Корсары Таврики - Александра Девиль

Испанец не успел ничего ответить, как Вера, кинувшись вперед, заслонила его и объявила Ринальдо:

— Дядя, он меня не соблазнял! Я сама согласилась стать его возлюбленной и невестой!

— Невестой? Он сделал тебе предложение? — Ринальдо обернулся к Родриго. — А как же ваш обет, данный покойно­му магистру?

— Очень хорошо, дядя, что ты знаешь про этот обет, — от­ветила за возлюбленного Вера. — Родриго не может его нару­шить, а потому наше венчание придется отложить на некото­рое время. Но мы с Родриго не хотим жить порознь — тем более что судьба корсара ненадежна, в ней нет уверенности в завтрашнем дне.

— Ты хочешь сказать, что вы собираетесь сожительствовать, как любовники? — уточнил Ринальдо.

— Как невенчанные супруги, — поправил его Родриго и, став рядом с Верой, обнял ее за талию. — Я с самого начала был честен с вашей племянницей и не стал от нее скрывать, что мы не сможем обвенчаться сразу. Но жить мы будем вместе с это­го дня — таково наше обоюдное решение.

— А вы не понимаете, дон Родриго, что такое сожительство оскорбительно для честной девушки? — запальчиво спросил Ринальдо. — Или вы думаете, что если она сирота, то ее неко­му защитить?

— Дядя, не ссорься с моим будущим мужем! — воскликну­ла Вера. — И не надо меня защищать, я не маленькая девочка и сама отвечаю за свои поступки! Если я решила жить с Родри­го — значит, так оно и будет!

Ринальдо тяжело дышал, и чувствовалось, что он усилием воли пытается смирить свой гнев. Карло тронул его за плечо и тихо сказал:

— Пойдем, пусть они сами во всем разберутся. Вероника не из тех, кто учится на чужом опыте. Ей придется Пройти че­рез свой.

Ринальдо бросил на Веру тяжелый взгляд исподлобья и сквозь зубы проговорил:

— А я-то надеялся, что ты благоразумная девушка и умеешь себя ценить. Дай Бог, чтобы его чувства к тебе оказались серьез­нее, чем я думаю. — И, обратившись к Родриго, добавил: — А с вами, сеньор, после такого вашего поступка я бы не стал иметь дела, если бы не наша совместная клятва, данная ордену.

— Простите, мессер Ринальдо, что я не сдержал своих чувств к Веронике! — со смиренным видом сказал испанец. — Кля­нусь, вы очень скоро убедитесь, что я честный человек, и мы с вами будем искренними друзьями!

Ринальдо только вздохнул и, махнув рукой, вышел из ком­наты, а вслед за ним и Карло.

Вера тотчас прильнула к возлюбленному и прошептала:

— Слава Богу, кажется, дядя смягчился. Ты подружишься с ним и с Карло, я уверена! Да разве можно долго гневаться на такого обаятельного человека, как ты? Даже я не смогла относиться к тебе сердито, а уж как старалась!

Родриго засмеялся, поцеловал Веру и прошептал ей на ухо:

— Грозовая Туча пролилась на меня счастливым дождем.

Зато Ринальдо, в отличие от Веры и Родриго, был далеко не в радостном настроении. Выйдя в сад, он подставил свое раз­горяченное лицо порывам прохладного ночного ветра и глу­хим голосом пробормотал:

— Не верю, что этот надменный идальго всерьез любит Веронику... И, уж тем более, что он когда-нибудь женится на ней...

Карло, шедший следом за ним, со вздохом заметил:

— Я всегда тебе говорил, что ложь порождает множество не­счастий — причем иногда с самой неожиданной стороны. Может, все сложилось бы иначе, если бы Вера знала правду о своем происхождении и не считала бы себя генуэзской ари­стократкой и твоей племянницей.

