье ходил по студии, выключая освещение и собирая оборудование. Мерри допила пиво и отставила стакан в сторону.

— Ну что ж, я пойду, — сказала она.

Мерри не понимала почему, но уходить ей не хотелось. То ли Лефренье догадался о ее состоянии, то ли это просто удачно совпало, но он вдруг предложил:

— Хочешь пойти со мной на вечеринку?

— С удовольствием, — откликнулась Мерри. — Мне здесь так одиноко. Я здесь только и делаю, что работаю.

— Что ж, считай, что тебе повезло. Большинство людей заняты тем, что ищут работу. Я заскочу за тобой в половине десятого, хорошо?

— Да, — улыбнулась Мерри и продиктовала ему свой адрес.

— Черт, как ты далеко забралась. Ну, да ладно, — произнес он.

— А что это за вечеринка?

— Понятия не имею. Никто не предупреждает. Но веселье гарантировано. Можешь не переодеваться.

Мерри была одета в вязаный свитер и джинсы.

— Хорошо, — сказала она. И добавила: — Спасибо.

В четверть десятого Мерри была уже готова. Сидя в гостиной, она то и дело выглядывала из-за штор на улицу, высматривая, не покажется ли «порш» Лероя. Ей было даже неловко оттого, что она так рвется на вечеринку. Хотя желание ее было вполне естественным. Ведь с тех пор, как она прилетела в Лос-Анджелес, она ни разу не была на свидании. Правда, она и сама не искала ни с кем сближения. Голливуд — опасное место для молоденькой актрисы. Но Мерри надеялась, что на вечеринке никого из ее голливудских знакомых не окажется.

Выглянув в очередной раз на улицу, она увидела приближающиеся зажженные фары. Свернув с дороги, машина подкатила по подъездной аллее к ее дому. Когда Лефренье позвонил в дверь, Мерри уже спустилась.

— Выпить хочешь? — спросила она. — Заходи.

— Нет, давай сразу поедем. Выпивки там будет предостаточно.

— Хорошо, — согласилась Мерри, и они зашагали к «поршу».

Сидя в машине, Мерри внимательно изучала Лероя. Интересно, что днем, снимаясь обнаженной, Мерри почти не обращала на него внимания. Теперь же, когда они оба были одеты, находясь в этом смысле на равных, Мерри разглядела, что у него широкая грудь, вьющиеся, зачесанные назад волосы и крепкие ляжки, обтянутые белыми джинсами, которые так бросались в глаза на фоне черной фуфайки. А вот руки были на удивление тонкие и холеные, с длинными ухоженными ногтями.

Оставив позади Беверли-Хиллс, автомобиль развернулся на Сансет-стрип и начал взбираться на Голливуд-Хиллс. Мерри понравилось, как Лефренье ведет машину, как легко и уверенно преодолевает крутые повороты серпантина. Особняк, к которому они подкатили, мало отличался от окружающих двухэтажных домов на сваях, прилепившихся к крутому склону. Разве что был покрупнее. Зато вид из него на раскинувшийся внизу Лос-Анджелес должен быть просто потрясающий, подумала Мерри.

На подъезде к дому и вокруг него уже стояло десятка два машин и около полдюжины мотоциклов. Из открытых окон доносилась музыка. Лерой подвел Мерри к входу и, распахнув дверь, пропустил Мерри вперед. Отвечая кивками на приветствия, он провел Мерри в столовую, где высился огромный стол, уставленный бутылками.

— Что тебе налить?

— Шотландское виски со льдом, пожалуйста.

— Держи, — сказал он и передал ей наполненный до половины стакан с виски и двумя кусочками льда.

— Благодарю.

— Только поосторожнее со льдом. У него края острые, как бритва.

— Лерой, сукин ты сын! Привет, дружище!

Лерой представил своего приятеля Мерри.

— Мерри, — сказал он, — познакомься с Джоки Данбером.

— Джоки? — удивилась Мерри.

— Да, на «конце «и», — подтвердил Данбер. — Мамаша, должно быть, упилась до чертиков, когда придумала такое имя.

— Джоки, познакомься с Мерри Хаусман, — прервал его Лерой.

— Хаусман? — в свою очередь переспросил Данбер. — Не сродни английскому поэту, случайно?

— Нет, — улыбнулась Мерри. Данбер восхитил ее.

— Вы тоже позируете? — полюбопытствовал он.

— Случается, — ответила Мерри. И обвела взглядом комнату. Ей показалось, что почти все из присутствующих девушек были или могли стать фотомоделями. Во всяком случае, все были прехорошенькие. А вот мужчины подобрались самые разношерстные, на любой вкус. Тем не менее было у них всех и нечто общее — выражение принадлежности к определенному кругу, как подметила Мерри. Футах в пяти-шести от них сгрудилась кучка людей, что-то оживленно обсуждавших. Громче всех говорил высокий, с крючковатым носом мужчина. При этом он бурно жестикулировал левой рукой, а правой тем временем сжимал грудь стоявшей рядом девушки. И никто, включая девушку, не обращал на это никакого внимания.