Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

- Ну как это понять? - вздохнул полковник. - Дают распоряжение установить пушки. И, с моей точки зрения, правильное распоряжение. Я тороплю всех. .

А потом делается наоборот. И меня отзывают.

- Где же искать штаб фронта? - проговорил Солодяжников.

- Идите на Прилуки, - сказал полковник, - там, я думаю, узнаете... Что-то непонятное творится.

И, махнув рукой, как бы подчеркивая этим жестом, что творится действительно непонятное, он зашагал к пушкам.

- Значит, в городе нам делать нечего, - сказал, поворачиваясь к Андрею, Солодяжников. - Только время потеряем. Как думаете, лейтенант?

Андрея после встречи с капитаном Самсоновым не покидала мысль о том, что люди, взрослея, как будто прикрываются от других какой-то маской и настоящий характер скрывают под ней. И, думая о себе, человек представляет себя иным, чем другие, которые видят лишь ту маску и судят о человеке по ней. И сам Андрей вдруг обнаружил, что говорит и поступает зачастую, исходя из того, как подумают о его словах и оценят поступок другие, а не так, как сказал бы или поступил, будучи предоставлен сам себе... И глядя с этими мыслями на генерала, который только что уехал, Андрей заметил: при всем его грозном виде он был растерян и напуган. Полковник-артиллерист же, с виду растерянный, лишь не мог понять бессмысленного крика, испытывал неудобство за грубость другого, а это и воспринимается порой как слабоволие...

- Двинемся на Прилуки, - ответил Андрей.

- Вот еще один интеллигент на войне, - сказал Солодяжников, разворачивая карту, но локтем указав на пушки, где полковник отдавал команды. - Вместо того чтобы быстро выполнить новый приказ, он рассуждает, правильный ли, с его точки зрения, этот приказ... Русский интеллигент обо всем должен иметь собственное мнение.

- Разве плохо иметь собственное мнение? - стараясь защитить полковника, возразил Андрей. - Вы тоже рассуждаете, даже теперь...

- А кто говорит, что я из другого теста? - сердито буркнул Солодяжников. - О том и речь идет... И до Прилук больше ста километров. Ну что ж, в дороге какой-нибудь попутный транспорт найдем.

- И уточним, где штаб фронта, - сказал Андрей.

- Ро-ота, марш! - прокричал Солодяжников. - Идти вольно. А ну-ка песню!

Кто-то в переднем ряду запел "Крепка броня...".

- Не то. Не то, - проговорил Солодяжников и вдруг сам запел тонким голосом потешные солдатские напевки, которые распевали еще гренадеры времен Суворова на дорогах Европы, острыми словечками повергая в ужас и бывалых маркитанток.

Лютиков, одетый в узкую гимнастерку, в ботинки, которым пришлось отрезать носы, чтобы втиснуть ноги, устроивший из плащ-палатки что-то вроде длинной юбки, приплясывал на ходу, изображая кокетливую девицу, робевшую от нескромных взглядов курсантов.

- Эх, выспимся нынче, - говорил Иванов, с которым Андрей тогда полз к водокачке. - Эх и выспимся!

Как, лейтенант, дадут нам хоть сутки?

- Не меньше трех, - уверенно сказал Андрей.

И никто не думал, что вместо отдыха придется уже сегодня опять вести тяжелые бои, и многие, кто в эту минуту наслаждается ласковым солнечным теплом, надеясь скоро отоспаться, еще до ночи будут убиты.

Уже две недели, как танковая армия под командованием генерал-полковника Гудериана, ранее нацеленная на Москву, неожиданно повернув к югу, стремительно двигалась, охватывая полукольцом войска ЮгоЗападного фронта, заходя им на триста километров в тыл А танковые дивизии генерал-полковника Клейсга форсировали Днепр ниже Киева, прорвались к Полтаве и завернули навстречу Гудериану.

Все резервы командующий Юго-Западным фронтом стянул, чтобы удержать проход для своих армий из намечавшегося котла. Но Ставка еще не давала приказа отходить.

Полки, удерживающие этот проход, редели под ливневым шквалом снарядов, под ударами танков. Кирпонос распорядился штурмовать колонны танков дальней бомбардировочной авиацией Четырехмоторные неповоротливые самолеты, предназначенные для Иных целей, с оглушительным ревом проносились над землей, сыпали тяжелые бомбы, пулеметным стрекотом отбивались от наседавших "мессершмиттов" и, вспыхивая огромными клубками, падали среди разбитых танков.

Ожесточение было предельным, казалось, земля и небо полыхают невиданным пожаром...

И в это утро танковые клещи сомкнулись.

XIV

Дым заволакивал горизонт со всех сторон. И позади и левее шагавших по дороге курсантов теперь громыхали пушки. В воздухе появились желтобрюхие "юнкерсы". Они заходили над лесом, пикировали. Казалось, воздух, скрученный взрывами там в жгуты, долетал сюда и медленно раскручивался, наполняя окрестность грохотом. Пыль заслонила солнце.

- В одно место долбают! - удивлялись курсанты. - Что ж там есть? Полсотни бомбардировщиков одну точку клюют.

- Аэродром, - взглянув на карту, сказал Андрею Солодяжников. - Но почему севернее такая канонада?

Роту нагнали и промчались мимо, обдав пылью, штабные машины, а затем грузовики с набитыми мебелью кузовами. Они ехали к аэродрому.

В той стороне "юнкерсы" уже каруселью летали над самой землей, под облаками вились шесть или семь "мессершмиттов", гоняя маленький тупоносый истребитель. Он был едва виден, но вот от него потянулся дымный шлейф, и, быстро разрастаясь, этот шлейф с огненной точкой впереди скользнул к земле. А с запада подлетала большая группа самолетов, толстых, неуклюжих.

- Гляди, братцы! - закричали курсанты. - Гляди, парашюты...

- Это ведь десант! - остановился Солодяжников. - Какая наглость!

Множество белых куполов, плавно снижавшихся, внесли что-то мирное, спокойное в картину задымленного неба. Андрей невольно как-то ощутил беспомощность, испытанную раньше, когда болтался на стропах, и это чувство было со злым торжеством - каково парашютистам выпрыгивать днем и сколько их мертвыми упадет на землю!

- Какая наглость! - повторил Солодяжников. - Бегом!..

Курсанты на бегу сдергивали с плеч винтовки, автоматы.

Два грузовика, обогнавшие их, стояли на обочине.

Шоферы вылезли из кабин, поглядывая в ту сторону, где приземлялись десантники и отчетливо слышались уже винтовочные залпы, треск автоматов.

- Чьи машины? - крикнул Солодяжников. От быстрого бега ротный запыхался, на лбу блестели капли пота.

Человек среднего роста, в военной форме, но без знаков различия, с круглым животом, перетянутым широким ремнем, как будто этим ремнем удерживался спрятанный под гимнастеркой большой арбуз, который при каждом движении мог выскользнуть, торопливо ответил:

- Я управляющий Госбанком. Это мои машины...

- Разгрузить! - приказал Солодяжников.

- Не имеете права! - почему-то хватаясь за свой живот, закричал тот, багровея и проглатывая букву "р". - Вы ответите! У меня государственное имущество... Это произвол!