1941: Время кровавых псов - Александр Золотько

– Даже если бы… – согласился Орлов. – Но что-то все равно нужно делать.

– Начерти схему, – сказал Евграф Павлович.

– Зачем чертить? Обижаете… – Орлов достал из кармана гимнастерки лист бумаги и положил, развернув, на стол перед стариком. – Вот. Болото, лес. Островок на болоте. Гать, которую капитан приказал построить к острову. Четыре установки и транспорт. И двенадцать вооруженных человек. Кроме этого, запустить снаряды можно одним поворотом ручки. И, поверьте мне, хватит одного снаряда. Получается, что есть три дня на то, чтобы убедить тебя, и на то, чтобы ты подготовил людей и оружие… И чтобы разработать план.

– А почему я должен тебе верить?

Севка вздрогнул.

Он слушал Орлова и в уме уже начал прикидывать варианты, как именно можно остановить за пятнадцать минут залп «катюш», которые еще даже и не получили своего легендарного названия. Севка принял рассказа Данилы как данность, как исходную точку для начала решения проблемы.

А вот комиссар был не так доверчив.

– Ты все очень ладно описал, – сказал Евгений Афанасьевич. – Все очень живо и образно. Только… Почему я должен тебе верить? На основании чего? Да, ты, похоже, имеешь информацию о событиях, которые пока не произошли. Да, есть один человек, который, похоже, действительно попал к нам из будущего. И есть ты, кто, кажется, исчез в двадцать первом году и появился сейчас, постарев всего на пять лет… И как из этого следует, что ты говоришь правду? Я соберу людей, дам им оружие, приведу на Арбат… И что? Меня там просто увидят, сообщат в комендатуру, начнется, не дай бог, перестрелка и хаос – а ты сам сказал, что Москва стоит на его грани, – хаос станет всеобщим…

– То есть я работаю на немцев? – вкрадчивым голосом спросил Орлов, наклоняясь, чтобы заглянуть в лицо комиссара. – Ты можешь предположить, что я смогу сотрудничать с какими бы то ни было немцами в ближайшем тысячелетии? Ты же меня знаешь… Ты меня хорошо знаешь. Или это только для вас с Евграфом Павловичем Родина не пустой звук и вы готовы убивать за нее, не обращая внимания на цвет флага над Кремлем? Меня не устроили большевики, но ведь и с господами европейцами я не стал сотрудничать…

– Да, ты бандитствовал только от своего имени, без политических лозунгов, я помню… Только вот продотрядовцев в восемнадцатом ты резал, а не белых карателей…

– И карателей… – начал Орлов, но махнул рукой, замолчал и отошел к окну.

– Я знаю, что ты не станешь сотрудничать с иноземцами, – сказал комиссар. – Правда, знаю, Данила. Но я не могу даже представить, ради чего ты затеял все это… И отойди от окна, не раздражай моего снайпера, он тоже не железный.

Орлов отошел от окна и сел на диван. Потер лицо руками.

– Ну, как мне тебя убедить… Ведь я даже не буду иметь возможности сказать тебе «а я ведь предупреждал» – ты просто ничего не будешь помнить. Время – очень инерционная штука, его просто так не сдвинешь ни в ту, ни в другую сторону. Вам Всеволод про бабочку рассказывал?

– Да, – сказал Севка.

– Так чушь он повторял. – Орлов расстегнул ворот гимнастерки, словно тот его душил. – Красивую, впечатляющую чушь. Вот, скажем, выживший Никита… Казалось бы, уже он один должен был изменить всю историю… Только не изменил пока. Кто он такой, этот Никита? Мелочь. Носитель крохотного кусочка мирового генофонда… Сын врага народа, которого ты нашел в детском доме и из которого воспитал волчонка, выполняющего только твои приказы…

– Никита, выйди, – негромко, но тоном, не терпящим возражения, приказал комиссар.

– Он что, этого не знал? – удивился Орлов, когда Никита вышел из комнаты.

– Он это знает, – сказал комиссар. – Я не хочу, чтобы он выстрелил в твою мерзкую усмешку…

– Тогда и второго выведи, Константина. Он сын полковника белой армии. Папаша был расстрелян чрезвычайкой за… да ни за что, собственно. Жил себе бывший полковник, керосином торговал по поводу новой экономической политики, а его взяли да расстреляли. Ты иди, Костя, иди, готовься защищать власть рабочих и крестьян…

– Иди, Костя, последи за Никитой на всякий случай… – комиссар гладил ладонью по столу, словно это не лейтенантов нужно было успокоить, а его, круглый обеденный стол.

– А меня ты не выпрешь, Данила, – предупредил Севка. – Я уже себя и мелочью ощущал, и пешкой, и разрушителем Вселенной… даже не пробуй.

– Отчего же? Можно бы и к тебе подобрать ключик, только зачем? Ты можешь сидеть и слушать, как взрослые люди разговаривают о взрослых проблемах и как некоторые из них пытаются превратить серьезный разговор в треп типа пьяного «А ты меня уважаешь?». Поймите, и ты, Женя, и вы, Евграф Павлович! Если бы не обстоятельства, я бы никогда не пришел к вам. Никогда. Если бы мне было нужно просто уничтожить вас или ваших новых хозяев… – Орлов сделал паузу, давая возможность оппонентам возразить, но они промолчали. – Я бы справился и без вас. И раз я вас прошу, значит, это нужно. Это важно. Поймите…

Вот теперь голос его звучал по-настоящему. В нем не было надрыва, но врать таким тоном нельзя. Немыслимо. Вот сейчас, сию минуту Севка поверил Орлову окончательно. Он даже понял, что готов был пойти с Орловым, если комиссар не согласится.

– Красиво говорит… – одобрил старик. – Душевно. Четко и правильно расставлены интонации, логические ударения… Проблема только в том, что я тебя знаю с детства, Данила. И это я учил тебя правильно говорить и слушать. И это я объяснил тебе, что переход от злости и ерничанья к печали и лирике всегда воспринимается слушателями благосклонно.

Севка посмотрел на старика почти с ненавистью. Ведь нельзя быть таким циником, если даже Севка, у которого есть повод ненавидеть Орлова, поверил и прочувствовал, то…

– А мальчишка поверил, – деловито произнес Орлов и почесал ногтем висок. – Вон, глаза горят праведным гневом в ваш адрес. Что скажешь, Сева, если бы сейчас началась стрельба, ты бы в кого пальнул? Руку на отсечение даю – в Женечку да в дедушку шандарахнул бы…

Севка скрипнул зубами.

– Ладно, Сева, учись, пока жив. – Орлов потянулся. – Вы не поверите, где мне пришлось ночевать за последние месяцы… Четырежды уходил от патрулей, один раз даже пришлось стрелять… На поражение, между прочим. Один раненый и один убитый… Совсем ребенок. Другой бы сообразил, что лучше отцепиться, заняться подстреленным в ногу приятелем, а он – нет, побежал и даже почти нагнал… Ну да бог с ним, не он первый, не он последний. Что вы от меня хотите? Я ведь правильно понял – вы с самого августа придумывали, чего можно у меня попросить, раз уж у меня есть такие возможности. С Всеволодом – понятно. Я его отправлю домой, в неуютный две тысячи одиннадцатый. Простой мальчик, и желания у него простые. Что нужно вам, дорогие мои враги? Вам, Евграф Павлович?