Броненосец - Уильям Бойд

Да что с ней такое, подумал он, улыбаясь, вечно всякие проверки, всякие испытания? Но он сразу же понял, что должен делать: казалось, ему наконец-то выпала лучшая, самая выигрышная карта в жизненной игре, — и он без раздумий и колебаний принял ее. Без малейших сомнений. Он полетит в Вену и будет рядом с Флавией: это принесет ему счастье.

Одеваясь, он размышлял: я буду с ней, но она не станет меня обнадеживать, не станет обещать, что это долго продлится. Ладно, он тоже ничего не станет обещать. На самом-то деле никто не может ничего обещать. Да и сколько продлится что-нибудь? «Сколько миль проскачет пони?» — как сказала бы его бабушка. В конце концов, такая шаткая формула его будущего счастья была не более и не менее прочна, чем все в этом мире. С этим трудно было бы поспорить.

400. Покровные (интегументарные) системы. Защитная броня человека начиналась с ног, а затем, по возможности, остальные предметы, которые он надевал, частично перекрывали уже надетые, нижние. Следовательно, человек облекал себя защитным покровом в следующем порядке: солереты или сабатоны, ножные латы, остроносые башмаки, набедренники, кольчуга, горжет, нагрудные и наспинные пластины, брассары, оплечье, перчатки и, наконец, шлем.

Любой живой организм отделен от среды покровом, или интегументом, в который заключено его тело. Мне представляется, что изобретение дополнительного покрова свойственно только нашему виду, и это нетрудно объяснить: все мы нуждаемся в дополнительной защите, так как тела у нас мягкие и уязвимые. Но только ли нашему виду? Есть ли другое существо, которое обнаруживает такое же острое чувство самосохранения и приискивает себе подобную защитную броню? Моллюсков, морских уточек, мидий, устриц, черепах, ежей, броненосцев, дикобразов, носорогов наделила ею природа. Насколько я помню, один только рак-отшельник выискивает брошенные раковины брюхоногих моллюсков и береговых улиток-литорин или любые подходящие полые предметы и заползает в них, используя как укрытие и надежную защиту для своего тела. Homo sapiens и arthropoda crustacea[33] — как знать, быть может, мы гораздо ближе друг к другу, чем думаем. Рак-отшельник находит себе подходящие доспехи и носит их, но время от времени ему приходится бросать свою раковину и ползти по песчаным барханам океанского дна, оставаясь беззащитным, нежным и уязвимым, — пока не подыщет себе раковину покрупнее и не заползет в новый домик.

Книга преображения

Он вызвал по телефону черное такси, а пока ждал его, вынул из сумки свой поврежденный греческий шлем и поместил на каминную полку над фальшивым (газовым) очагом. Спереди шлем смотрелся превосходно — никто бы не догадался, что сзади он вспорот и зияет черным треугольным провалом. Лоример уже решил, что продаст квартиру на Люпус-Крезнт, позвонит Алану из Вены, попросит все устроить и наконец рассчитается с Иваном: на этом период коллекционирования шлемов для него закончится.

Он уселся на заднее сиденье такси и ощутил странное спокойствие, выезжая из Деревни Альбион, проделывая последнюю длинную траекторию через весь город. Из Силвертауна, по Силвертаун-Уэй, с Каннингтаунской эстакады налево, через Лаймхаус-Линк, мимо Тауэра, Тауэр-Хилл, по Лоуэр-Темз-стрит, далее на набережную, под Чаринг-Кросским железнодорожным мостом, дальше мимо Нортумберленд-авеню, налево от Хорсгардз, направо по Уайтхоллу, потом через Парламент-сквер, мимо Воксхолла, Челси, мостов Альберта и Баттерси. Такси мчалось вдоль неспокойной бурой реки, потом вывернуло на Финборо-роуд, проехало сквозь Фулэм и Олд-Бромптон-роуд, дальше мимо Эрлз-Корта на Талгарт-роуд, потом выскочило на Грейт-Уэст-роуд, вдоль по А-4, затем взобралось на приподнятый над землей участок М-4 (город простирался уже внизу, на другой стороне) и покатило еще дальше на запад по шоссе до четвертого поворота, а потом свернуло в сторону центральной зоны Хитроу и, наконец к терминалу 3. Это была одна из самых долгих поездок — с дальней восточной до дальней западной окраины; Лоримеру вспоминались все бесконечные переезды, которые ему приходилось совершать за годы работы, он ведь беспрестанно колесил по своему городу-гиганту, с севера на юг, во все стороны, куда только указывал компас, наматывая милю за милей, тратя драгоценные часы жизни…

Вена хоть поменьше, думал он, покомпактнее, — ее можно исходить пешком всю целиком. Они с Флавией будут прохаживаться, держась за руки, от Штефанс-платц до Шенлатернгассе, сходят в Оперу, увидят картины Климта и Шиле; а может, отправятся на теплоходную прогулку по Дунаю, полюбуются искусно подстриженными деревьями в Аугартене. Могут остаться там подольше, а могут съездить вместе еще куда-нибудь, сладко мечтал он. Только бы оказаться там — и тогда все сделается возможным, все что угодно.

