Мертвая зыбь - Юхан Теорин

А вот сейчас он действительно ощущал себя почти мертвым. Жизнь — это свет и тепло, а теперь солнце уходило. А вместе с ним и последние остатки тепла. Ступни Йерлофа превратились в какие-то ледяные кирпичи, пальцев он не чувствовал. Холод почти парализовал его, но в какой-то степени это было даже приятно, как будто бы тело Йерлофа постепенно отключалось.

Он на несколько секунд закрыл глаза. Мысленно он опять видел, как Гуннар Лунгер едет в своей большой машине, потом он выбрасывает пальто Йерлофа и портфель. Причем делает это осознанно — специально оставляет след, чтобы создать у тех, кто потом найдет его мертвое тело, совершенно ясную картину. Выживший из ума старик вылез из автобуса и заблудился, пошел не в ту сторону, потом зачем-то снял с себя пальто и бросил у дороги. Затем стемнело, и он замерз до смерти на берегу.

Лунгеру показалось мало просто убить Йерлофа, он решил выставить его полным идиотом.

Йерлоф короткими судорожными вздохами втягивал холодный воздух. Когда его тело откажет и перестанет работать? Вроде бы Йерлоф когда-то слышал, что температура должна быть ниже тридцати градусов.

Он обязан был что-то предпринять. Может быть, спуститься вниз и, пока еще жив, написать на песке «Гуннар Лунгер — убийца» так, чтобы не смыло дождем. Но он не в состоянии.

Йерлоф ощущал себя так, будто бы упал за борт судна в открытом море. Так же холодно, мокро и одиноко. За всю жизнь он так толком и не научился плавать, и упасть в открытом море за борт было одним из его постоянных страхов. Для Йерлофа это означало верную гибель.

Он подумал об Элле. Он всегда верил, что каким-то образом почувствует ее близость, когда придет смерть. Но ничего подобного не происходило.

Потом он подумал о Джулии. Интересно, она уже уехала из Боргхольма? Может быть, как раз сейчас они проезжают мимо него по шоссе в полицейской машине Леннарта. Йерлоф надеялся, что Лунгер хотя бы Джулию оставит в покое.

«Я никогда не стою, когда могу сидеть, и никогда не сижу, когда могу лечь» — еще давно Йерлоф где-то это вычитал. Только сейчас не помнил где.

Его ноги совсем ослабли. Он больше не мог стоять и медленно сполз вниз. Кора на стволе дерева больно царапала спину. Он сидел под голыми ветками яблони, подогнув скрюченные ноги и понимая, что больше не сможет подняться. По крайней мере без посторонней помощи. Йерлоф знал, что он совершает большую ошибку: ему ни в коем случае нельзя сидеть и закрывать глаза, иначе окончательно уплывет в темноту.

Заснуть сейчас будет большой ошибкой. Но в конце концов Йерлоф сдался и опустился в траву.

Он только посидит немного, и все.

У Гуннара в багажнике лежали кирка и две лопаты. Он достал инструменты, вручил одну лопату Мартину, а потом посмотрел на Нильса.

— Ну вот, мы здесь, — сказал он. — Куда идти?

Нильс стоял рядом с машиной и смотрел на туман, затянувший пустошь. Было довольно холодно. Он вдыхал хорошо знакомый запах трав, влажной земли, смотрел на можжевеловые кусты, камни, едва заметные тропинки. Все точно такое же, как ему помнилось, но он на узнавал места: туман скрыл все приметы.

— Нам надо к жертвенному камню, — произнес он тихо.

— Да знаю я. Ты об этом вчера вечером говорил, — раздраженно бросил Гуннар. — Но куда именно нам идти? Где этот камень?

— Здесь, близко.

Нильс еще раз огляделся и пошел прочь от машины.

Мартин, который едва ли сказал хоть слово за всю поездку, быстро догнал Нильса. Едва он выбрался из машины, как тут же закурил новую сигарету и попыхивал ею, плотно сжав губы. Гуннар присоединился к ним и тоже находился рядом.

Нильс замедлил шаг, как будто бы никуда не торопился. Он хотел, чтобы эта парочка была впереди, у него на глазах.

Такого непроглядного тумана Нильс вообще никогда не видел. У него в памяти остались только яркие солнечные дни, когда он часами бродил здесь, по пустоши. А сейчас они как будто бы шли по дну моря. Уже в десяти метрах все казалось смутным, размытым, белесовато-серым, а все звуки — приглушенными. На Нильсе был только тонкий свитер, черная кожаная куртка и джинсы. Он замерз.

— Ты идешь, Нильс?

Гуннар остановился и обернулся. Он смутно вырисовывался впереди. Серая неясная фигура, как будто небрежный карандашный набросок. У него непроницаемый, ничего не выражающий взгляд, о чем он думает, понять было невозможно.

