Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг - Алексей Исаев

Тогда, в июле 1941 г., результаты Жлобинской операции были оценены, мягко говоря, критически. В документах по ее итогам звучали такие обороты, как «срыв боевой операции», «серьезное поражение» и другие подобные им. Было сказано немало резких слов относительно ведения разведки армией и корпусом. Однако с позиции знаний сегодняшнего дня о тех событиях приходится переставить некоторые акценты. Рассматривая планирование и результаты жлобинской операции 21-й армии, следует отметить грамотное комплектование командиром 117-й стрелковой группы Чернюговым «боевой группы» для выполнения поставленной задачи. В нее были включены пехота, саперы, танки и артиллерийские части, включая противотанковые. Именно это сочетание, скорее всего, привело к переоценке противником сил атакующего из Жлобина отряда.

Собственно, неудача операции была следствием чрезмерного риска, заложенного в сам план командованием Западного фронта. Сам по себе рейд полковой «боевой группы» на немалое расстояние, разделяющее Днепр и Березину, был сопряжен с большой опасностью для нее. Для подвижных соединений немцев такая «боевая группа» была легкой жертвой, что и было продемонстрировано в бою 6 июля. Расчет мог быть только на то, что немецкие танковые и моторизованные дивизии уйдут дальше на восток и оставят на Березине под Бобруйском лишь слабое прикрытие. Этот расчет не оправдался. Претензии же к работе разведки звучат тем более забавно, что сами немцы подготовки отряда Чернюгова к бою и его выдвижение вечером 5 июля попросту не заметили.

С позиций сегодняшнего дня 117-я стрелковая дивизия приняла активное участие в решении задачи № 1 Красной армии летом 1941 г. — выбивании наиболее опасных и ценных соединений противника, танковых и моторизованных дивизий. Собственно, XXIV корпус двигался мимо Жлобина, его целью были переправы через Днепр выше по течению. Соответственно 117-я стрелковая дивизия была законной добычей следующей за танковой группой пехоты. Однако отряд Чернюгова сумел навязать бой немецким мотопехоте и танкам и нанести им существенные потери. Это само по себе было достижением.

По итогам работы комиссии по расследованию боев 117-й стрелковой дивизии были сделаны выводы о «несостоятельности» и «неумении руководить дивизией» со стороны ее командира. В выводах отчета комиссии даже было сказано: «Полковник Чернюгов решением Военного совета армии отстранен от занимаемой должности. Дело передано на расследование прокуратуре». Однако полковник С.С. Чернюгов избежал трибунала. Уже в середине июля 1941 г. он был назначен командиром другой стрелковой дивизии. Более того, в октябре 1942 г. он получил звание генерал-майора и позднее командовал знаменитой 8-й гвардейской стрелковой дивизией («панфиловской»). Весьма замысловатой была судьба начальника штаба 21-й армии генерала Василия Гордова. Он в ходе войны успел побывать и командармом, и командующим Сталинградским фронтом, и вновь командармом. Уже после войны генерал Гордов был арестован и расстрелян. Звездный час командира корпуса Петровского в первые дни июля был еще впереди. Но об этом — немного позже.

После неудачи контрудара 5-го и 7-го механизированных корпусов неизбежно встал вопрос о том, каким образом теперь защищать «Смоленские ворота». Усугублялась ситуация прорывом противника у Витебска. 20-я армия на момент сворачивания контрудара мехкорпусов состояла из одиннадцати стрелковых дивизий. Состояние этих дивизий сильно «плавало» от соединения к соединению. Так, например, 233-я стрелковая дивизия, поданным на 10 июля 1941 г., насчитывала 12 652 человека, 73-я стрелковая дивизия — 15 260 человек. 100-я и 161-я стрелковые дивизии понесли большие потери в предыдущих боях и имели в среднем менее 50 % штатной численности личного состава. Укомплектованность их вооружением и техникой была еще ниже. То же самое можно было сказать о 14-й и 18-й танковых и 1-й моторизованной дивизии. Прежней прочной «подпорки» в лице свежего 7-го мехкорпуса 20-я армия уже не имела (мехкорпус Виноградова, напомню, был передан 19-й армии). 229-я и 144-я стрелковые дивизии находились еще в процессе сосредоточения и также не могли рассматриваться как полнокровные соединения. Вместе с тем эти два соединения были сравнительно полнокровными — 14 199 и 7374 человека соответственно.

