Рассказы (сборник) - Михаил Харитонов

— Я от него ничего и не ждал.

— А зря. Здесь всё время нужно сверять реальность со своими представлениями о ней. Отсутствие ожидаемого есть неожиданность, а неожиданность должна настораживать…

Корней поморщился.

— Просто не ожидаешь такого коварства. Мы, дураки, думали, что Юг отказался от культа подземных богов. Я сам помню, как…

— Вот тут-то мы все и ошибались. Он отказался от богов, а не от культа. То есть просто сменил объект поклонения. Я специально занимался этим вопросом. Южане, как вы знаете, политеисты. А для политеиста вполне естественна мысль, что боги враждуют между собой, и более сильные боги могут занять место более слабых… смертным же пристало покориться сильнейшему, говоря возвышенным языком… Так вот, теперь место тёмных богов занял алайский император. Мы присутствовали при самом что ни на есть верноподданическом обряде: человеческом жертвоприношении в честь Нагон-Гига Третьего, мир ему праху, покойнику.

— Да, но почему?..

— Почему именно почтенный император занял эту своеобразную нишу? Давайте посмотрим на дело глазами образованного южанина. Который рассуждает так же, как вы тогда. Как это у вас было? Откиньте всё невозможное, и то, что останется, как бы невероятно оно ни было, будет правдой… Итак, Нагон-Гиг Третий завоевал Юг. В принципе, не он первый, Юг уже неоднократно завоёвывали. Но всегда ненадолго. Только алайскому императору удалось здесь обосноваться надолго. Император откуда-то узнавал планы восстаний, вовремя ликвидировал надёжно законспирированных лидеров сопротивления, успешно находил тайные тропы… в общем, это их впечатлило. Мы-то знаем, что без наших спутников и масс-детекторов, без электронной прослушки и телекамер, без нашей агентуры, всё это было бы невозможно. Южане приписали всё это сверхъестественным способностям императора. В рамках их картины мира, это единственно логичный вывод… С другой стороны, ни один завоеватель Юга никогда не требовал прекращения культа подземных богов. Никогда. Это никому не приходило в голову. Кроме алайского императора. Мы-то, конечно, исходили из своих земных представлений: кровавые культы — это плохо, рост гуманизма в обществе — это хорошо… Но южане построили более правдоподобную гипотезу: если император запретил культ тёмных богов, значит, он желает сам занять их место. То есть он сам является тёмным божеством, и заслуживает поклонения именно в таком качестве… В общем-то, это не противоречит алайским законам об императорском культе.

— По алайским законам, — проворчал Корней, — вольное истолкование имперского законодательства, равно как и указов императора, равно как и явно выраженных его намерений, приравнивается к прямому неповинованию и бунту. Со всеми вытекающими.

— Только не надо думать, что они бунтуют против наших порядков, — завёл своё Абалкин. — Они не бунтовщики. Они просто приспосабливают ситуацию к своим представлениям…

— Но зачем тогда секретность? Культ тёмных был закрытым, но никем не отрицался, — заметил Корней. — Ещё до запрета я ходил в храмы подземных богов. Ну, зыркали там, косились, но и только.

— Потому что новому божеству было неугодно, чтобы его культ отправлялся открыто… Если он что-то запрещает делать явно, из этого следует лишь то, что это надо делать втайне. На Юге очень многое держится на намёках, на недосказанности… Тем более, что культы тёмных богов всегда были тайными, ночными. С точки зрения южан, культ Нагон-Гига — не религиозная революция, а наоборот — архаизация, — Яшмаа заметил, что Абалкин ускорил шаги и оживлённо жестикулирует, как профессор на лекции в Институте Внеземных Культур.

— Все эти храмы, куда пускают даже чужеземцев — это ведь уже деградация. Настоящий культ вершится секретно. Кстати, всё-таки очень жаль, что мы сожгли это место. Там ведь были все эти люди… простые прихожане. Они-то чем виноваты? Да если разобраться, и жрецы тоже. Они просто делали своё дело: служили своему божеству.

— Они хотели нас убить, — напомнил Яшмаа.

— Ну, в этом не было ничего личного, — осторожно заметил Абалкин, — просто подземные боги предпочитают кровь чужеземцев. Хорошо, что у них была наготове первая жертва… тот пузатый купец.

— Он был отравлен — зачем-то сказал Корней.

— Да-да, мой компьютер тоже сообщил… Забавно получается: если бы они его съели, то, скорее всего, отравились бы сами. Хотя это зависит от дозы. Купца отравили чем-то сложным и быстро распадающимся в тканях. Так что, может быть… ну да ладно, что-то я заговорился, со мной это бывает… А вот и заря.

Над дорогой вставало мутное серое зарево. Красная луна над горизонтом сжалась в точку, но всё ещё светила.

Впереди был перекрёсток: широкая дорога пересекала более узкую, кое-где уже поросшую травой.

— Ну, дальше вы сами дойдёте, Корней. А у меня тут ещё всякие дела… Я пойду, наверное.

— До свидания, Лев. Вы мне очень помогли, — с нажимом сказал Яшмаа, пытаясь быть искренним. На самом деле благодарности он не чувствовал. Более того, он не мог отделаться от противного ощущения, что Абалкин каким-то образом перед ним виноват. Как будто, если бы не его нежданный визит, ничего бы не случилось. Яшмаа понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать: Абалкин раздражал его.

"По крайней мере, я могу больше не мотаться по Югу" — сказал он себе. Упрямая совесть, наконец, зашевелилась и выдавила из себя нечто вроде вялой признательности.

— А, не стоит, — легкомысленно ответил прогрессор, — и вам тоже всего наилучшего. Как говорится, "чтоб путём".

— Чтоб путём, — Корней, наконец, почувствовал себя свободным. — Вы сейчас куда?

— Ну вот, — огорчился прогрессор, — вы как-то очень неосторожны. На Юге не спрашивают — «куда»: говорят, пути не будет… За такой вопрос можно, знаете ли, получить стрелу в спину, если повод серьёзный.

— Да сколько можно играть в эти игры, — Яшмаа, наконец, получил повод вылить накопившееся раздражение, — "на Юге, на Юге"… Мы с вами — цивилизованные люди, не будем играть в дикарей… Только не говорите мне, что они не дикари, что у них сложная самобытная цивилизация и прочая цветущая сложность… Я не хочу возиться с этой цветущей сложностью. От неё нужно избавиться. Просто потому, что нам она мешает. Когда в ваш сапог попал камешек, вы же не стали его изучать? Вы его просто вытряхнули. Вот и из южан нужно вытряхнуть накопившуюся за столетия дурь… если надо — выбить сапогами. Алайскими или нашими, не суть важно…

Абалкин слушал, не перебивая.

— Вам нравятся все эти южные штучки, все эти обычаи и правила, вам нравится в них ковыряться. Чем сложнее, тем лучше, так? Я понимаю, вы этнопсихолог, вы должны любить такие вещи, профессионалу свойственно любить свой предмет исследования… А медики, наверное, любят вирусы. С удовольствием рассматривают структуру вируса какой-нибудь жёлтой лихоманки. Восхищаются тем, как хитро эта дрянь поражает клетки. Но они хоть понимают, что это болезнь, а не цветущая сложность. Цивилизация — это простая вещь! Даже очень простая, куда проще всех этих социальных тупиков, которыми любуются эстеты… Ох, извините меня, Лев, я просто устал, — Корнею, наконец, стало стыдно. — Я наговорил глупостей… и, наверное, вас обидел.