Осенние визиты - Сергей Лукьяненко

— Особенно ты такой.

— Что я? — Скицын быстро поднялся. — Я своих комплексов не скрываю, я их холю и нежу! Профессия такая!

ЩЕЛК…

Визитер прикрыл глаза. Повезло же ему с Прототипом.

КАРТИНКИ СЛИЛИСЬ. НИКОЛАЙ И ИЛЬЯ УВИДЕЛИ ДРУГ ДРУГА.

Удачи тебе, Прототип Силы.

14

Шедченко принял ледяной душ, обтерся махровым полотенцем. Хорошо, что вчерашняя баня завершилась не пивом, а зеленым чаем. Ничуть не хуже… особенно поутру.

Видимо, пока он мылся, ему принесли одежду. Непривычный такой костюмчик, штатский, но чертовски удобного спортивного кроя. Шедченко оделся, посмотрел на себя в зеркало. Даже не военный, пожалуй. Бывший штангист, удачно удерживающий форму.

Растолстел он все же на штабной работе…

В дверь постучали и вошли, прежде чем Николай успел ответить. Хайретдинов был собран и деловит. Молча опустил на разложенную кровать дипломат, кивнул:

— Открой.

Шедченко откинул крышку. Достал пистолет, подбросил на ладони, привыкая к тяжести оружия. «Стечкин». Хорошая машинка, по недоразумению названная пистолетом.

— Спасибо, Рашид… Это было сложно?

— Достаточно. Какого хрена ты украинский гражданин?

Николай пожал плечами, поднял пистолет, прицеливаясь. Рашид нагнул голову.

— Осторожно, заряжен!

— Мне надо будет потренироваться.

— В подвале есть тир. Только быстро, Коля. Посланник Тьмы желает тебя видеть.

Шедченко вздрогнул.

— Его имя — Илья Карамазов. Он наемный убийца, как я понимаю — очень хороший специалист своего дела. Я не смог выяснить, где он живет. Всегда так со Тьмой… неясно до конца. Но мы почувствовали друг друга.

— Вызов?

— Да. Можешь считать это дуэлью. В полдень он будет ждать тебя на Всероссийском Выставочном Центре.

Шедченко недоуменно посмотрел на Визиря.

— Не я выбирал место. Он поставил меня перед фактом, Коля. Пригласил прийти. Через главный вход, и — к павильону «Космос».

— Так нельзя, Рашид. Там люди. Много людей!

— Кому ты объясняешь? Но если я не приду, то он все равно начнет стрелять. Поверь, выхода нет.

— Рашид, это оружие, — Шедченко подкинул пистолет на ладони, — легально?

— Да. Но если ты кого-то уложишь, проблем у меня окажется предостаточно. Лучше всего будет уйти от милиции. Она, как правило, не спешит к месту происшествия.

— Полдень, — Николай глянул на часы. — Хорошо, время есть. Рашид, я должен действовать один?

Хайретдинов подумал секунду.

— Возьми одного из моих ребят, кто тебе симпатичнее?

— Семен.

— Молодец… Сейчас мы все сделаем. Он будет оформлен твоим телохранителем. И сможет убить Посланника совершенно законно.

— Рашид, кто-то еще из вас туда придет?

— Бес его знает. Посланник Творчества, похоже, сегодня будет стресс снимать. Вчера они взяли мальчишку.

— И?

— Посланник Творчества блефовал, пытался пойти на альянс с Развитием и Знанием. Он лгал. Это все поняли. Отпускать пацана глупо.

— Он его… убил?

— Вероятно, да. Через сутки я отвечу точно. Да что ты ужасаешься, вояка? Знаешь, сколько детей исчезает в Москве за сутки? И что с ними происходит? Накинутое на шею полотенце — не самый ужасный способ уйти из жизни.

Хайретдинов почесал переносицу.

— Впрочем, злись. Когда настанет черед писателя, ты ему это припомнишь. Знаю я вас, военных. Вечно робеете перед культурой… которая о вас подметки вытирает и с дерьмом смешивает.

— Это ее работа.

— Ну-ну. Идем завтракать. Потом еще немножко займемся… твоим гардеробом.

Мария вернулась только под утро.

Анна то задремывала, тревожно и беспокойно, то снова вскидывалась. Как быстро она отвыкла спать в одиночестве…

Номер был слишком роскошным, непривычным. Три комнаты, чудовищная кровать, непривычно большая — можно было раскинуть руки, и они не свешивались, можно было лечь поперек, по диагонали… как угодно.

Телевизор — импортный, с пультом, усеянным кнопками — Анна провозилась минут десять, прежде чем сумела его включить.

Даже ванна ее напугала — круглая, очень глубокая, с гидромассажем, про который она только слышала раньше…

Нет, разумом она понимала — все это правильно, только так и должно быть. Что для Марии эта роскошь — пыль на ветру. Она ведь даже не о себе заботилась, о ней, глупой провинциальной девчонке.

Но было ужасно одиноко и непривычно.

Мария велела ей заказать ужин в номер, и она долго колебалась — рискнуть ли? Потом все же сняла телефонную трубку, стараясь говорить четко и уверенно, сделала заказ. Минут через пять ужин принесли; но есть не хотелось, она лишь выпила немного сухого вина.

Где же, где же сестра ее и госпожа?

Когда сквозь сон Анна услышала стук открывшейся двери и глянула на часы, было уже полпятого. Она метнулась навстречу Марии в одной ночнушке, прижалась к ней — к холодным с улицы щекам, зарылась в пахнущие дорогими духами волосы…

— Все, все в порядке, — устало сказала Мария, отстраняясь. — Я вернулась.

Анна кивнула, сдерживаясь, не спрашивая. Мария села у журнального столика, молча налила себе вина, глотнула…

— Если бы ты знала, сестра, сколько там грязи и зла.

Анна присела перед ней на корточки. Да, она знала. А если и не знала — то верила…

— Я искала помощника, — сообщила Мария. — К сожалению… мы не все можем сделать вдвоем.

В груди кольнуло, горло сжал холодный комок. Но Анна промолчала. Ей виднее.

— Я никого не нашла, сестра. Быдло. Похотливое быдло, — Мария задумчиво смотрела на нее. — Без ума, без силы, без души… Может быть, нам придется поговорить с другими Посланниками. Дать им шанс спастись. Дать им любовь.

Часть шестая. Минус второй, минус третий…

0

«Таганская» была забита народом. Кирилл стоял в центре, озираясь по сторонам, терпеливо снося толчки прохожих. Так не хотелось спускаться в метро… вспоминать… он всю жизнь, наверное, будет бояться подземных переходов. Но Визард был прав, здесь легче всего оторваться от преследования.

Они подошли к Кириллу сами. Со спины, видимо, осмотревшись и убедившись, что «хвоста» нет. Мальчик обернулся от прикосновения, замер, глядя на Визарда и Визитера.

— Я очень рад, малыш, — Визард коснулся его щеки. — Очень рад.

Кирилл шагнул к Аркадию Львовичу, уткнулся лицом в жесткую ткань плаща.

Хорошо, когда есть кто-то, кто не врет.

— Как ты убежал, Кирилл?

Визитер взял его за руку, и Кирилл повернулся, посмотрел на себя-другого, себя-звездного, отражение черных игл космоса. Улыбнулся.