Бремя империи - Александр Афанасьев

— Нельзя… — шепотом ответил Торн — реактор сразу же заглохнет.

Черт, черт, черт…

Капитан мельком бросил взгляд на шкалу, показывающую рост температуры активной зоны реактора. Лучше бы он этого не делал.

— Прошли первую линию датчиков.

— Температура?

— Минус двести шестьдесят одна, повышается.

Капитан знал, что температура растет не по линейной, а по экспоненте

— Давайте добавим еще стержней…

— Если реактор заглохнет…

— А если реактор взорвется — то от нас и пепла не останется, понял ты, умный сукин сын!

С раздраженным видом Торн повернулся, чтобы что-то ответить — но потом махнул рукой, взялся за микрофон, переключился на реакторный отсек…

— Добавить еще четыре стержня… Да знаю, знаю… Дай на монитор картинку по реактору…

Зажегся еще один монитор, на котором отображалось состояние реактора, в частности — выдаваемая им мощность.

— Мощность падает… — словно ни к кому не обращаясь, вымолвил Торн…

— Зато температура растет намного медленнее.

— Поглотителями нейтронов все равно реактор не охладить! — огрызнулся Торн

— Тихо! Две минуты до второго эшелона.

В отличие от прежних лодок, где места не было даже для экипажа, а уж попавшие на подводную лодку спецназовцы в ожидании высадки вообще не знали где себя приткнуть — здесь часть пространства, раньше занятого пусковыми установками ракет была всецело отдана спецназу. Здесь были каюты на шесть человек — отдельные! Здесь было достаточно места для хранения любого снаряжения, какое только в голову придет. Наконец, здесь было достаточно места даже для миниатюрного тира для стрельбы с использованием ЛИС — лазерных имитаторов стрельбы. Короче говоря — по сравнению с прошлым, нынешние условия размещения спецназа на лодке смело можно было назвать райскими.

Сейчас почти все каюты были заполнены — спецназовцев было ровно шестьдесят человек. На это задание отбирали только добровольцев — но их было так много, что пришлось устраивать отборочный конкурс. Только после него шестидесяти избранным сказали — что им предстоит сделать — прямо перед посадкой на лодку.

И если изначально все были в приподнятом настроении — как же, им предстояло схватиться в жестокой схватке с русскими, с империей зла как частенько называл эту страну бывший президент САСШ Рейган — то теперь, по мере того, как лодка приближалась к цели, в головы бойцов словно подколодные змеи вползали самые разные мысли. Они начинали осмысливать предстоящую им операцию — и не все мысли были радужными.

— Сэр… — капрал Мантино отложил книжку, которую читал и посмотрел на первого лейтенанта Лири, командира их ударной группы — можно задать вам вопрос?

— Попробуй… — усмехнулся Лири — но за последствия я не отвечаю…

— Сэр… — капрал помолчал будто размышляя, говорить или нет но потом все-таки продолжил — а зачем все это?

— Что?

— Ну то, что мы собираемся сделать?

— А тебя что-то смущает, капрал? — вкрадчиво спросил Лири — русские еще далеко от нас, а ты уже наложил в штаны. Что же будет, когда придется с ними драться, а, Мантино?

— Нет, сэр… я не подведу. Просто…. - капрал явно подыскивал слова — просто я не понимаю. Мы ведь американская армия, мы должны быть за хороших. А где же здесь хорошие?

— Ну, Мантино… — протянул Лири — внимательнее надо было слушать. Объясняли ведь и не один раз — русские много лет назад оккупировали земли, которые никогда им не принадлежали, и многие годы угнетают арабов, не дают им жить так, как они того хотят. Мы и британцы должны помочь народам Востока сбросить русское иго. Ты ведь видишь, Иваны обнаглели вконец и просто напрашиваются на хорошую порку. Даже сейчас они ведут себя так, как будто это море целиком принадлежит им, а мы вынуждены идти скрываясь, хотя у них не больше прав на это море, чем у нас. Теперь понял?

— Нет, сэр — протянул Мантино

— Чего ты опять не понял? — с величайшим терпением спросил Лири.

— Я не понял одно, сэр. Нам сказали, что мы будем должны захватить хорошо охраняемый объект и держать его, пока арабы разбираются с иванами. Это все для того, чтобы иваны не перебросили свою армию и не начали геноцид местных за то, что они подняли восстание против русской диктатуры. Нас поддержит лодка — ракетами и британская авианосная группировка. Но я не могу понять одного сэр — а чем мы будем тогда отличаться от того парня, что покупает автомат и берет в заложники людей в супермаркете? Чем, сэр?

