Хроники лечебницы - Дэниел Киз

— Звучит как пророчество.

Когда его лоб прорезала морщина, она поняла, что что-то не так. Он оглядывал сестринский пост.

— Все бытовые удобства. Только одна проблема. Та кушетка слишком узкая для нас двоих.

— В квартире моего отца на пятом этаже двуспальная кровать.

Она заметила его удивление.

— Ты можешь подниматься?

— Я работала над тем, чтобы побороть страх высоты.

Она пошла с ним на пятый этаж. Они так давно не были вместе. И вдруг она увидела себя со стороны и почувствовала близость смерти.

«…хватит этих больных мыслей. а то все испортишь…»

Ее рука задрожала, когда она потянулась к дверной ручке.

— Когда-то я увидела в этой комнате что-то слишком ужасное, чтобы помнить.

— Сними груз с души. Тебе ни к чему переносить это ужасное видение в…

— Правильно ли предавать память отца? Он бы не хотел, чтобы кто-то знал.

— Он изменял твоей матери?

— Хуже.

— С одной из медсестер?

— Гораздо хуже.

— Мы с тобой родственные души, Никки. Он тебя обижал?

Она запнулась, когда он назвал ее Никки. Затем она взглянула на руку на дверной ручке. Ее? Она не могла открыть дверь.

— Меня он никогда не трогал. Это был пациент. Мальчик, о котором я заботилась. Отец называл это щенячьей любовью. Я видела, как он насиловал моего щеночка.

— Извращенец.

— Он был сверху, а мальчик кричал: «Хватит, доктор Слэйд! Мне больно! Я расскажу!»

— Твой отец заслуживал смерти.

— Это еще не все, — сказала она и, подойдя к кровати, стянула покрывало. — Если я снова это увижу, может, это очистит мой разум.

На простыне было коричневое пятно.

— Он, наверное, обделался, — сказал Алексий.

— Нет. Это засохшая кровь моего щеночка. Он не совершил самоубийство, как написал в отчете отец. Я видела, как он перерезал мальчику горло. После этого он второй раз посадил меня в лечебницу…

— Почему он не выбросил простыню?

— Не думаю, что он с тех пор был в этой комнате.

Она выскользнула из джинсов и трусиков, сняла рубашку, расстегнула лифчик.

— Что ты делаешь?

— Готовлюсь заняться любовью.

Она расстегнула его ремень, стащила с него брюки.

— На этой кровати? В этом есть что-то больное.

— А я такая. Больная. Доктор Кайл говорит, я должна погрузить разум в образы. Если мы сделаем это на пятне, где мой отец изнасиловал и убил, может, я смогу изгнать зло. Если бы я только родилась мальчиком.

— Я не могу заняться с тобой любовью на этой кровати, Никки.

— Я знаю тебя, Алексий. Ты сможешь, — она стащила с него трусы. — Видишь? Конечно, сможешь.

— Я хочу, Никки, но я не запорю нашу последнюю…

— Почему последнюю?

— Я люблю тебя, Никки.

— Если бы любил, не отрезал бы мне крылья. Ты хочешь потом убить меня?

— Не говори чушь, Никки.

— Тогда покажи мне.

Она легла и притянула его к себе. Она задрожала, когда он поцеловал ее горло, груди, пупок. Провел руками вниз по талии, между ног и стал ласкать ее, пока она не затряслась всем телом.

— В меня, — простонала она. — Ты нужен мне как никогда.

Он скользнул в нее. Мягко. Все быстрей и быстрей, пока она не закричала.

Киноэкран стал двигаться в замедленном темпе; затем камера отъехала на облака, плывущие по небу.

Он перекатился на спину и положил руки под голову.

— Обычно засыпаю после секса, но сейчас совсем не хочется.

— Тебе поможет стакан теплого молока. Я принесу.

Он кивнул.

— День был такой долгий. Мне нужно поспать.

Не надевая халата, она прошла в сестринскую комнату отдыха и проверила свои запасы. Сгодится порошковое молоко. Она поставила чайник на горелку и быстро зажгла ее. Хорошо. Она держала себя в руках. Наливая молоко в стакан, она вспомнила про снотворное. Это поможет ему хорошенько выспаться. Она добавила порошок и отнесла молоко в спальню.

— Это поможет тебе расслабиться.

Он все выпил.

— Я ценю твою заботу.

— Теперь я буду о тебе как следует заботиться.

Его веки отяжелели, глаза закрылись. И вскоре он захрапел. Она накрыла его одеялом и легла рядом. Она ожидала, что скоро заснет, но Алексий застонал и отвернулся от нее. Он бормотал во сне: «Уборщики… Трубки… Кондёры дуют… Мы надуем врагов…»

Он бормотал это снова и снова. Что он такое говорил? Уборщики? Трубки? Кондёры?

Она вспомнила слова Кайла о том, как умирают от сибирской язвы. Как она убивает детей, даже младенцев. Медленно. Ужасно.

Ей стало любопытно, что за подарок ей принес Алексий. Она выскользнула из спальни и зашла в кабинет отца. Ей почему-то не хотелось, чтобы кожи касалась одежда. Возможно, она чувствовала себя Евой в Эдемском саду. До того, как она увидела древо познания, до яблока, до падения.

Сняв с упаковки коричневую обертку, она увидела алюминиевый кейс. Что это был за подарок? Она попробовала его открыть, но он был заперт на кодовый замок.

«…попробуй семнадцать…»

Она отсчитала. 1–7. N — двадцать четвертая буква английского алфавита. 1–7–24. Она набрала комбинацию. Замок открылся. Внутри она увидела завернутые в хлопок десятки тонких стеклянных трубок. На каждой имелся кожаный поясок с металлическими шипами, точно собачий ошейник.

Алексий собирался распространить сибирскую язву в трех определенных зданиях. Кайл заставил ее увидеть последствия этого. Люди — мужчины, женщины, невинные дети — задыхаются, их кожа синеет.

Она заметила что-то зеленое под хлопковой подкладкой. Осторожно приподняв край, она увидела пачки сотенных банкнот. Не те ли это деньги, что она помогла украсть из банка «Афины»? Деньги, которыми оплачены ужасные смерти.

Она обратила внимание, что шипы на ошейниках почему-то направлены внутрь, касаясь стеклянных трубок.

И тогда… пришло воспоминание… мальчишка в школе, с которым она целовалась, подарил ей кожаный напульсник. Шел дождь. Они забежали в амбар. Целовались, обжимались. Спустя какое-то время, когда кожаный напульсник высох, она почувствовала, как он впивается в запястье.

«…Когда три ошейника лютого пса выпустят смерть из стекла…»

Она вспомнила из одной лекции Тедеску, что двенадцатый подвиг Геракла состоял в том, чтобы поймать трехголового пса.

Но шипы на этих кожаных ошейниках были направлены в сторону трубок. Если их намочить и высушить, шипы разобьют стекло. Но как должны распространяться споры язвы?

«…горяче-хладное дыхание Эола…»

Кондиционеры! Она взяла мобильник Алексия и открыла список контактов. Имена и цифры со словом «кондёры».

«…не «актеры» — «кондёры», которые должны распространить по воздуху заразу…»

Она решила рассказать об этом Марти. Дрожащими пальцами она набрала его номер.

— Что? — сказал он сонным голосом.

— Не возвращайтесь в лечебницу, — прошептала она. — Здесь Алексий. Он говорил во сне. Когда он проснется,