Ринальдо резко повернулся к другу:

— Опять ты все о том же! Ты дал мне клятву, что не скажешь Веронике правды о ее происхождении! А теперь тем более та­кая правда никому не нужна! Если испанец узнает, что Вероника... или Примавера — найденыш неизвестного рода и пле­мени, то будет ее презирать и тогда уж точно не женится на ней. А я не хочу, чтобы Вероника испытала такое горькое разочарование.

— Ничего не поделаешь, она сама сделала свой выбор. Ей нравилось быть племянницей корсара, а теперь нравится быть возлюбленной корсара.

— Ее ли это выбор? Просто ничего другого жизнь не могла ей предложить. И я тоже...

— Ринальдо, хватит метаться и корить себя! Время все рас­ставит на свои места. — Карло подтолкнул друга к дому. — Иди проспись, а утром многое для тебя будет в другом свете.

Часть третья

Аврелия

Глава первая

Родители Аврелии не часто ссорились между собой, но, ес­ли такое случалось, она приходила в полную растерян­ность и ей начинало казаться, что мир вокруг рушится и рассыпается на куски. Когда Аврелия была маленькой, то в та­кие минуты со слезами бросалась умолять мать и отца не ругать­ся; это действовало на них, и они умолкали, а после старались не показывать своих разногласий в присутствии дочери.

Повзрослев, девочка поняла, что ссоры в любой семье неиз­бежны и нельзя воспринимать их так остро. Она видела, что в дру­гих домах, даже очень почтенных, бывают куда более бурные столкновения, чем допускали между собой Марина и Донато. И все же Аврелия оставалась довольно чувствительна к семейным разногласиям — может, именно потому, что понимала: ее роди­тели по-настоящему любят друг друга, а всякая грубость оскор­бляет и принижает любовь — чувство, которое девушка в глуби­не души считала священным, хотя сама его еще не испытала.

Вот и в этот весенний день, вбежав в дом с букетом полевых тюльпанов, собранных у холма, Аврелия сразу же помрачнела, услышав сердитые голоса Марины и Донато. Раньше она бы, наверное, без промедления кинулась бы в родительскую спаль­ню, чтобы прервать разгоравшуюся ссору, но сейчас что-то за­ставило девушку остановиться и прислушаться.

— И ты собираешься уехать сейчас, когда у меня плохие предчувствия? — упрекала мужа Марина. — Значит, поручение консула для тебя важнее, чем благополучие семьи? Однажды ты уже покинул дом ради подобного поручения, хотя я тогда была на сносях. И именно во время твоего отсутствия пропа­ла Примавера, а у меня случились тяжелые роды, и после Ав­релии я уже не могла иметь детей. Теперь ты снова нас поки­даешь, хотя консул мог бы найти и другого посланца! У тебя вообще нет необходимости нести службу, нам вполне хватит доходов от наших земельных владений и от торговых кораблей!

— Ты хочешь, чтобы я превратился в домоседа-помещика или заурядного купчишку? — Донато старался говорить прими­рительным тоном, и все же в его голосе прорывалось недовольство. — Пойми, жена: я мужчина, я еще не старик и не калека, а потому должен заниматься деятельностью и иметь какое-то влияние в городе, а не ограничивать свою жизнь стенами соб­ственного дома. Если я сделаюсь простым скучным обывателем, то скоро и тебе не буду интересен, уж поверь. Да и можно ли прожить в таком неспокойном городе, как наш, отгородившись от гражданских дел? Если уж Кафа стала моей второй родиной, то я должен служить для ее благополучия. Разве ты забыла, как еще три года назад татары разорили наш город? Да, Кафа вос­становилась, как и всегда после подобных испытаний. Но ведь лучше не допускать, чтобы ее снова и снова проверяли на проч­ность! Если в ближайшее время какой-нибудь Едигей или Тохтамыш снова нападет на Кафу, то, боюсь, нам и нашим детям не удастся отсидеться даже в Подере ди Романо. Беда настигнет везде, если не трудиться над ее предотвращением.