Железная Империя (СИ) - Фрес Константин

Но она нашла в себе силы после всего этого подняться и сеть, опираясь руками о пол, недобро глядя исподлобья некроманту в его тухнущие, умирающие глаза, едва только услышала имя Анексус и до ее сознания дошло, что ситх-леди отправилась в небытие и черную пустоту первой.

Алария не хотела таким образом выказать свое презрение к своему мучителю или подчеркнуть какое-то иное чувство. Она просто не нашла в себе сил поднять головы и взглянуть прямо.

Ее взгляд, обращенный к Малакору, потерявшему власть над нею, — одержимый взгляд маньяка-убийцы, добравшегося до крови, — был полон силы, жизни и злобного торжества.

— Он убил Анексус ситх, — злобно прорычала Алария, жадно изучая лицо Малакора, каждую черточку, в которых желала увидеть отражение его скорби и боли. — Твою Анексус! И отнял у тебя меня; Инквизитор разорил твой склеп! — прокричала Алария, и снова жутко расхохоталась, едва не уткнувшись лицом в пол от слабости.

Ее плечи вновь вздрогнули, дикий хохот потонул в плаче, в громкой истерике, полной боли и ужаса, и Вейдер покосился на содрогающуюся у его ног в рыданиях женщину.

— Клянусь, — проорала Алария, поднимая залитое слезами искаженное лицо, на котором причудливо смешивались отчаяние и вновь приливающая злорадная радость, — я отблагодарю его за такой роскошный подарок! О таком даже мечтать было невозможно — чтобы первой его жертвой стала твоя возлюбленная! Пусть остальные живы, но она — умерла!

Брови Вейдера взлетели вверх, в чертах его промелькнуло изумление, но уже через миг сменилось каменным, ничего не выражающим тяжелым безразличием.

Леди София, казалось, нервно вздрогнула от последних слов Аларии и закусила губу; ее бесстыдное обещание было более чем понятно — чем еще могла расплатиться эта женщина за оказанную ей услугу, кроме себя самой?

— Инквизитор не собирает падали, — резко произнесла София, не отдавая себе отчета в своих словах. — Оставьте при себе свою благодарность.

Эта странная ревность, этот горячечный протест вырвались из ее сердца внезапно, прежде чем София поняла, как выглядят ее слова для присутствующих. Однако, она не стушевалась и с честью выдержала обращенные к ней взгляды, словно отгораживаясь от чужого удивления и брезгливых издевок, пренебрежения и издевательских намеков мыслью о Триумвирате.

— Лорд Фрес равен Императору, — отчеканила София. — Он Один из Триумвирата. Невозможно просто так пойти и… отблагодарить его.

Алария, все так же не поднимая головы, перевела взгляд на вспыхнувшую румянцем Софию, и ее темные глаза на бледном лице, смотрящие недобро, пристально, внимательно, показались Софии ужаснее разверзшегося ада.

В них, помимо темной похоти и развращенной распущенности, можно было увидеть лютую жестокость и целеустремленность такой силы, что позавидовал бы и сам Император.

"Я доберусь до Инквизитора, — словно шептала лютая злоба, сквозящая в этом взгляде, — и лягу с ним, и он будет делать со мной такое, чего не делал ни с кем и никогда. И ему понравится, еще как понравится! Ты никогда не дашь ему этого; а я дам. И тогда посмотрим, кто будет иметь больше влияния и кто окажется ближе к трону Императора…"

София вздрогнула, ее рука легла на рукоять сайбера, однако в следующий момент веки Аларии дрогнули, мигнув, и словно стерли с темных радужек весь этот кошмар, всю порочную коварную вязь, выписанную Силой, превратив темные глаза женщины в уставшие и мутные, почти ничего не понимающие. И эта быстрая смена масок, казавшаяся наваждением, от которой начинаешь сомневаться в себе — а видела ли? А не показалось ли? — была страшнее, чем мертвенное присутствие Малакора.

Меж тем Вейдер, выступив вперед, закрыв собой обеих женщин от мертвого взгляда Малакора, произнес:

— Алария моя. Я не отдам ее тебе. Я лучше убью ее сам, но ты больше ее не получишь. Я выслушал тебя и решил, что твои претензии ничтожны. Нет. Мой ответ — нет.

Малакор смолчал, но его Тьма, лающая и ревущая безумными голосами, оглушая Силу Вейдера, черными тенями расползлась по комнате.