Подумал он и о других маршрутах, начавшихся сегодня утром: его десять писем отправились из почтового ящика в сортировочный отдел, а оттуда последовали каждое своим путем, каждое по своему адресу. А что произойдет потом? Ничего? Пробежит легкая рябь пререканий? Разразится небольшой скандальчик? А потом — закрутятся дела, кто-то шепнет словечко на ухо важным персонам и все забудется?..

Он не был в этом до конца уверен. Если бы он ничего не сделал, то ничего бы и не произошло, Лоример это понимал. А если — или когда — он возвратился бы год спустя (как ему с дружеским видом советовали), чтобы попроситься на старое место, — то и тогда ничего бы не произошло. Влиятельные лица изобразили бы грустные улыбки сожаления, развели руками, пожали плечами в знак бессилия. Времена изменились, Лоример, все теперь иначе, очень жаль, всякие перестановки, новые приоритеты, тогда — одно дело, сейчас — совсем другое…

Они отсекли, отрезали его от себя, и теперь он уплывал по течению, как они и хотели, — но пока что уплыл недостаточно далеко, чтобы на него вновь не указал гневный обвиняющий перст, случись в этом такая необходимость. А потом, когда пройдет больше времени и чья-то короткая память станет еще короче, они сделаются еще более довольными и расслабленными. «В нашем мире грязь ни к кому не липнет», — заметил тогда сэр Саймон — благодушно, но и хитро. Лоримеру можно было скрыться за видимым для них горизонтом: с глаз долой — наверняка из сердца вон.

Знал он и то, что его власть над ними ограниченна и весьма недолговечна. Свидетельством тому служил тот факт, что ему удалось заставить Хогга позвонить миссис Вернон, а «наказанием» стало увольнение. У него еще имелась собственная система рычагов, однако она очень быстро сделается бесполезной. Значит, именно сейчас пора нанести удар: он сложил «два и два» и додумался до своей версии «четырех», как и предполагал Дирк ван Меер. Но они-то думали, что разделались с ним, заткнули ему рот лживыми посулами, и надеялись, что сейчас он спокойно удаляется от их мира, соблазнившись химерической надеждой когда-нибудь вновь вернуться в клуб для избранных. Однако он отнюдь не так простодушен, и вовсе они с ним не разделались — нет, не успели. И теперь пришло время посмотреть — а вдруг к кому-нибудь грязь все-таки прилипнет; может быть, ему и удастся обмануть все их ожидания.

Когда такси неслось по приподнятому участку шоссе М-4, взгляд Лоримера вдруг упал на новый рекламный щит: по огромному белому полю выведено черными прописными буквами, имитирующими детский почерк: «СУЩАЯ АЧИМОТА». Дэвид Уоттс не терял времени даром — он уже оповещает мир о грядущем пришествии «Сущей Ачимоты». Так, значит, вскоре случится «Сущая Ачимота». И вдруг Лоримеру почудилось, что наконец-то «Сущая Ачимота» начала действовать и в его жизни.

Он купил билет авиакомпании «Эр-Острия» до Вены и прошел паспортный контроль. Он принялся выискивать Флавию в толпе, наводнявшей магазинчики терминала 3, но ее нигде не было видно. Минут пять он прождал у выхода из женского туалета, но она так и не показалась, и он уже начал слегка дрожать от волнения. Конечно, здесь полно народу — сотни людей, — и затеряться легко. А потом ему в голову пришла незваная мысль: что, если это ее очередная сумасбродная выходка? Импровизация, розыгрыш? Весь этот номер с «Отелло» в Вене? Или завуалированное предостережение? Да нет, не может быть. Разве могла Флавия… Только не теперь. Ему вспомнилась прошлая ночь, и он прогнал все сомнения. А потом уверенным шагом направился к столу информации.

— Простите, вы не могли бы вызвать мою подругу — Флавию Малинверно. Она где-то здесь, а я никак ее не найду. Флавия Малинверно.

— Конечно, сэр. А вы — мистер?..

— Я… — Он умолк, быстро соображая. — Просто скажите, что Майло здесь. Скажите, что ее ждет Майло.

Он слышал, как его новое имя — его старое имя — раздается эхом в ярких сувенирных лавочках и барах, в кафетериях и закусочных. Он знал: она услышит его и придет; он даже видел ее мысленным взором — видел, как она вскидывает голову, оторвавшись от своего занятия, улыбается и идет своей легкой походкой на длинных ногах, пробираясь к нему сквозь толпу. На свету ее волосы переливаются радужным сияньем, ее улыбка делается шире, живые глаза блестят, и она летит сквозь подвижную, расступающуюся толпу к нему — Майло.