Азиаты - Валентин Рыбин

— Родом я из Бухары, а зовут меня Бухар. Дай слово мне, великий шах, что сохранишь мне жизнь, и я расскажу всё, как было.

Зала загудела от ропота вельмож, явно не согласных с Бухаром. У шаха же этот ропот вызвал раздражение.

— Мы клянёмся тебе Аллахом и Кораном, что не умертвим тебя! — пообещал Надир-шах. — Но скажи истину, как ты, жалкий человек, подлая тварь, червь и паутина, дерзнул на установленного свыше соизволением Аллаха государя поднять руку?! Разве ты не знаешь, что Всевышний невидимо хранит царей своею десницею?

Бухар переступил с ноги на ногу, обдумывая ответ, и заговорил, чётко произнося каждое слово:

— Да будет здрав великий государь… Моя жизнь и смерть в твоей власти. Теперь, когда я перед тобой, я осознал, что Аллах невидимо ото всех смертных хранит тебя и милует. Но если бы я знал, что ты, свалившись с коня, притворился мёртвым, я бы тебя прикончил — у меня в запасе много пуль было.

— Позовите сюда палача! — (***) бешенстве. — Эта подлая тварь ос (***) Сановники возмущённо зашумели (***) зала превратилась в базар, и шум (***) не явился палач — наскачи, неся (***)ные иглы и горящие угли. Надир-шах (***) лил меру наказания злодею, и наска (***)

(***) — ну выдран был край страницы!!!!

Подойдя с двумя помощниками к Бухару, палач кивнул, и они схватили его за плечи, чтобы стоял смирно. Сам наскачи взял с подноса две иглы, подержал их на углях, пока они не стали красными, и изящным движением вонзил в глаза Бухара. Юноша закричал, душераздирающе, затем, когда его повели к двери, потерял сознание. Надир-шах самодовольно сказал:

— Я миловал этого негодяя… и я вырву из него всю правду, ибо божественным провидением вижу крупный заговор…

Через несколько дней, когда Бухар пришёл в себя, к нему зашёл визирь:

— Как ваше самочувствие, несчастный? Молите Аллаха, что его величество не отрубил вам голову; вы очень сильно рассердили его своими глупыми словами. Ныне великий Надир-шах пребывает в хорошем; расположении духа, и я принёс его повеление: выдать вам пятьсот динаров на прокормление. Вот, возьмите и благодарите Аллаха и шах-ин-шаха за милость… — Визирь удалился и, вернувшись к шаху, доложил ему о сделанном. Шах удовлетворённо кивнул и попросил подать ему бумагу и калам. Затем выпроводив из комнаты визиря, сел за письмо к старшему сыну. Не более чем через час, собственноручно запечатав в свиток своё послание, шах пригласил визиря и велел ему отправить письмо в Тегеран Реза-Кули-мирзе. Три сотни всадников стремглав выскочили из Дербента и понеслись вдоль берега моря к Самуру и дальше, через Баку, в Тегеран. Почти месячный их путь окончился в тегеранском загородном дворце, где в — окружении евнухов и красавиц гарема жил Реза-Кули-мирза. Старший сын шаха был несказанно обрадован вестью от отца. Распечатав свиток, он углубился в чтение письма, не замечая, Какими острыми взглядами следят за ним его евнухи. Каждую ужимку на лице, каждый вздох мирзы запоминали они.

(***) осторожности не только хмурил (***) о вздыхал, но и задумывался и

(***) и Бухара?! Это непостижимо уму! (***) голова… О Аллах, сжалься надо

(***) от жаркого волнения и страха, (***) неотвратимой беды накатывало на

сердце. Своё спасение он видел только в разуверении отца: нет, Реза-Кули-мирза ни в чём не виноват. Но не скажешь же так, если отец не обвиняет прямо, а лишь намёками, словно заяц, когда за ним скачет гончая. И мирза нашёл, что ответить: «Дорогой отец мой, солнце царей и ось нашей великой державы, не могу выразить простыми словами, как я рад за тебя! Теперь, когда злодей, поднявший на тебя руку, схвачен, не теряю и я надежды, что успокоенное твоё сердце забьётся ровно, и ты поймёшь, что зря обижал меня своим отчуждением. Преданный тебе твой старшин сын всегда был верен тебе, и нет такой силы, которая могла бы его отвлечь от отца…» Реза-Кули-мирза, вычерпав из сердца всю свою лесть, заплакав над листочком бумаги. Оба евнуха, словно сговорившись, подскочили к нему, подумав: «Раз мирза плачет, значит умер или убит его отец, великий и непобедимый Надир-шах!»

— Ваше императорское высочество, что случилось? — спросил один из них, испуганно тараща глаза.

— Аллах, спаси и помилуй, неужели что-то случилось с шах-ин-шахом! — схватился за сердце другой.

