Петля - Аркадий Адамов

Ребята уговорили меня ехать поездом. Что стоит? Одна ведь ночь. Самолет в такое время года может и подвести. Капризы погоды. Ну, и капризы высшей техники тоже. А в поезде, мол, и тепло, и удобно, спи себе знай. Проснулся — Москва, обязательно она, какие бы метели ни бушевали на земле. Все это так, все это верно, кроме одного пустякового обстоятельства — я разучился спать в поезде. Ну совершенно разучился.

К тому же и мысли мои отнюдь не способствуют мирному засыпанию. Даже наоборот. Из-за одних таких мыслей можно наверняка лишиться сна. Хотя вообще-то, когда я устаю, я могу заснуть даже стоя, как жираф, и тоже, наверное, как он, без всяких сновидений.

Но сейчас сон упорно не идет ко мне. Лежу на спине, с открытыми глазами, заложив руки под голову. Тощая, как блин, подушка, которую я, ворочаясь с боку на бок, постепенно смял в комок, все равно не помогает лежать удобно. А главное, сна нет и в помине. В голове кружатся, кружатся мысли…

Итак, Павел подробно описал мне тот последний вечер. Мы даже составили с ним некую схему. Сведения об этом вечере как бы распадаются на три ряда. Я так их и расположил для себя.

Первый ряд — событийный. Как встретились, где шли, куда заходили. Разобраться и понять этот ряд оказалось не просто, ибо Павел плохо знает Москву и совсем не знает те места, где в тот вечер оказался. Все же мне удалось выяснить ряд весьма интересных обстоятельств.

Павел с Верой бродили по городу часа два, она отказалась поужинать в кафе или пойти в кино, как предлагал Павел. Вера сказала, что ей надо зайти в одно место, и Павел вызвался ее проводить. Они сели в метро и ехали, с пересадкой, довольно долго. Потом еще шли пешком. Это оказался район ВДНХ. Они пришли в гостиницу «Колос». Вера разрешила Павлу подождать ее внизу, в вестибюле. Она вернулась минут через десять. Павел заметил время. Вернулась с каким-то свертком. И они снова отправились в путь.

Теперь Вере надо было заехать в другое место и отдать этот сверток. Следующую, вторую часть пути Павел запомнил плохо. Было опять метро, и новая пересадка с путаными переходами и эскалаторами, затем троллейбус, а остаток пути они прошли пешком. И снова Павел ждет, теперь уже у подъезда какого-то дома. Ждет почти час. Вера наконец приходит, и дальше они бредут по улицам уже без особой цели. Попадают на стройку, стоят над котлованом, потом идут дальше.

Кстати, отрезок пути от того дома до стройки, пройденный пешком, мы и попытались изобразить в виде схемы. У Павла оказалась превосходная зрительная память. Несмотря на то что был вечер, что он изрядно волновался и рядом была Вера, Павел многое по пути запомнил. Повороты, отдельные здания, вывески и другие ориентиры.

Ну, а вскоре после того, как они ушли со стройки, у ближайшей трамвайной остановки Вера простилась с Павлом. Никакие просьбы проводить ее домой не подействовали. И Павел уехал… Прямо на вокзал.

Таков первый ряд полученных мною сведений, ряд, так сказать, событийный.

Второй ряд можно назвать психологическим. Он не менее важен, чем первый. А возможно, и важнее.

Когда Павел по приезде в Москву позвонил Вере, она обрадовалась его звонку, очень обрадовалась, Павел в этом уверен. Потом они встретились. Вера была чем-то подавлена, она плохо выглядела. На встревоженные вопросы Павла Вера старалась не отвечать и переводила разговор на другое. Я уже знаю, Вера говорила только правду или ничего не говорила, лгать она не умела. Их разговор на последнем этапе был очень напряженным и тяжелым. Но это — уже третий ряд сведений, его пока касаться не следует.

Вера стала сильно нервничать, когда они поехали в гостиницу. Она даже сказала Павлу: «Ты думаешь, мне самой хочется? Но я обещала… И теперь ничего не остается, как ехать… Меня ждут, понимаешь?..» Но кто ждет и зачем, она ему не сказала. В вестибюле гостиницы она так улыбнулась Павлу, словно просила у него за что-то прощения. А когда Вера вернулась со свертком, она была мрачная, неразговорчивая и о чем-то всю дорогу сосредоточенно думала. У подъезда того дома она снова улыбнулась Павлу, ласково провела рукой по его лицу и сказала: «Я кое-что решила, Павлуша. Больше так продолжаться не может». И убежала. А Павел остался ждать. И на душе у него… Впрочем, сейчас дело не в нем. Хотя он был по-настоящему счастлив. Он думал, что Вера решила их общую судьбу, что они все-таки будут вместе, навсегда.