— Мы не хотим потерять тебя, — сказал Гуннар. Он ждал, пока — Нильс догонит его. Потом повернул и зашагал по шуршащей траве дальше.

На пустошь медленно опускались сумерки. Наверное, Нильс вернется домой к матери только поздно вечером. Интересно, она знает, что он сегодня придет?

Нильс прошел мимо плоского камня в траве с неровными краями — они чем-то похожи на кору дерева — и внезапно узнал место. Нильс понял, где они сейчас.

— Нам надо держаться левее, — произнес он.

Гуннар молча сменил направление.

Нильсу казалось, что он слышит какой-то приглушенный звук в тумане. Он настороженно остановился и начал крутить головой. Что там? Какая-то машина едет в поселок? Но все вроде тихо, ни звука. Они уже находились близко. Но когда Гуннар и Мартин в конце концов замерзли возле едва заметного полускрытого травой холмика, Нильс решил, что они еще не добрались до места. Он не видел привычной груды камней.

— Это здесь, — коротко бросил Гуннар.

— Нет, — возразил Нильс.

— Не нет, а да.

Гуннар в нескольких местах раздвинул ногой траву. Показались края камней.

Только сейчас Нильс понял, что больше никакого жертвенного камня нет. Это забытое и заброшенное место. Больше никто сюда не приходил, чтобы положить свой камень в пирамиду в знак памяти и уважения.

Нильс вспомнил о том, как был здесь последний раз, когда прятал клад. Он тогда был такой молодой и так собой гордился, когда застрелил солдат на пустоши. И именно после этого все пошло не так.

Нильс вытянул руку:

— Здесь… где-то здесь. Вот тут копайте.

Он посмотрел на Мартина. В одной руке он держал лопату, а другой зажигал новую сигарету от окурка предыдущей. Он явно нервничал.

— Давайте копайте, — сказал Нильс, — если вам клад нужен.

Он пошел на другую сторону жертвенного камня. Он слышал, как у него за спиной раздавались удары лопаты. Раскопки начались.

Нильс пристально вглядывался в туман: ни малейшего движения, все тихо. Мартин копался в глубокой яме. Он уже все осмотрел и откинул в сторону камни, на которые наткнулся Гуннар. Лицо у Мартина покраснело, он тяжело дышал и мрачно смотрел на Нильса.

— Тут ничего нет, — произнес он, — только камни.

— Странно, — сказал Нильс и посмотрел на дыру в земле. — Я их здесь спрятал.

Но он видел, что в яме пусто. Мартин оказался прав.

— Дайте-ка я попробую, — раздраженно бросил Нильс и взял лопату. Потом он начал копать сам, быстрыми толчками глубоко вонзая в землю лопату.

Наверное, примерно через минуту он заметил плоские известняковые плитки, которые взял с жертвенного камня, чтобы прикрыть сверху шкатулку.

Они были на месте и сильно потемнели от долгого пребывания в земле. Но клад пропал.

Нильс снизу, из ямы, посмотрел на Мартина.

— Это ты взял камни, — прошептал Нильс и шагнул вперед. — Где они?

32

— Ну вот, мы приехали, — сказал Леннарт и выключил мотор. — Как тебе моя берлога?

— Очень красиво, — проговорила Джулия.

Они отъехали от Марнесса километров на пять, с шоссе свернули на небольшую частную дорогу, по сторонам которой росли сосны и вязы. Дорога заканчивалась открытыми воротами. Здесь начинались владения Леннарта. Красно-коричневый кирпичный дом, небольшой сад и — самое главное — серо-синее море.

Как Леннарт и говорил, все здесь было довольно скромно, но вид — просто фантастический. Прямо за домом до самого горизонта — море. Трава была аккуратно подстрижена, она спускалась вниз и незаметно переходила в широкий песчаный пляж. С трех других сторон, не закрывая моря, вокруг дома росли высокие ухоженные сосны. Они затеняли двор и приглушали звуки, как стены в церкви.

Здесь оказалось удивительно тихо. И когда Леннарт выключил мотор, слышался только шелест ветра в кронах деревьев.

— Сосны здесь, конечно, не сами собой появились, — объяснил Леннарт. — Их специально посадили. Но очень давно, меня тогда еще и в помине не было.

Они вышли из машины. Джулия прикрыла глаза, с удовольствием вдыхая запах леса.

— Сколько ты здесь живешь?

— Давно… почти двадцать лет. Но мне здесь очень хорошо. — Он огляделся, как будто бы что-то искал, и спросил: — Слушай, а у тебя, случайно, нет аллергии на кошек? У меня кошка есть персидская, ее зовут Мисси. Но, кажется, у нее сейчас променад.

— Да нет, все в порядке, — сказала Джулия и заковыляла за Леннартом к дому.