Чужая жизнь. Дилогия (СИ) - Агишев Руслан

– Добавь газку, Николай. Пусть эти уроды отстанут, – негромко произнес он.

Бронированный монстр взревел и с ускорением рванул вперед, вдавливая пассажиров в спинки кресел. Несмотря на свою немалую массу, его двигатель мог разогнать четырехтонный автомобиль до двухсот – двухсот пятидесяти километров в час. Вот и сейчас микроавтобус медиахолдинга, честно пытаясь выдать похожую скорость, вскоре безнадежно отстал от них. Куда ему было соревноваться с ними…

Оставшиеся до резиденции императора полсотни километров они пролетели за неполный десяток минут. За это время Анна успела многое передумать. Мысли и образы в ее голове мелькали непрерывным и ярким калейдоскопом, перескакивая с одного человека и события на другие. Лишь в самом конце, когда лимузин уже въезжал в ворота поместья, в ее голове прекратилось это мысленное мельтешение. Она думала об Алексее и их непростых, как ей представлялось, отношениях.

Перед ее глазами, как живое, стояло его лицо. Задумчивое, печальное, иногда даже хмурое, оно смотрело куда‑то в сторону. Девичье сердечко при этом так защемило, что чуть слезы из глаз не брызнули. Ей сильно захотелось его увидеть. Хотя бы одним глазком на него взглянуть, пусть даже издалека.

Однако, этот порыв быстро прошел, точнее она его волевым усилием погасила. Слишком уж он ее напугал своей силой, яркостью и исключительной эмоциональностью. Такого она еще никогда не испытывала за свою жизнь. Конечно, ей и до этого нравились мальчики и даже (она никогда не говорила этого вслух) молодые мужчины. Как же без этого? При императоре крутится множество блестящих офицеров с великолепной выправкой и мужественным, волевым профилем. На приемах она не раз заглядывалась на них, несколько раз танцевала с ними. Встречались и сверстники, с которыми было интересно проводить время, говорить на разные темы. Только все это было совершенно не то. Какой‑то эрзац, подобие настоящих чувств. Здесь же Анна испытала настоящий взрыв эмоций, томление во всем теле, что не просто напугало ее, но и показалось неприличным.

Девушка сжала губы. На ее лице тут же отразилась решительность и непреклонность. Она цесаревна и должна вести себя, и даже думать, соответственно, своему статусу. Ей ее мама так говорила, пока была жива… Вспомнив маму, она печально улыбнулась и осторожно смахнула одинокую слезинку, застывшую в уголке ее глаза.

Бедная девчушка… Встретить первую любовь и не распознать ее, что может быть страшнее и горше. Она сомневалась, страдала, сама себя мучила вопросами и подозрениями. Окружающие ее люди уже давно вынесли свой вердикт – «влюблена», а она еще глубоко сомневалась. Хотя, может быть, это сомнение и есть часть первой любви?

Она пыталась разобраться, копалась в себе и своих мыслях. Сильно боялась ошибиться, принять одно за другое. Часто спрашивала себя: а вдруг, это все она придумала? Может ей приснились эти чувства? Иначе, почему Алексей так странно себя ведёт? Она же не слепая и прекрасно видела бросаемые им взгляды. Жадные, физически ощущаемые, они едва не обжигали ее. Будоражили в ней до этого совершенно не знакомые мысли, пугавшие ее своими тайными ощущениями и запретными чувствами. Почему же тогда он ничего ей не говорит? Зачем смотрит на нее глазами брошенного кутенка? Неужели не видит, что ей и без того тяжело.

Анна, действительно, потерялась в этом лабиринте чувств. Она не получала от Алексея ясного ответа на свои невысказанные ответы. Ей казалось, что он должен был сделать первый шаг и объясниться с ней. Именно так, и никак иначе, должен и поступать настоящий мужчина в ее понимании. Алексей же не подавал ей никаких сигналов. Разве его жадные взгляды могут считаться такими сигналами о его чувствах? Ведь на нее многие так смотрят…

– Он должен бы сделать первый шаг…, ‑ пробормотала она, выходя из автомобиля.

Анна дернула головой, махнув тяжелой копной волос. Ей пришло время объясниться и с отцом. Она ему выскажет все, что думает. Ему придется выслушать ее и ответить на ее вопросы.

