Ричард Длинные Руки — принц короны - Гай Орловский

Конечно, мелькнула мысль, в семье не без урода, среди священников есть и пьяницы, и чревоугодники, и распутники, и даже педофилы, но в общем это те, кто отдает себя обществу целиком, а мы, все остальные, только чуточку, и то если эта чуточка остается от наших мелких делишек и простеньких удовольствий.

Бобик пропал вдали, но почти сразу же мы увидели высокий шпиль церкви, небольшое село вокруг, а когда все это стремительно приблизилось, а дома разбежались в стороны, я увидел в трех шагах от входа в церковь на истоптанном и забрызганном кровью снегу окровавленное тело.

Я даже не сразу понял, человек это или животное, слишком много крови, выпущенные кишки, зверски оторванные руки, а грудь разворочена, оттуда, похоже, вырвали сердце.

Бобик заканчивал третий круг вокруг места трагедии, когда арбогастр остановился на скаку перед окровавленным телом. Крестьяне, видя, что Пес совершенно не обращает на них внимания, начали подходить осторожно, на ходу снимают шапки и кланяются, но кулаки сжаты, а на лицах отчаяние и гнев.

Я спросил быстро:

— Когда он ушел?

— Час назад, — ответил один быстро и закричал: — Найдите его, ваша милость!.. Убейте его!

И крестьяне, словно прорвало плотину, закричали в бешенстве и ярости:

— Убейте!

— Убейте на месте!

— Нет, на кол такого!

— Мы его сами убьем!

Голоса отдалились и пропали, встречный и очень холодный ветер ударил в лицо. Арбогастр пошел все быстрее, стараясь догнать Бобика, что мчится напрямик через заснеженное поле, хотя я видел на дороге свежие оттиски крупных подков, что уводят в сторону.

Четвертое село за ближайшими холмами, в самом деле эти земли заселены очень плотно, земли плодородные, мелких рек много, а далекий горный хребет, пара длинных ущелий и многоводная река защищают от вторжения больших армий.

Я успел увидеть, как к церкви подъехал на рослом коне мужчина в доспехах, соскочил и, толкнув дверь, вошел вовнутрь.

— Зайчик, — сказал я.

Арбогастр сделал рывок, через мгновение мы оказались рядом с чужим конем, повод его небрежно и кощунственно наброшен на ручку двери церкви.

Бобик прыгал перед дверью, а когда я ее толкнул, первым, отпихнув меня, ворвался вовнутрь.

Я вбежал следом, церковь простая, деревенская, но отделана с любовью и тщательностью. Между двумя рядами простых стульев к аналою быстро и уверенно идет тот человек, чей конь остался снаружи.

По его доспехам бегут отблески от множества свечей, на громкий топот моих ног он оглянулся, испуганно отшатнулся от Бобика, но Адского Пса в нем не признал, а уставился в мое лицо злыми глазами.

— В чем дело?

Голос его звучал требовательно и властно, я ответил так же резко:

— Это ты убил тех священников?

— А тебе какое дело? — ответил он громче, в голосе прозвучал настоящий рык.

— Прямое, — ответил я и обнажил меч. — За что ты их убил?

Он отрезал люто:

— Это мое дело! А ты, сопляк, лучше бы не вмешивался!

— Ладно, — сказал я, — за сопляка я тебя точно убью.

— Ты еще не знаешь, — прорычал он, — с кем имеешь дело…

— Это ты не знаешь, — ответил я.

Он быстро оглядел меня с головы до ног.

— А кто ты? Ты представляешь, кто я?

— Это неважно, — ответил я. — Если бы я запоминал всех, кого отправил в ад, у меня голова была бы размером с сарай.

Он на миг насторожился, услышав упоминание об аде, но все мы так говорим в подобных случаях, и он, быстро зыркнув на меня, сказал мстительно:

— Ну что ж, мальчишка, умри!

Двери исповедальни распахнулись, выскочил старенький сухонький священник с болтающимся на груди большим крестом, прокричал в ужасе:

— Спрячьте оружие! Вы в святом храме!

Конрад сделал выпад, я парировал. Сталь мечей со звоном высекла искры. Некоторое время мы наносили сильные, но осторожные и рассчитанные удары, затем он начал убыстрять движения.

Священник остановился в горестном оцепенении, потом начал громко читать молитву.

Я следил за противником со всем вниманием, наконец он прохрипел со злостью:

— А ты хорош… оказывается…

— Ты будешь вообще в восторге, — пообещал я, — когда убью…

— Но ты все равно умрешь!

— Сперва ты…

Он еще ускорил движения, но я и сам разогрелся, ощутил, что могу взвинтить темп, постоянно переходил в контратаку. Кончик острия задел его плечо, там сверкнули искры.

Конрад Синезубый дернулся и торопливо отступил, держа меч наготове. Из разрубленного места пошла пробиваться струйка темного дыма.

— Что? — вскрикнул он. — Ты меня ранил?

— А как удивишься, — заверил я, — когда убью…

— Но это, — проговорил он сдавленным голосом, — невозможно… невозможно… Ты кто?

— За что ты убивал священников? — спросил я. — На свете много всякой дряни, за убийство которой еще и спасибо сказали бы!

Он процедил сквозь зубы:

— Мне плевать, что скажут другие… А со священниками у меня личные счеты. Я их буду убивать и дальше. И перебью всех…

— Не перебьешь, — ответил я и, увернувшись от просвистевшего рядом лезвия, с силой ударил снова.

Тяжелое стальное острие обрушилось на шлем, со скрежетом разрубило, страшно рассекло голову, а остановилось только в середине груди.

Он упал на спину, увлекая за собой застрявший меч. Я ожидал лужу крови, что сейчас расплывется по полу и потечет под ряды стульев, однако тело оставалось сухим.

Раздался легкий и частый треск, это все великолепие стальных доспехов, кожи и сапог со шпорами разом осыпалось, превращаясь в черный крупнозернистый песок.

Еще мгновение ушло, чтобы песок рассыпался в пыль. Холодный ветерок со снежком из распахнутых дверей медленно начал разносить ее по залу.

Священник крикнул обвиняющим голосом:

— Что вы наделали! Что наделали?

— Спас вашу шкуру, святой отец, — ответил я. — Он убил священников в трех церквях по дороге сюда. Вы были бы четвертым.

Он вскрикнул, светлея лицом:

— Так это же прекрасно!.. Я стал бы мучеником, моим именем назвали бы эту церковь… Возможно, приобщили бы со временем к сонму святых… а вы все испортили!

Я сказал уязвленно:

— Святой отец, вашими устами глаголет гордыня. Вам стоит очень внимательно подумать над своими словами. И предыдущей жизнью. Уверен, служите церкви ревностно, но только ли ради Господа или же и хоть немножко ради вот таких мирских почестей?.. А сие не весьма зело достойно. А скорее обло.

Я вышел, сопровождаемый Бобиком, там поднялся в седло арбогастра. Серый конь посмотрел на меня и призывно заржал.