Самопознание Дзено - Итало Звево

Гуидо смотрел на письмо, нахмурив лоб то ли от огорчения, то ли от напряжения: казалось, он хотел взглядом уничтожить то, что с такой простотой заявляло о своем существовании.

— И подумать только, — заметил он, — что достаточно было написать всего два слова, чтобы избавить себя от такого убытка!

Разумеется, это было упреком в мой адрес, потому что в ту пору я в конторе не бывал, и хотя сразу же разыскал письмо, так как знал, где оно может храниться, до этого никогда его не видел. Но чтобы окончательно отмести от себя возможные упреки, я решительно заявил:

— Пока меня не было, ты должен был сам аккуратно прочитывать всю корреспонденцию.

Лоб Гуидо разгладился. Он пожал плечами и пробормотал:

— Кто его знает, может, это дело еще принесет нам удачу!

Вскоре он ушел, а я вернулся домой.

Но Тачич был прав: в определенное время года цена на купорос падала все ниже, с каждым днем все ниже и ниже, и мы, получив товар во исполнение нашего приказа и очутившись перед полной невозможностью уступить его по этой цене кому бы то ни было, имели полную возможность изучить этот феномен в деталях. Наши убытки все увеличивались. В первый день Гуидо спросил моего совета. Пока еще он мог продать товар с убытком относительно небольшим в сравнении с тем, что он должен будет понести позже. Никакого совета я ему не дал, но не преминул напомнить мнение Тачича, согласно которому понижение цены может происходить в течение более чем пяти месяцев. Гуидо засмеялся:

— Только этого мне еще не хватало — чтобы в своих делах я руководствовался мнением какого-то провинциала!

Помню, я пытался образумить его, говоря, что этот провинциал много лет провел в маленьком далматинском городишке, все время имея перед глазами купорос. Так что я могу не терзаться угрызениями совести из-за убытка, который понес Гуидо в этом деле. Если б он тогда меня послушался, он мог бы его избежать.

Потом мы обсудили купоросное дело с одним маклером — маленьким толстеньким человечком, живым и рассудительным, который высказал нам порицание за наше приобретение, но, судя по всему, мнения Тачича не разделял. С его точки зрения, медный купорос, хотя и имел независимый рынок, испытывал на себе колебания цен на металл. Из этого интервью Гуидо почерпнул кое-какую уверенность и попросил держать его в курсе движения цен: он решил подождать, так как желал продать его не только не в убыток, но и с некоторой прибылью. Маклер сдержанно усмехнулся, а потом произнес фразу, которую я запомнил, потому что она показалась мне очень верной:

— Забавно, как мало в нашем мире людей, которые согласны примириться с небольшим убытком: только большие убытки ведут к большому смирению.

Гуидо не обратил на эту фразу внимания. Я, впрочем, был в восхищении и от него, поскольку он не рассказал маклеру о том, каким путем мы пришли к этой сделке. Я сказал ему об этом, и он был очень горд. Он боялся, сказал он мне, дискредитировать нас и наш товар рассказом об истории этого приобретения.

Потом некоторое время мы вообще не вспоминали о купоросе, покуда из Лондона не пришло письмо, в котором нам предлагали оплатить заказ и дать указания об отгрузке. Получить и принять на склад шестьдесят тонн! У Гуидо голова пошла кругом. Мы подсчитали, во сколько нам обойдется хранение такого количества товара в течение нескольких месяцев. Получилась огромная сумма! Я не сказал ничего, но маклер, который не прочь был увидеть товар в Триесте, потому что тогда рано или поздно ему поручили бы его продать, заметил Гуидо, что сумма, которая кажется ему такой огромной, станет не так уж велика, если ее выразить в процентах к стоимости товара.

Гуидо засмеялся, потому что замечание показалось ему странным.

— У меня же не сотня килограммов: к сожалению, у меня шестьдесят тонн!

В конце концов он, наверное, согласился бы с этим рассуждением маклера, по всей вероятности правильным, раз при самом незначительном подъеме цен все расходы оказались бы покрытыми с избытком, но тут всему помешало его так называемое вдохновение. Когда ему случалось обзавестись какой-нибудь собственной коммерческой идеей, она его буквально ослепляла и ни для каких других соображений в его голове не оставалось места. А идея была такая: товар был продан ему по цене «франко порт назначения Триест» агентами, которые должны были доставить его из Англии. Если же сейчас он уступит этот товар тем самым агентам, которые его продавали, и таким образом избавит их от хлопот по доставке, он сможет запросить с них цену более высокую, чем та, на которую он мог рассчитывать в Триесте. Все это было не совсем верно, но, чтобы доставить ему удовольствие, никто не стал спорить. Когда сделка была таким образом ликвидирована, горькая улыбка появилась на его лице, похожем в эту минуту на лицо мыслителя-пессимиста:

— Всё... Не будем больше об этом говорить. Урок обошелся нам дорого; нужно, чтобы он пошел нам впрок.

