Я стану твоим врагом - Ольга Погожева

— Флорика, — повторил Орест. — Красивое имя, Флорика. Беги, пока не хватились.

Девушка отвесила ещё один шутливый поклон и нырнула в толпу, тотчас потерявшись из виду. Орест шагнул к Марион, попытавшись заглянуть в лицо баронессе. Он видел, как они общались с преступницей, видел тесно сплетённые руки — выходит, Синяя баронесса в сговоре с бандитами Галагата? Но как?..

— Прошу вас, ваше высочество, — одними губами проговорила Марион, не глядя ему в глаза, — вы наверняка ошибаетесь, если сейчас думаете, что я как-то с ними связана.

Орест помолчал, постоял рядом, глядя, как монахи поднимают гроб, занося его в храм. Первые придворные потянулись следом, и принц сделал шаг, оказавшись перед ней.

— Я слишком уважаю вас для подобных мыслей, леди Марион, — тихо сказал он, и медленно прошёл к главному входу, вслед за королём Андоимом.

Марион проследила за ним взглядом, и направилась за остальными, оказавшись в тепле толстых стен храма. Обряд прошёл довольно быстро, она едва успела согреться и избавиться от пронизывавшей её дрожи, когда монахи закончили пение, и зазвучали последние прощальные слова.

Придворные потянулись за выносимым из храма гробом, и она заняла своё место в колонне. Снаружи всё так же шёл дождь, и придворные заторопились по своим каретам, стремясь как можно скорее покинуть людное место, где было так просто подцепить лесную заразу. В усыпальницу отправлялись немногие, лишь самые приближённые к королеве люди. Королю Андоиму пришлось возглавить траурное шествие, к ним присоединился также принц Орест и всего три придворных дамы, среди которых Марион с удивлением узнала рыжеволосую леди Доминику. Маркиза странным образом решила почтить память покойной королевы, и Марион оставалось лишь теряться в догадках. За время их пребывания в Галагате маркиза не раз пыталась вызвать баронессу на разговор, но наученная дворцовой жизнью в Ренне Марион избегала любого общения.

— Леди Марион, — услышала она несмелый голос герцогини Наалы, — прошу, не сочтите за дерзость… Дело в том, что я не смогу сопровождать королеву в её последний путь… я очень сожалею, но брат велел мне возвращаться сразу после погребального обряда.

— Вы и так проявили почтения к Таире больше, чем многие другие, — устало отмахнулась Марион, складывая руки на груди: таким образом тепло сохранялось лучше. — Хотя и не жили дворцовой жизнью, и могли не брать на себя вообще никаких обязательств. Вы поступили благородно, и, думаю, её величество бы это оценила.

— Я не о том, — видно было, что разговор даётся Наале нелегко, но, тем не менее, молодая герцогиня отступать не собиралась. — Просто я заметила, что вы одеты… не совсем по погоде. Я помню, какая суматоха была в опочивальне, все собирались в спешке… Прошу вас, — теплая рука девушки легла поверх тесно прижатых к груди рук воительницы, — примите мою накидку. Я понимаю, это большая дерзость, но вам предстоит дождаться погребения, церемонии у склепа… а дождь, по-видимому, затянулся надолго… я не могу допустить мысли, что вы простудитесь, или… нет, правда, леди Марион, сейчас очень холодно, и я… Прошу вас, не подумайте дурного… у меня нет в мыслях обидеть вас! Я действительно хочу только, чтобы вам было теплее…

Марион слушала молодую герцогиню, пытаясь убедить себя в том, что она должна оскорбиться в ответ на подобное предложение, отклонить его немедленно и в самой резкой форме — но вместо этого чувствовала лишь благодарность за подобную бесхитростную заботу. Похоже, за полгода, проведённых в Валлии, она окончательно растеряла остатки гордости. Да и какая гордость может быть у неё, практически нищей вдовы покойного аверонского командующего, не сумевшей сохранить имение мужа и наследство своего сына? Потерявшей расположение своей императрицы, лишившейся дома? Теперь же, после смерти королевы Таиры, её судьба, как и судьба Михо, была не определена.

Они с леди Геленой приняли единодушное решение вернуться в Аверон вместе с Севериной — императрица наверняка приедет на могилу дочери. Северина и решит их участь — и если им разрешено будет вернуться, они не упустят такой возможности. До тех пор они могли оставаться во дворце неприметными тенями, нежеланными и уже бесполезными гостьями, никем не признанные, и отныне всеми избегаемые.

Что там говорить — сам мир между Авероном и Валлией со смертью королевы Таиры дал толстую трещину. Что ждёт два государства, Марион могла только предполагать — а витавшие в воздухе мрачные мысли придворных лишь убеждали её в собственных преположениях.

— Благодарю за заботу, ваша светлость, — вымученно улыбнулась баронесса. — Пожалуй, я с радостью приму ваше щедрое предложение. Уверена, вы предложили это с самыми добрыми намерениями.

— О, я так рада, что вы не оскорбились! — просияла Наала, скидывая с себя меховую накидку. Марион приняла её, тотчас ощутив блаженное тепло чужого плаща. Накидка была новой, пахла кожей, и только. Духами Наала не пользовалась, и хвала Единому — Марион не выносила резких запахов. — Правда, рада! Я так переживала за вас, когда видела, как нелегко… Прошу вас, не сочтите за дерзость, но я была бы рада видеть вас в нашем поместье, — решившись, выпалила напоследок Наала, вглядываясь в её лицо тем невозможно знакомым взглядом, который вызывал в ней ранее один лишь гнев. Глаза, синие, внимательные, были единственным, что связывало нескладную девушку с блистательным братом. — Я была бы очень рада видеть вас вновь. И уверена, у брата тоже нет возражений, он всегда так отзывался о вас… Пожалуй, я пойду, пока не промокла, — оборвала саму себя герцогиня, — я очень, очень хотела бы встретиться вновь.

— Доброго пути, — откликнулась Марион, заставив себя улыбнуться в ответ.

Наала быстро пересекла площадь, забираясь в ожидавшую её карету, и Марион поспешила догнать процессию, направлявшуюся к главным воротам Галагата. Стражники, пропускавшие лишь сопровождавших гроб придворных и их охрану, строго следили за тем, чтобы не проскользнул кто-то из горожан, воспользовавшись возможностью сбежать из города. Ей не следовало отставать.

Она запрыгнула в седло, догнав процессию, и пустила своего коня шагом, замыкая шествие. Придворные дамы, отправившиеся провожать королеву Таиру в последний путь, ехали в каретах, поглядывая на сумасшедшую телохранительницу из окошек. Ехать верхом, в платье, под проливным дождём и пронизывающим ветром!

Марион не судила их, придерживая коня и отставая от процессии. Они выехали за город, так что колонна оказалась немного впереди, и Марион не спешила её догонять. Этот недолгий путь дал бы ей возможность мысленно проститься — в который уже раз — с Таирой, скрыть те слёзы, которые всё же выбивались из-под ресниц, и постараться похоронить своё горе вместе с телом королевы. Почему так получалось, что она не смогла защитить её от смерти? Как не смогла спасти и Магнуса, находясь буквально у него за спиной…