Он ждал долго и терпеливо. Но когда Вера наконец вышла, Павел сразу ощутил, что случилось что-то непоправимое. У Веры, как ему показалось, изменилась даже походка. Она так тяжело оперлась на его руку. Шли они молча. Павел не осмеливался ни о чем спрашивать. Да, свертка у нее в руках уже не было. Это факт из первого, событийного ряда. Потом Вера устало сказала: «Нет, Павлушка, ничего не получится…» Павел рассердился. Впрочем, их дальнейший разговор тоже не относится к этому ряду, а относятся уже к следующему, третьему. Здесь же я прослеживаю лишь состояние Веры в этот последний вечер. А такие разговоры велись у них, оказывается, давно. Хотя этот разговор был самым трудным.

Итак, вскоре они подошли к воротам стройки, и Вера увлекла Павла туда. Они долго стояли обнявшись около деревца, Вера не хотела отпускать Павла. Она обнимала его молча, уткнувшись лицом ему в грудь. Потом Вера потянула Павла к котловану. Они вскарабкались на высокий земляной отвал, и Вера заглянула вниз. Вот тогда Павел и сказал: «Осторожно. Тут можно разбиться насмерть». А Вера ответила: «И хорошо. Лучше так…» Когда Павел ее уводил оттуда, он заметил, что она вся дрожит, как в ознобе, и спросил, не заболела ли она. Вера отрывисто сказала: «Нет». И вскоре начала торопливо, нервно прощаться, всхлипывая и раздражаясь, когда Павел не хотел уезжать. Между прочим, этот путь, от стройки до остановки трамвая, где Павел в конце концов оставил Веру, мы с ним тоже попытались перенести на схему.

Вот второй ряд полученных мною сведений, так сказать — психологический. Как здесь явственно ощущается нарастание у Веры психической, нервной напряженности. И трагический конец кажется уже здесь закономерным.

Итак, самоубийство? Видимо, да. Но почему? Что явилось причиной? Что или кто? А если «кто», то это уже, извините, подлежит особому расследованию, здесь тоже возбуждается уголовное дело. Есть такое тяжкое преступление — доведение до самоубийства. Порой это страшнее и опаснее убийства. Так что же в данном случае явилось причиной самоубийства? Если и не причиной, то толчком здесь бесспорно явились приезд Павла и эти странные, даже подозрительные визиты.

Впрочем, сперва надо пройти по третьему ряду полученных мною сведений. Его можно назвать сугубо интимным или любовным рядом, и здесь имеются в виду, как вы, наверное, догадываетесь, те отношения, которые возникли между Верой и Павлом. Замечу кстати, что и тут я Павлу верю во всем. И не только потому, что его рассказ совпадает даже в деталях с тем, что я уже знал об их отношениях, и даже не потому, что видел, в каком состоянии Павел все это мне рассказывал, когда врать становится немыслимо, но главное — я понял, за что Вера полюбила этого парня, а в том, что она его полюбила, сомнений у меня теперь нет, достаточно прочесть ее письма. Да, Павел — человек прямой, смелый и чистый, вот главное в нем, хотя многие могут мне и не поверить, узнав про его судимость, побег и прочие «художества».

Так вот каков этот третий ряд сведений.

Они действительно познакомились в санатории, летом прошлого года. И полюбили друг друга. Павел затем не раз приезжал в Москву, они виделись, переписывались всю зиму. Но чем ближе они становились друг другу, тем больше Вера как бы сжималась, тем, казалось, больше сперва огорчений, а затем и страданий приносили ей эти отношения. Павел вначале ощущал это совсем глухо, неясно и сам не верил своим ощущениям. Он же видел, что она любит его. Впервые Павел столкнулся с этим в открытую, когда, уже весной, он предложил Вере стать его женой. И Вера отказалась. «Это невозможно, невозможно», — сказала она и расплакалась. Она расплакалась так горько, так отчаянно, что Павел опешил. Вера обнимала, целовала, ласкала его, и Павел отвечал, сбитый с толку и растерянный. Он ничего не понимал. Она готова была отдаться ему, жить с ним, но выйти замуж за него она почему-то считала невозможным для себя. А Павел любил ее по-настоящему и не желал потайной, разногородной, неустроенной и бездетной жизни с ней. А главное, он отказывался понимать, да и не мог понять, почему они должны быть обречены на такую несуразную, такую нелепую жизнь.

И вот еще чуть не полгода страданий, ссор, примирений, мольбы, отчаяния, метаний в Москву. У него снова открылась язва желудка — впервые она появилась у него в колонии, — и Павел вынужден был снова уехать в санаторий лечиться. На этот раз без Веры. А потом… потом вдруг пришло это ее последнее письмо. И Павел, бросив все, кинулся в Москву.