Реза-кули-мирза от их неожиданных восклицаний словно очнулся от сна, подумал тревожно: «Кастраты видели, как я себя вёл, читая письмо, и слышали о чём я говорил!» Мирза постарался скрыть от них своё замешательство, но тут же решил: «Надо избавиться от обоих евнухов. Я давно уже подозреваю, как они внезапно появляются там, где им не следует быть!» Мирза наградил гонцов дорогими халатами, отдав послание, проводил их на Гилянскую дорогу.

Надир-шах два летних месяца с двадцатитысячным отрядом ездил по горам Дагестана, круша аулы, но больших побед не добился: наоборот, только растревожил горцев Кавказа. Опять они обратились за помощью к турецкому султану. Дело шло к большой войне с турками. Возвратился Надир-шах в Дербент уставший и злой. В первый же день приезда ему подали письмо от Реза-Кули-мирзы. Прочитав послание, шах нашёл, что оно не искренее: не было в нём тех глубоких чувств, какие могут подкупить сердце родителя. Но письмо ему напомнило, что слава Аллаху жив злодей, покушавшийся на его жизнь и надо его ещё раз допросить. Отдохнуть после поездки Надир-шах в одну из ночей, когда ему не спалось от предчувствий и сомнений, велел привести ослеплённого Бухара. Его привели, и он покорно согласился поговорить с шахом, предупредив, как бы шаху не стало хуже от его откровений. Надир-шах насторожился:

— Разве может быть хуже от правды, какую я от тебя услышу? Правда всегда ведёт к исправлению ошибок и заблуждений, и от неё здоровее становится во всём государстве.

— Ваше величество, — вновь предупредил, Бухар, — но у меня такая правда, от которой могут умереть ваши близкие родственники, а потом и вы, солнцеликий.

— Говори, не пугай меня глупыми угрозами. Я не юнец — я шах Персидской империи, созданной на костях сотен тысяч таких, как ты! Уместно ли жалкому мышонку пугать своими зубками льва?

— Ну, раз так, то слушай, великий шах. Послали меня убить ваше величество ваш старший сын Реза — Кули-мирза, шурин Лютф-Али-хан, а полковник Мухам— мёд-хан помог залезть на дерево, где я скрылся и оттуда выстрелил из пистолета.

— Вах, я же знал, что ты не один! — воскликнул Надир-шах. — Я не зря подозревал в покушении на меня моего собственного сына. Спасибо тебе, Бухар, за твою правду.

— Ваше величество, вы зря говорите мне спасибо. Когда вы уничтожите сына, шурина и полковника Мамед-агу, то и сами погибнете, потеряв опору. Кто поддержит вас в вашей кровавой жизни?

— Замолчи, слепец! — взорвался Надир-шах. — Ни слова больше, или я задушу тебя собственными руками! Уведите его,

Гуламы мгновенно схватили Бухара и выволокли из комнаты. Надир-шах, успокоившись, решил не показывать даже вида, что проник в жестокую тайну старшего сына и его сторонников. «Этот негодный сарт из Бухары предрекает мне смерть оттого, что я лишу себя родственного окружения и задохнусь в одиночестве среди чужих людей! — рассуждал он про себя, не думая пока, о расправе над преступниками. — Но нет, у Надира хватит сил и духа жить уверенно и стойко, даже если меня будут окружать не люди, а черти и другие неземные существа!» Реза-Кули-мирза по-прежнему находился в Тегеране, Лютф-Али-хан в горах с крупным соединением кавалерии, Мухаммед-хан приехал в Дербент с донесением… «А может, приехал за моей головой?» — насторожился шах и приказал нескольким гуламам следить за полковником. Горя мщением, шах сдерживал себя, но уже сознавал, что старшего сына для него больше не существует, как не существует и шурина, не говоря уже о Мамед-аге. В сердце шаха постепенно образовалась пустота от мнимой потери сына и шурина. Не было теперь рядом с ним в Дербенте ни одного родного человека, с кем бы он мог поделиться своими горестями или чаяниями. И заскучав не на шутку, он приказал визирю немедленно привезти его сыновей: Имам-Кули— мирзу, Насруллу-мирзу и любимого внука, рождённого сефевидской княжной, — Шахруха-мирзу. Шах решил в присутствии их расправиться со старшим сыном и шурином. Слуги отправились в Мешхед, и он решил, что пора приступать к делу, которое отберёт у него немало времени.

Вернувшись однажды из поездки, Надир-шах велел войскам дербентского гарнизона построиться вокруг площади. Выехав на середину на белом аргамаке, приказал доставить палача с верёвкой. Когда палач явился, Надир-шах обвёл суровым взглядом нукеров и произнёс:

— Среди вас, преданные и почтенные, находится человек, который способствовал моей гибели в мазандеранском лесу. Имя этого человека — Мамед-ага. Приказываю обезоружить его и привести ко мне!

Полковник Мухаммед-хан не успел понять, что происходит, как схватили его стоявшие рядом нукеры и повели к шаху.