Вселённый - Джеймс Патрик Хоган

преступления — жадность и кража человеческой жизни. Ибо вы не только подчинили все другие соображения увеличению собственного богатства, но и поощряли, если не принуждали, других к погоне за чисто чувственными и материальными удовольствиями, чтобы управлять их желаниями и эксплуатировать их труд. Задействовав жизни других для служения вашим собственным ложным целям, вы лишили их возможности самосовершенствования, что было их истинной причиной существования».

«Вы можете выступить до начала слушаний», — распорядился судья.

Промышленник невозмутимо окинул собрание взглядом. «Чушь. Я дал им то, что они хотели. Не мне судить об их вкусах. Если эти вкусы не отражали идеал, который вы считаете своим делом одобрить, то это не вина зеркала, которое я им предоставил. И если я разбогател в процессе, что с того? Я ничего ни у кого не брал. То, что я получал, я создавал. Их жизнь была убогой и жалкой на протяжении тысяч лет до моего появления».

Обвинитель ответил: «Жадные тоже существовали тысячи лет. Но средства массовой эксплуатации не были доступны, — обратился он к инженеру. — пока вы их не предоставили. Вы служили его приспешником, строя заводы и двигатели, которые поработили миллионы».

«Поработить их? Я дал им жизнь», — ответил инженер. «До того, как я пришел, три четверти их детей умирали. Да, в ранние индустриальные годы жизнь иногда была тяжелой. Мы не могли поднять всех до богатства за день или год. Но они выжили. Мне это кажется довольно важным первым шагом к любому «самосовершенствованию».

«Они выжили, да, но ради чего?» — спросил Обвинитель, переходя к ученому. «Чтобы узнать Истину? Чтобы пробудить знание их настоящего, духовного «я»?» Он покачал головой. «Нет. Потому что вы ослепили их, сведя Реальность к наблюдаемым, доступным разуму, и сказали им, что это все, что существует».

«Я просто дал им ответы, которые я мог бы принять», — сказал ученый. «Я описал то, на что указывали доказательства. Факты говорили так, как они говорили. По другим вопросам я не высказывал своего мнения».

«Ах да, факты!» Обвинитель подошел к философу и указал пальцем. «И вот у нас есть убийца, который убил души, оставив трупы для остальных трех шакалов, чтобы ими питались. Вы учили, что только факты определяют реальность, что опыт предшествует идеям. Вы сделали человеческие качества и человеческую сущность простой случайностью эволюции, не оставив людям никакой другой цели, кроме как искать мирское удовлетворение как личностей. Так мы приходим к замыканию круга. Вы отнимаете у них потребности, чтобы другие могли заменить их желаниями».

«В таком случае я обвиняю тебя», — парировал философ. «Потому что потребности, которые ты пытаешься навязать, ложны. Они нужны тебе — чтобы кормить, одевать, давать кров и заботиться о тебе; чтобы удовлетворять твою тягу к господству; чтобы наделять твою жизнь иллюзией цели. Но они не нуждаются в тебе и никогда не нуждались. Все твое дело — обман, призванный убедить их в обратном».

За столом обвинения Баумер подался вперед. Это были те вещи, на которые он хотел услышать ответы. JEVEX имел всю историю человечества и ее совокупность записанных мыслей, чтобы черпать их при составлении.

Мюррей отвел Ханта и Каллена, все еще сопровождаемых Кобергом и Лебански, в один из самых безвкусных районов, где ему сказали встретиться с кем-то по имени Лешо. Они прибыли в подвальный бар, который был переполнен и шумен, с низкой сценой сбоку, где труппа обнаженных девушек исполняла эротические танцы с открытым лесбийским оттенком, к которым клиентура, казалось, относилась как к чему-то обыденному.

Пока остальные следовали за Мюрреем по полу и сквозь толпу, чья-то рука похлопала Ханта по спине. «Ну, эй, это же английский ученый! Я вижу, ты тоже впитываешь местную культуру, а, Док?» Это был Кит, один из руководителей бизнеса, который был на Вишну. Он выглядел потрепанным, но счастливым, более чем немного потрепанным, в одной руке держал стакан, а на другом его плече цеплялась изящная девчонка-евленка с фиолетовыми волосами. Алан шел позади него с обнаженной спутницей, щеголяющей под ежик оранжевого цвета.

«Полевые исследования», — крикнул в ответ Хант, выдавив из себя улыбку.

«Я не думал, что ты занимаешься антропологией», — пошутил Кит.

«Это физическая сторона физики».

«Вик! Выпей», — крикнул Алан сзади. Он одобрительно махнул рукой, указывая на девушку, которая была с ним. «Найди себе компанию. Их полно везде. Кажется, они охотятся на терранов. Может, нам стоит найти еще несколько войн, чтобы выиграть их в этой галактике».

«Не сейчас».

Кит махнул рукой в сторону Коберга и Лебански. «Кто эти двое парней, которые с вами? Они выглядят как крутые мускулы».

«Произошло что-то срочное», — сказал Хант. Мюррей, который подошел к трем мужчинам, сидевшим за угловым столиком, повернул голову и поманил их. Хант извинился и пошел с Калленом.

Центральной фигурой был Лешо, приземистый и смуглый, с черными вьющимися волосами и кисточкой бороды. Он был одет в костюм, сотканный из серебристой нити, с драгоценным кулоном поверх рубашки и тяжелыми кольцами на руках. Двое евленцев с ним могли быть головорезами из преступного мира где угодно, от Манилы до Марселя. Канала пятьдесят шестого не было, и разговор приходилось вести на пиджин-евленском языке Мюррея.

«Он отвезет нас к местному капо Ичена», — крикнул Мюррей в ухо Ханту. Он указал на Каллена. «Только он, ты и я идем. Двое братьев Франкенштейнов остаются здесь».

«Вы ожидаете, что мы будем доверять человеческой природе? — запротестовал Каллен. — Они — наша безопасность».

Мюррей показал пустые руки. «Вы хотите говорить, а не он. Вот в чем дело».

Хант посмотрел на Каллена. Каллен пожал плечами и кивнул. «Какой выбор?» Он позвал Коберга и Лебански и объяснил положение. Они выглядели обеспокоенными, но приняли его.

Мюррей обменялся еще несколькими словами на еврейском. Лешо допил свой напиток и встал. «Пошли», — сказал Мюррей.

На священной горе в пустыне Ринджуссин Тракс стоял на Скале Вознесения, глядя в ночное небо. Шинген-Ху был рядом, вытянув руки, в то время как вокруг них круг монахов в капюшонах сосредоточил свои мысли на мерцающей нити тока, изгибающейся вниз из черноты, пойманной в ловушку их объединенными силами и все ближе подтягивающейся к вершине.

Тракс никогда не видел, чтобы ток протекал так близко. Внутри него он мог различить нити радужности, скручивающиеся, разделяющиеся, пульсирующие, рекомбинирующие, как будто каждая из них двигалась с собственной жизненной силой. Он мог различить узоры, сформированные внутри целого, которые сходились и растворялись, постоянно меняясь, танцуя и