Зарубежный детектив - Димитр Пеев

— Я не вру... Я ее видел, машину. Клянусь, что не вру вам.

— Но вы же не могли ее видеть, по крайней мере, отсюда!

— Клянусь, я ее видел!

Казалось, Элефтерие говорит искренне.

Алек вытащил записную книжку и набросал эскиз. Нарисовал улицу, оба дома друг против друга, окна и место, где стоила машина. Соединил отдельные точки линиями, уходившими от окон к обозначенной стоянке автомобиля. Вдруг он воскликнул:

— Вот смотрите! Нашел.

Майор тотчас подошел к нему.

— Видите, — продолжал Армашу, — линия от окна комнаты Флореску проходит через заднюю часть машины и упирается в ворота садика. Все точно так, как говорит Элефтерие. Он заметил машину из этого окна. Из окна комнаты потерпевшего! Сразу после того, как Флореску был убит! Что вы искали в комнате художника в первом часу ночи? Хотели оказать ему неотложную помощь? Или он в ней уже не нуждался? Только из его комнаты вы могли видеть машину там, где, по вашим словам, она стояла.

Элефтерие подавленно повалился на стул. Его жена рыдала, судорожно дергая плечами.

Алек и Дину отправились проверить свою версию. Да, только из комнаты Флореску можно было видеть машину. Значит, Элефтерие врал, что заметил автомобиль из своего окна. Значит, он заходил в комнату, где было совершено преступление.

Следователи снова вернулись к супругам.

— Почему вы не сказали нам, что были в тот час в комнате Флореску и видели машину? — спросил Дину.

— Это я заставила его молчать, — впервые за весь разговор подала голос жена.

— Зачем?

— В тот вечер у нас была продолжительная беседа. Точнее говоря, мы ссорились. Он меня обвиняет, что я якобы путалась с Флореску. Я пыталась его убедить, что между мной и Андреем ничего не было. Муж мне отвечал, что меня видели выходившей из его комнаты. Рассвирепев, он так стремительно бросился к двери, что я не смогла его удержать. Побежал объясняться с Флореску, зная, что учитель не спит, раз за стеной слышится какой-то шум. Через несколько секунд муж возвратился с бледным лицом и сказал, что Флореску мертв и лежит в постели. Мы оба в ужас пришли...

— Как вы узнали, что Андрей мертв? Он мог спать. Он лежал в постели, и вы могли ошибиться.

— Нет, нет. Я был крайне раздражен и рванулся к нему, увидев его растянувшимся в кровати. Хотел разбудить. Видя, что он валяется в одежде, я решил, что он только что прикорнул. Я его сильно встряхнул и вдруг увидел, что он... не проявляет признаков жизни... мертв. Я испугался и убежал.

— Дверь была открыта?

— Полуоткрыта.

— Вы не обратили внимания на замок?

— Нет. Я лишь толкнул дверь... Не надо было даже нажимать на щеколду.

— Долго вы находились в комнате?

— Несколько секунд...

— Труп был еще теплый?

— Вроде бы да.

— Когда это было?

— Около часа...

— Что вы делали потом?

— Я возвратился домой... — Элефтерие запнулся.

— И все рассказали своей супруге?

— Да, — продолжала жена, — я предложила не сознаваться в том, что мы обнаружили художника мертвым. Чтоб нас же не обвинили, будто муж убил его из ревности. Как бы мы доказали, что не он это сделал? Никто не видел, что, когда муж вошел к Флореску, тот был уже мертв. И мы предпочли заявить, что всю ту проклятую ночь спали.

— Кстати, а чем вы можете доказать, что это не вы его убили? — оживился майор.

— Ничем. Как раз поэтому мы и молчали.

Алек посмотрел на часы:

— Завтра еще поговорим, а на сегодня последний вопрос: вы уверены, что шум из соседней комнаты был слышен за несколько минут до вашего прихода?

— Да, две-три минуты, а затем стук дверью. Когда я вошел в комнату, там уже никого не было. Но, посмотрев в окно, я увидел того человека, он закрывал дверцу кабины.

— Достаточно, — оборвал его Алек.

ГЛАВА XV

— Что будем делать? Арестовать их? — спросил майор Алека. Беседа проходила в комнате Андрея Флореску после того, как у дверей квартиры Элефтерие была выставлена охрана.

Армашу с любопытством смотрел на Дину.

— Подумаем. Предположим, Флореску был убит в половине первого ночи. В его комнату приблизительно в это же время входит Элефтерие... Георге Элефтерие. Он утверждает, что обнаружил Флореску мертвым. Но его мог убить и он. Повод у него был. Подозревал, что Андрей поддерживал недозволенные отношения с его женой. Элефтерие чем-то удушил художника, вероятно, ремнем. Затем он возвратился в свою квартиру, придя в ужас от совершенного. Супруги, естественно, сговариваются, что им сказать, и... Вот и все... Самое простое алиби: спали... Никто не докажет, что я не спал, например, в час ночи, если только не видели, как я входил к соседу попросить у него, скажем, сигарету.