— Я могу ее обменять? — ничего не выражающим голосом произнес Малакор.

В его устах эти слова прозвучали не как вопрос, а как набор холодных, рассыпанных по Вселенной слов, сказанных когда-то кем-то разными голосами, а теперь просто собранных вместе в одну фразу, словно нанизанных на нитку разномастных бусин.

Так, словно Малакор поглотил души тех людей, давным-давно, и его наполненная смертью оболочка просто говорила их голосами, жила их воспоминаниями и мыслями.

— Да, — быстро ответил Дарт Вейдер, сверкнув глазами. — Принеси мне Фобис, и я отдам тебе Аларию.

От фигуры Малакора нестерпимо пахнуло лютой стужей, воздух дрогнул от выброса Силы, и мертвые тени прошлого, глядя затухающими неестественно-яркими глазами, произнесли разными, страдающими во тьме голосами:

— Хорошо… я покажу тебе мощь Фобиса…

Люк лично проводил страшного гостя за двери и сопровождал его через весь замок, наблюдая, чтобы некромант ничего не натворил.

И последней из покоев Императора Леди София вытащила Аларию, больно ухватив ее за локоть. Протащив ее, еле волочащую слабые ноги, через всю приемную, София раскрыла двери в коридор и брезгливо вышвырнула девушку вон, словно пыльную грязную тряпку, словно ненужную никчемную вещь, давно утратившую свою ценность, отчего Алария пролетела по инерции несколько шагов и врезалась в стену, налетев на нее всем телом и распластавшись по темному алому, с черными прожилками граниту.

У нее не было сил даже остановиться; но вот хохотать, тихо и страшно, сползая по стене вниз — сколько угодно.

Дарт Вейдер остался слеп и глух ко всем ее уловкам, уговорам и слезам. Даже наблюдая ее муки, раз за разом, когда на другом конце галактики Инквизитор жег ее тела, связанные с ее духом невидимыми связями, свысока глядя на ее судороги, слушая ее крики, которые, наверное, одинаковы у всех людей, которых когда-либо сжигали на кострах, он остался равнодушен.

Только пламя Мустафара отражалось в его горящих глазницах на суровом бесстрастном лице, наблюдая, как следом за искалеченным Энакином в лаву погружается и Падмэ, вопя от боли и отчаяния, не желая пройти его путем вслед за ним и жалея о том, что ее ноги вообще ступили на этот путь.

Ведь в итоге он приведет их в разные концы Вселенной…

Поэтому его голос после, когда все кончилось, когда уползла всепоглощающая тьма Малакора и отступил ужас, был страшнее всего, хотя он произнес такие простые, такие спокойные слова.

— Я выполнил свое обещание, — тихо сказал Дарт Вейдер, и в его на миг поникшей фигуре, опущенной голове, в его движении как будто ожил Энакин, страдающий, готовый уйти и прощающийся, может быть, навсегда. Склоняясь к маленькой Падмэ, он чуть согнул колено, и она тотчас узнала это движение, навеявшее ей горько-сладкие воспоминания, от которых рвались внутри тонкие нити, связывающие настоящее и прошлое, раскрывая пропасть настоящего. — Я отнял у Малакора все, что вас связывало. Клоны твои уничтожены. Ты свободна.

— Энакин, — позвала Алария дрожащим голосом, порываясь встать, подняться с пола, чтобы упасть на его грудь, вцепиться в его одежду, повиснуть на нем и плакать, молить о прощении за свои проклятья, за грязные слова, за все то, что вылезло на поверхность из гнилых могил только что, но Энакин, закрыв свои синие глаза и накрепко сжав губы, чуть качнул золотоволосой головой и порывисто отвернулся.

Нет, он не был слеп и глух, напротив.

Он видел и слышал все, абсолютно все, намного яснее, чем двадцать пять лет назад. На губах его играла горькая усмешка, и слезами его было не обмануть.

Его Императрица никогда не плакала.

Она никогда ни о чем не просила у Императора.

Она брала сама.

Или гордо отказывалась.

Этим они были схожи.

Они были едины.

Алария же с каждой своей смертью по крупинке теряла свою гордость, и в этом ее нельзя было упрекнуть.

Кто не потерял бы…

Но вместе с потерями были и приобретения; и эти неряшливые, грязные отпечатки ее жизни сегодня проступили, как пятна липкого пота на ее платье. И они были отвратительны.