Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

Тотчас же после еды Робер быстро направился в порт, чтобы условиться с Томпсоном насчет завтрашней экскурсии. Получив инструкцию своего начальника, он вернулся обратно, а вслед за ним прибыли две повозки, полные одеял и тюков, с вещами, необходимыми для столь значительной экскурсии.

Хотя было только четыре часа пополудни, у него не оставалось времени, чтобы организовать такую значительную экскурсию. Задача его, к счастью, была облегчена обязательностью содержателя гостиницы, который, будучи осведомлен насчет местных средств, доставил все необходимые указания. Роберу оставалось только пунктуально следовать им. Все-таки дня не хватило. Понадобился еще и вечер, и Робер, поглощенный своей задачей, не показался за обедом.

Обед был не хуже завтрака. Пассажиры «Симью» спрашивали себя, уж не во сне ли это, и украдкой, беспокойно посматривали на Томпсона. Он ли это был? Или по крайней мере был ли он в уме? Еще немного, и, забыв прошлые несчастья, право же, аплодировали бы ему!

Но он принадлежал к числу тех, кто никогда не сдается.

– Надо полагать, что саранча не добралась до Тенерифе, – произнес Сондерс своим замогильным голосом.

– О, она никогда не заходит дальше Большого Канарского острова, – ответил, не поняв ехидства, содержатель гостиницы, сам прислуживавший гостям.

Сондерс бросил ему бешеный взгляд. Кому нужны были его географические сведения! Тем не менее, в известной степени оправдывая Томпсона, ответ произвел действие. Не один турист поблагодарил главного администратора взглядом, в котором читалось зарождающееся сочувствие.

Это счастливое состояние продолжалось и ночью. Хорошо поев, туристы удобно расположились спать, и заря 8 июня застала их готовыми к отъезду и в прекрасном расположении духа.

Из шестидесяти пяти пассажиров после ухода нескольких человек в порт Лус на «Симью» оставалось пятьдесят девять вместе с переводчиком и главным администратором. Снова понеся ущерб, число это упало до пятидесяти одного.

Трое из восьми отсутствующих уже были известны. Молодая чета, по обыкновению исчезнувшая по прибытии в Санта-Крус; она, очевидно, появится в момент отъезда. Затем Джонсон. Одерживал ли его по-прежнему на «Симью» страх землетрясений или наводнений? Никто не мог бы ответить на этот вопрос, так как Джонсон не считал нужным объяснить причину своего поведения, если допустить, что у него таковая имелась. Он просто оставался на пароходе. Может быть, он даже и не знал, что «Симью» стоит на якоре. В открытом море, в порту, даже на суше разве он не покачивался одинаково?

Напротив, совершенно невольно отсутствовали пятеро других! Но поясничный ревматизм не шутка, и миссис Джорджина Блокхед с маленьким Эбелем, не отходившим от маменькиной юбки, должны были обратиться в сиделок и ухаживать за мистером и обеими мисс.

Робер должен был заниматься пятьюдесятью одним пассажиром. Все-таки порядочное число, и люди вместе с животными производили адский шум под окнами гостиницы.

Сначала насчитали пятьдесят одного мула, по мулу на путешественника. Это животные, отличающиеся твердым шагом, драгоценные на крутых и плохо проторенных тропинках, ведущих к Тейду. Затем двадцать лошадей, везших одеяла и съестные припасы. Семьдесят одно четвероногое составляли кавалерию.

Пехота, не менее внушительная, состояла из пятидесяти арьерос, из коих двадцать – для вьючных животных и двадцать – чтобы помогать женщинам в случае надобности, и двенадцати проводников под начальством главного проводника Игнасио Дорта, который, как только караван построился, стал во главе его.

За ним гоголем выступал Томпсон, сопровождаемый Робером, которому число присутствующих внушило достаточное спокойствие, и он позволил себе удалиться от Алисы. Затем длинной вереницей следовали пассажиры, охраняемые одиннадцатью проводниками и двадцатью арьерос; лошади же шли под присмотром двадцати других арьерос.

Хотя жители Оротавы привычны к восхождениям, однако настоящее восхождение было выдающимся и вызвало среди них большое любопытство. Среди многолюдного стечения туземцев по данному сигналу кавалькада туристов двинулась наконец в путь; проводники, туристы, арьерос пустились по первым скатам Монте-Верде.

Робер и в самом деле хорошо распорядился. Но, как то, впрочем, водится, честь доставалась исключительно Томпсону, который, в конце концов, должен был платить по счету. Он завоевывал себе друзей. Превосходная организация последней экскурсии развеселила его клиентов. Если память о прошлых неприятностях не рассеялась, то, бесспорно, бледнела. К тому же все располагало к мягкости. Погода стояла восхитительная, бриз дул слабый; тропинка была легкая. Сондерс сам чувствовал себя поколебленным.

С большим усилием боролся он с той слабостью. И что же? Неужто он так глупо сдастся, признает себя побежденным? Одна удачная экскурсия может ли загладить десять других неудачных? Впрочем, удастся ли еще эта экскурсия? Надо подождать конца.

В виде заключения Сондерс с решимостью хрустнул суставами, и лицо его приняло самое неприятное выражение, какое только можно себе вообразить.

Монте-Верде обязан своим названием елям, которыми он когда-то был покрыт. Но теперь их остается лишь несколько штук.

Сначала под тенью каштановых деревьев, потом – немногих елей кавалькада продвигалась вдоль прекрасной тропинки, окаймленной цветущим гераниумом и столетником с острыми листьями. Дальше шли виноградники, нивы, насаждения молочая, куда время от времени какая-нибудь жалкая хижина вносила ноту жизни.

На высоте тысячи метров проникли в лес древовидного вереска. Потом, в четырехстах метрах выше, Игнасио Дорта подал сигнал к привалу, и все присели, чтобы позавтракать в мягкой тени ракитника.

Было десять часов утра.

Благодаря аппетиту веселье было общее. На усталость не хотели обращать внимания. Убежденные в близости вершины, все восторгались легкостью восхождения.

Только что по окончании обеда опять пустились в дорогу среди веселых шуток, вызванных приятным пищеварением, как характер дороги сразу переменился. Углубившись в ущелье Портильо, туристы стали находить восхождение менее легким. Тропинка, по которой они ехали, стала очень узкой и перерезалась глубокими ложбинами; кроме того, она была усеяна шлаком и пемзой, о которые часто спотыкались мулы.

Через несколько минут этот подъем не без основания признан был изнурительным. Четверть часа спустя погас последний смех. Потом, по истечении получаса ходьбы по ущелью, послышались жалобы. Наступит ли когда-нибудь конец этой адской тропинке?