С таким настроением девушка легкой походкой пересекла широкое пространство перед зданием резиденции. Роскошные кустовые розы, что разноцветным ковром растилась между дорожками, сейчас ее совсем не радовали. Еще несколько дней назад она бы обязательно остановилась и принялась любоваться каким‑нибудь особенно красивым цветком. Сегодня же все было иначе.

Быстро поднялась по роскошной мраморной лестнице и прошла через большие двери, услужливо распахнутые перед ней двумя слугами. Пересекла холл и направилась в сторону левого крыла, где располагался кабинет ее отца. Личный секретарь императора, при виде стремительно ворвавшейся в приемную девушки, попытался было вскочить с места, но застыл под ее недовольным взглядом и снова сел на свое место.

– Папа! – Анна открыла дверь кабинета и громко позвала отца. – Папа, я пришла.

Скрипнула дверь и император появился в кабинете, выйдя из небольшой комнатушки. Там, когда дела заставали его задержаться в кабинете до глубокой ночи, он иногда позволял себе прилечь и немного вздремнуть.

– Вот и хорошо, – улыбнулся он при виде своей младшенькой. – Проходи, проходи…

Цесаревна, все еще хмурясь, сразу же перешла в наступление, стараясь сразу же высказать все, что она в себе накопила.

– … Я сегодня говорила с Алексеем… с Бельским, папа. Сказала ему, что мы должны прекратить наши встречи, – император приподнял бровь, выказывая легкое удивление ее словами. – Ты же читал, что о нас пишут. На нас выливают столько грязи, что тошно становится. Репортеры мне проходу не дают. Сегодня опять за моей машиной ехали, фотографировали и снимали каждый шаг… Я больше не хочу так… Не могу… Понимаешь…

Что бедная девушка могла еще сказать? Как ей было оставаться спокойной и выдержанной при таком прессинге? Целые дни проводить под прицелом сотен видеокамер, которые фиксируют каждый твой шаг, редко, кто сможет. Она же еще подросток, выросший без матери. Ей за советом обратиться не к кому. В таком щекотливом деле тем более. К отцу же не пойдешь поговорить о понравившемся тебе мальчике, не станешь ему рассказывать, как он на тебя смотрит, не будешь раскрывать свои чувства. Оставалась, конечно, старшая сестра, Наталья. Только не очень они близки были. Наталья была резкая, жесткая, могла и посмеяться над ее чувствами. Не хотела Анна с ней делиться таким, отчего ее сердечко билось особенно сильно.

– Мы объяснились с ним… Я все ему сказал, папа. Он должен ясно высказаться о своих намерениях. Пусть скажет, как он ко мне относится, – голос ее задрожал, но в глазах не было ни слезинки. – Если он не сделает первый шаг, то…

Император чуть кашлянул, невольно прерывая ее речь. Опустив голову, он быстро мазнул рукой по лицу, вытирая выступившие на глазах слезы. В этот момент Анна так ему напомнила усопшую супругу, что горло свело судорогой. Мужчина глубоко вздохнул и поднял голову.

– Ты понимаешь меня, папа? Я не знаю, что мне делать. Алексей такой…, ‑ она на мгновение замолчала, словно, не зная, что добавить. – Хороший…

Их разговор с младшей дочерью затянулся надолго. Постепенно накал чуть спал, эмоции немного притихли. Анна рассказывала о том, как они были в библиотеке, как ходили в кафешку, как долго гуляли в парке. Говорила, что Алексей очень необычный, совсем не похож на остальных. Он словно не от мира сего. Император кивал на ее слова, время от времени что‑то спрашивал.

В конце концов, выговорившись, цесаревна успокоилась. Согласилась с советом отца, что не нужно спешить, надо немного подождать. Пусть Алексей Бельский немного разберется в своих чувствах, и сделает свой шаг.

Анна поцеловала его и, попрощавшись с ним, вышла. Едва дверь за Анной закрылась и затих звук ее каблучков, деревянная панель одной из стен императорского кабинета с тихим щелчком ушла в сторону. Из скрытой в стене нищи, каких по дворцовому комплексу был не один десяток, вышла Наталья Алексеевна. Старшая дочь императора медленно качала головой. На ее губах пряталась улыбка, которая иногда появляется у глубоко циничного человека при общении с неискушенным и доверчивым собеседником.