Шрам - Чайна Мьевиль

— Дело пошло.

За ней пришли на следующее утро.

Это случилось после того, как ушел Сайлас, отправившийся в подпольный мир Армады, чтобы вести свою тайную, незаконную деятельность, заниматься работой, ради которой ему приходилось проникать под кожу города. Сайлас был опасен для Армады, и ему не приходилось даже думать о высадке на остров анофелесов.

Двое стражников Саргановых вод с пистолетами, небрежно засунутыми за пояса, провели Беллис в кабину аэростата. Путь от «Хромолита» до «Гранд—Оста» был короток. Корпус огромного парохода возвышался над городом — шесть колоссальных мачт, трубы, пустые палубы без домов или башен.

В небе было полно аэростатов — десятки маленьких кабин висели в воздухе, как пчелы вокруг улья. Тут были и чужеземные аппараты, перевозившие тяжелые грузы между кварталами, и чисто армадские крохотные одноместные шары с висящими под ними пассажирами. Чуть поодаль находились военные аэростаты эллиптической формы, с орудиями. А над всеми ними — массивный, потрепанный воздушный корабль «Высокомерие».

Они сделали крюк над Армадой, летя ниже, чем привыкла Беллис, поднимаясь и опускаясь в соответствии с геометрией крыш и матч. Внизу проплыли кирпичные муравейники, напоминающие трущобы Нью—Кробюзона. Построенные на тесном пространстве палуб, они выглядели довольно шаткими: наружные стены находились вплотную к воде, а из—за проулочков дома были до невозможности узкими.

Из—за дымки, стоящей над «Джигом», носовая часть которого была отдана под промышленные сооружения — литейни и хемические цеха, — появилась громада «Гранд—Оста».

Беллис испытывала неуверенность: она еще ни разу не бывала внутри этого корабля.

Интерьер его был аскетичным — панели темного дерева, литографии и гелиотипы, витражи. И хотя все в этом лабиринте коридоров и кают было трачено временем, но содержалось в порядке. Беллис заперли в маленькой комнатке и оставили ждать.

Она подошла к окну с железной решеткой и посмотрела вниз — на пестроту армадских кораблей. Вдалеке виднелась зелень Крум—парка: словно плесень расползлась по палубам нескольких кораблей. Комната, в которой она находилась, возвышалась над всеми окружающими судами, далеко внизу обрывался борт «Гранд—Оста». На одном уровне с нею были дирижабли и множество тонких мачт.

— Вам известно, что это кробюзонский корабль? Беллис узнала голос, еще не успев повернуться, — он принадлежал мужчине со шрамами, Любовнику, который без своей подруги стоял в дверях.

Беллис была потрясена. Она знала, что ее ждут допросы, проверки, но этого никак не предполагала — не думала, что следователем будет он. «Я перевела книгу, — подумала она. — Я заслуживаю особого обращения».

Любовник закрыл за собой дверь.

— Его построили больше двух с половиной веков назад, в конце Обильных лет, — продолжал он на рагамоле с едва заметным акцентом. Он сел и жестом пригласил ее сделать то же. — И есть сведения, что Обильные года закончились именно из—за строительства «Гранд—Оста», — сказал он ровным голосом. — Выдумки, конечно, но такое совпадение несет в себе полезную символику. Падение началось в конце тысяча четырехсотых, а лучшего символа заката науки, чем этот корабль, не придумать. Тщетно пытаясь доказать, что Нью—Кробюзон все еще переживает золотой век, они решили соорудить вот это… Конструкция хуже некуда. Ради выигрыша в скорости они поставили эти дурацкие гребные колеса по бокам вместе с винтом. — Он покачал головой, не отрывая глаз от Беллис. — Невозможно привести в движение такую громаду с помощью колес. Поэтому они и торчали бесполезными наростами, нарушая форму обводов, тормозя корабль. А это означало, что винт не мог работать в полную силу и управлять кораблем было невозможно. Разве это не насмешка судьбы? Но одно им удалось. Они вознамерились построить самое большое судно в мире. Им пришлось спустить его на воду боком в устье у Железного залива. И в течение нескольких лет оно болталось там вблизи берега. Внушающее трепет, но… такое нескладное. Они пытались использовать его во Второй пиратской войне, но оно оказалось неповоротливым, как закованный в броню носорог, а корабли Суроша и Джесхалла легко танцевали вокруг него… В Нью—Кробюзоне вам скажут, что корабль затонул. Но на самом деле это не так — мы захватили его. Пиратские войны были замечательным временем для Армады. Реки крови, корабли исчезали каждый день, терялись грузы, матросы и солдаты были по уши сыты сражениями и смертями и думали только о том, как бы поскорее бежать. Мы похищали корабли, технологии и людей. Мы росли и росли… Мы захватили «Гранд—Ост», потому что могли это сделать. Вот тогда—то Саргановы воды и заняли лидирующее положение в Армаде и с тех пор не теряли его. Этот корабль — наше сердце. Наша фабрика, наш дворец. Как пароход он был ужасен, но как крепость — великолепен. То была последняя великая эпоха Армады.

Последовала долгая пауза.

— Но теперь все меняется, — сказал Любовник, улыбнувшись ей.

И начался допрос.

Когда все закончилось и Беллис, щурясь от солнца, выла из каюты, оказалось, что ей не вспомнить в подробностях, о чем ее спрашивали.

Многие вопросы касались перевода. Трудно ли ей было переводить? Были ли пассажи, которые не давались?

Может ли она говорить на верхнекеттайском или только читает? И так далее, и тому подобное.

Были вопросы, призванные выявить ее душевное состояние, ее отношение к Армаде. Беллис отвечала с осторожностью, балансируя на грани лжи и правды. Она не пыталась скрыть свое недоверие, свое возмущение тем, как с ней поступили, свое негодование. Но при этом она слегка смягчала свои чувства, сдерживала, чтобы они не казались опасными.

Она пыталась делать вид, что не пытается делать вид.

Снаружи Беллис, конечно, никто не ждал, и это смутно обрадовало ее. Она сошла по крутым мосткам, спускавшимся с «Гранд—Оста» на корабли помельче.

Она направилась домой по сложному, запутанному лабиринту улочек и проулков. Путь ее пролегал под кирпичными арками, воздух был насыщен всегдашней армадской солоноватой влагой. Дети здесь и там играли во что—то вроде толкушек и поймаек — игр, которые Беллис помнила с детства, словно уличные забавы по всему миру восходили к одному источнику. Рядом с маленькими кафе в тени полубаков играли в свои игры родители — в триктрак и шатаранг.

В небесах, роняя помет, парили чайки. Проулки раскачивались в такт с волнующимся морем.

Беллис наслаждалась одиночеством. Она знала, что, будь здесь с ней Сайлас, это ощущение сообщничества испортило бы ей настроение.