Однако об этом деле пришлось заговорить еще раз. Гуидо утратил великолепную уверенность, с которой он раньше отказывался от сделок, и когда в конце года я показал ему, сколько мы потеряли денег, он пробормотал:

— Этот чертов купорос принес мне несчастье. Мне все время хотелось как-то возместить тот убыток.

После того как я порвал с Карлой, я перестал посещать контору. Я не мог больше смотреть на любовь Гуидо и Кармен. Они переглядывались и улыбались, не стесняясь моим присутствием, и я в негодовании удалился, решив больше не возвращаться. Это решение пришло ко мне внезапно как-то вечером, когда я, уходя, запирал контору, и я никому о нем не сказал. Я ждал, что Гуидо спросит меня, почему я перестал приходить, и собирался в ответ выложить ему все, что я о нем думаю. Я мог позволить себе быть с ним суровым, так как о моих прогулках в городской сад он ничего не знал.

Я чувствовал нечто вроде ревности, потому что Кармен казалась мне его Карлой, Карлой более кроткой и послушной, чем моя. И со второй женщиной, как и с первой, ему повезло больше, чем мне! Но, может быть, — и это было основанием для новых упреков — своим везением он был обязан именно тем особенностям характера, которым я завидовал, хотя и продолжал считать их его худшими качествами: уверенная непринужденность, с которой он вел себя в житейских делах, была как бы параллелью к его уверенному владению скрипкой. Что касается меня, то теперь я уже не сомневался в том, что принес Карлу в жертву Аугусте. Когда я мысленно возвращался к подаренным мне Карлой почти двум годам счастья, я с трудом понимал, как могла она, при ее-то характере, который теперь я знал, так долго меня терпеть. Разве не оскорблял я ее каждый день из любви к Аугусте? Что касается Гуидо, то я был совершенно уверен, что он наслаждается любовью Кармен, даже не вспоминая об Аде. Для его вольной души две женщины — это было совсем немного. Когда я сравнивал себя с ним, я порою казался себе совершенно невинным. Я женился на Аугусте без любви, но не мог изменить ей не терзаясь. Может, и он тоже женился на Аде без любви, но я вспоминал любовь, которую внушала она мне (пусть даже сейчас она была мне совершенно безразлична), и мне казалось, что на его месте я был бы деликатнее именно потому, что я раньше ее любил, а он нет.

Однако Гуидо и не подумал меня разыскивать. Я сам вернулся в контору, надеясь развеять там одолевавшую меня скуку. Гуидо вел себя точно в соответствии с условиями договора, по которому я вовсе не был обязан регулярно заниматься его делами, и когда мы встречались с ним дома или где-нибудь еще, он неизменно проявлял Искреннее дружелюбие, за которое я был ему всегда признателен, и, казалось, даже не помнил о том, что я покинул свое место за столом, который он купил специально для меня. Из нас двоих замешательство ощущал только один человек, и это был я. Когда я вернулся на свое место, он встретил меня так, словно я отсутствовал всего один день, и пылко выразил свое удовольствие по поводу того, что вновь находится в моем обществе. Когда же он услышал, что я хочу вновь приняться за работу, он воскликнул:

— Значит, я хорошо сделал, что никому не давал дотронуться до твоих книг!

И в самом деле, я обнаружил, что и в гроссбухе и в журнале записи кончались там, где их оставил я.

Лучано сказал:

— Будем надеяться, что с вашим приходом дело стронется с места. По-моему, синьор Гуидо совсем упал духом после того, как ему не удались две сделки, которыми он это время занимался. Не говорите ему, что я вам об этом сказал, просто попытайтесь, если можно, вселить в него немного храбрости.

Я и в самом деле заметил, что в конторе работали чрезвычайно мало и после некоторого оживления, вызванного неудачей с купоросом, жизнь здесь настала прямо-таки идиллическая. Отсюда я сразу сделал вывод, что Гуидо уже не нуждается в работе для того, чтобы иметь Кармен в своем распоряжении, а вскоре я обнаружил, что и период ухаживания остался позади и Кармен стала его любовницей.