— Просто, — сказал Армашу и рассмеялся. — Ну и арестуйте их!

— Вы думаете, что...

— Не имеет значения, что я думаю. Важен факт, что у нас наконец есть кого подозревать.

— Не знаю, почему у меня такое впечатление...

— Оставьте свои впечатления. Арестуйте. Это гораздо полезней, чем вы себе представляете. Сами убедитесь через день-два...

— Я считаю, что неплохо было б еще подумать. Ведь мы выдаем ордер на арест за преступление...

— Думать будем потом.

Майор чертыхнулся и вышел из комнаты.

Алек закурил сигарету и пошел в ванную. Взял со стеклянной, полочки над раковиной бритву. Это была очень острая бритва, брила она замечательно. Бритву с таким тонким лезвием необходимо, чтобы наточить, очень часто править на ремне. Алек еще покрутился по комнате. Он не мог найти то, что искал, поэтому на сей раз прекратил поиск, решив, однако, при случае возобновить его. Вздрогнул, словно вспомнив о чем-то... А что? Ревнивцы становятся иногда очень предусмотрительными, просто невероятно предусмотрительными людьми...

Протопопеску встретила Алека так, словно давно готовилась к этому визиту. Вежливо поздоровавшись, он сказал, что хотел бы более тщательно осмотреть мастерскую Флореску. Хозяйка дома не воспротивилась — напротив, предложила ему даже кофе. Принесла его и незаметно удалилась.

Алек отпил несколько глотков и начал терпеливо рыться в мастерской. Осмотр ее был делом нелегким. Порядком здесь и не пахло. Во всем чувствовалась привычка хозяина класть любую вещь как попало. Все было перевернуто вверх дном, будто здесь постоянно искали что-то затерянное. Алек стал осматривать все, что попадалось ему под руки. Его поразил объем работы Флореску, огромное количество эскизов. У Андрея были большие планы. Алек внимательно осматривал каждый предмет. Он снимал даже картины со стен. «Может, за ними, — думал он, — кто знает...»

И все же он не находил того, что искал. Могло ли случиться, чтоб в набросках художника не отразились его последние впечатления?: Художники так восприимчивы к пейзажам, особенно если пейзажи красивы. Должно было остаться свидетельство прелести поездки и красоты природы. Ничего... ничего.

Армашу направился к этажерке с папками, рисунками, книгами и тетрадями, полными набросков. Снял пиджак, закурил и разобрал верхнюю полку. Он осматривал тетрадь за тетрадью, папку за папкой, эскиз за эскизом, листок за листком. Некоторые вещи лежали здесь очень давно. Нет, того, что он искал, не было.

Алек, перешел уже к третьей полке. Он был близок к отчаянию. Одни ранние работы. Что они могли рассказать? Вдруг он вздрогнул...

Среди рисунков, тетрадей и эскизов Алек увидел новую зеленую папку. Скорее она напоминала блокнот. Он снял ее с полки. Перелистал и не смог удержаться, чтобы неожиданно не воскликнуть:

— Ну, это куплено будто на прошлой неделе!

Перед ним замелькали треугольники с неровными контурами, которые едва удерживались, как на подставке, на нижней линии, множество таких треугольников, а среди них прямоугольники, еле заметные, внутри них снова. прямоугольнички, еще меньше. Рисунок казался преднамеренно небрежным, хотя и не лишенным воображения. Линия его словно терялась среди капризных геометрических фигур.

Армашу пытался в этом хаосе ломаных дезориентирующих контуров различить конкретный пейзаж. Неожиданно он заметил, что квадраты вполне правильной формы чаще встречаются среди зубчатых треугольников. И наконец понял, что за значение принадлежит каждой геометрической фигуре.

Армашу перелистал еще несколько страниц... Флореску, оказывается, иногда позволял себе ясность, наглядность изображения, как на уроках рисования. Недаром он был учителем. Поэтому-то Алек и обнаружил на одной из последних страниц горную виллу, выписанную во всех деталях, лишь нюансами отличающуюся от возможного образца. Можно было различить даже оттенки, характерные, для строений, сооружаемых с виртуозной изобретательностью, в горах. Алек перевернул страницу и увидел четкую зарисовку летнего, сада, который словно охраняли несколько елей.

Альбом кончился. Алек пытался что-то вспомнить. Ничего не получалось. Было отчего прийти в ярость. Кто это однажды рассказывал ему об экскурсии?