К этому времени рокированная с Украины 19-я армия выдвигала свои передовые части к Витебску, стремясь не допустить прорыва немцев на этом направлении. Но запаздывание в сосредоточении частей 19-й армии и захват 9 июля противником западной части Витебска открывали правый фланг 20-й армии, серьезно осложняя ее положение. Отдельные части 19-й армии вели бой в районе Витебска с наступавшим противником, а 153-я стрелковая дивизия, потеряв связь с 20-й армией, отходила за р. Лучесу. Таким образом, изначально не блестящее положение армии Курочкина еще больше ухудшилось, когда немцы 11 июля начали наступление практически на всем ее фронте. Собственно, 11 июля все атаки противника были отбиты. Определенного успеха противнику удалось достичь лишь на стыке с 13-й армией, форсировав Днепр. Однако это совсем другая история, не имеющая прямого отношения к обороне «Смоленских ворот».

Наибольшую угрозу положению 20-й армии по-прежнему создавал захват противником Витебска. От него немецкие танки уже начали двигаться в направлении Велижа и Демидова. '

12 июля по приказу войскам Западного фронта 19-я армия в целях восстановления целостности фронта должна была силами 7-го мехкорпуса, 162-й стрелковой и 220-й моторизованной дивизий нанести контрудар на Витебск. 20-я армия по этому же приказу должна была нанести вспомогательный удар. Однако контрнаступление не состоялось. Не закончившая сосредоточение 19-я армия отходила под натиском 3-й танковой группы. Вводимые в бой по частям силы левого фланга армии не только не были в состоянии нанести сколько-нибудь сильный удар, но даже не смогли задержать его продвижение.

Кроме того, на левом фланге 20-й армии началось форсирование Днепра двумя корпусами 2-й танковой группы. Фактически оба фланга 20-й армии были обойдены. Однако армия упорно удерживала позиции в центре, выигрывая время для сосредоточения прибывающей с Украины 16-й армии М.Ф. Лукина.

Форсирование Днепра

Операции с использованием механизированных соединений в ходе Второй мировой войны имели свои правила и каноны. Начиналось все со статичного фронта, когда две противоборствующие стороны стояли друг напротив друга на позициях той или иной степени подготовленности. Фронт вдоль линии соприкосновения войск противников занимался в основном пехотой. Владеющая инициативой сторона начинала операцию, пробивая фронт в одном, а чаще нескольких местах. Корпуса или даже армии, состоящие. из танковых соединений, прорывались в глубину, смыкая клещи глубоко в тылу противника, образуя внешний и внутренний фронты окружения. Задачей пехоты было сковывание окружаемого противника с фронта, а затем постепенная смена мехчастей, как на периметре окружения, так и на достигнутом ими рубеже в глубине, на внешнем фронте «котла». Следующий этап операций начинался после возвращения к условию предыдущей задачки, т. е. фронт общевойсковых армий с вкраплениями механизированных войск или же с крупными мехсоединениями в тылу, в выжидательных районах.

Смоленское сражение отступило от этого канона. В своих воспоминаниях Гудериан писал: «7 июля я должен был принять решение: либо продолжать быстрое продвижение, форсировать своими танковыми силами Днепр и достичь своих первых оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом кампании, либо, учитывая мероприятия, предпринимаемые русскими с целью организации обороны на этом водном рубеже, приостановить продвижение и не начинать сражения до подхода полевых армий»[273]. Решение действительно нельзя не назвать спорным. Фактически механизированные соединения должны были начинать новую операцию в отрыве от главных сил полевых армий. Причем начинать новую операцию с такой замысловатой процедуры, как форсирование крупной водной преграды. Даже с учетом высоких ударных возможностей германских танковых и моторизованных соединений это выглядело чересчур смелым решением. Впрочем, возражение против временного сворачивания наступательных операций было очевидное. Гудериан написал об этом без обиняков: «Наша пехота могла подойти не раньше как через две недели. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжать маневренную войну».

Надо сказать, что в воспоминаниях Гудериан описал историю с форсированием Днепра как полную борьбы с вышестоящими руководителями. Он писал: «9 июля ознаменовалось особенно горячими спорами относительно проведения предстоящих операций. Ранним утром на моем командном пункте появился фельдмаршал фон Клюге и попросил доложить ему обстановку и мои намерения. Он был совершенно не согласен с решением незамедлительно форсировать Днепр и потребовал немедленного прекращения этой операции, пока не подойдет пехота. Я был глубоко возмущен и упорно защищал свои действия»[274]. К моменту написания «Воспоминаний солдата» и фон Клюге, и фон Бок уже были мертвы и поэтому не могли сказать, так это было или нет.