К разговору стали прислушиваться, в каюте повисла мертвая тишина.

— Тем, капрал Мантино, что тебе отдает приказ президент Соединенных штатов. Президент. Соединенных. Штатов. Теперь понял?

— Да, сэр.

— Вот и все. Теперь тихо — не хватало еще чтобы девчоночье хныканье капрала Мантино услышали Иваны и поняли, что в SEAL служат одни педики. Тихо!

Для себя Лири отметил, что капрал Мантино ненадежен — но заменять его сейчас было поздно.

— Внимание, проходим последний эшелон!

— Температура?

— Минус сто одиннадцать!

— Тишина в рубке!

Лодка парила в непроглядном мраке, скрываясь в тени, отбрасываемой днищем громадного корабля. Самое страшное — что о реакции системы невозможно было узнать сразу. Если хитрость не удалась и лодку засекли — то противолодочные самолеты русских появятся над заданным квадратом минут через тридцать — а тогда обратно не нырнешь, не вырвешься на свободу.

Секунды текли медленно, казалось даже секундная стрелка на часах шла медленнее обычного

— Кажется, прошли… — пробормотал кто-то

— Тихо! — шикнул капитан.

Лодка продолжала парение во тьме.

— Температура?

— Минус восемьдесят семь

Все… Дальше с этим шутить нельзя…

— Включить охлаждение активной зоны реактора!

— Сэр, если я включу сейчас главные циркуляционные насосы, реактор однозначно заглохнет — занудным тоном произнес Торн, явно раздражаясь от того, что капитан ни хрена не понимающий в реакторе пытается им командовать

— И что же делать?

— А ничего! — с вызовом сказал Торн! — прежде чем включать ГЦН, нужно убрать из активной зоны хотя бы восемь стержней! Но тогда температура активной зоны вырастет скачкообразно и молитесь Богу, чтобы она не стала положительной, до того момента, как ГЦН подаст воду в контур охлаждения активной зоны!

Положительной — это значит, начнется неконтролируемый расплав активной зоны и уже через несколько минут корпус лодки превратится в адскую радиоактивную топку…

Минус восемьдесят один градус…

— Действуйте, Торн!

Больше делать было нечего…

Торн нажал на какую-то кнопку, капитана бросил в пот

— Стержни пошли!

— Температура минус пятьдесят шесть, резко повышается! — крикнул оператор от пульта управления

Капитан оттолкнул Торна

— Включить ГЦН, немедленно! Температура?

— Минус тридцать семь!

Кажется, доигрались…

И в этот момент в тишину, царившую на корабле, вплелся новый звук, едва слышный — ровное гудение. Включились главные циркуляционные насосы.

— Температура?

— Минус восемнадцать.

Капитан лихорадочно пытался прикинуть в уме — хватит ли им того времени — меньше минуты! — что осталось до начала неконтролируемых процессов в реакторе для того, чтобы насосы успели прокачать воду, чтобы начать охлаждение контуров реакторного отсека…

— Сэр, началось охлаждение! — лейтенант от пульта не сказал это, крикнул, нарушая приказ о полной тишине — но его можно было понять.

Капитан обернулся к пульту — на пульте зловещим белым светом мерцала цифра «девять». Девять градусов до апокалипсиса…

И вдруг — сначала капитан первого ранга Сойстер не мог в это поверить, не мог поверить своим глазам — девятка сменилась на десятку.

Прошли…

— Всем спасибо. — устало сказал капитан

В отсеке управления раздались жидкие, нестройных хлопки — измученные люди выражали свою радость. Пусть впереди была неизвестность — но первое препятствие на своем страшном пути они взяли…

Расслабляться было рано…

— Проверить стыковочные узлы! Приготовиться к процедуре расстыковки с носителем. Начать перевод реактора в штатный режим работы!

Санкт Петербург. Исаакиевский собор. 29 июня 1992 года

Гулко грохнула пушка. Это было одной из достопримечательностей города — пушка на стрелке Васильевского острова стреляла каждый день, в течение уже бог знает сколько времени, отмечая наступление полудня. День пошел на убыль — но никто этого не заметил, город продолжал жить своей, шумной и суетливой жизнью. На площади перед Исаакиевским собором было не протолкнуться от туристов — шумные, говорливые, плохо знающие русский язык, они не отрывали от лица фотоаппаратов, и постоянный их гомон сливался в один сплошной гул. Затянутое тучами небо грозило в любой момент разразиться мелким, холодным, моросным дождем — столица Империи не радовала погодой. На шпиле Адмиралтейства уныло обвисал морской, Андреевский флаг. Иногда порыв ветра пытался его поднять — но набравшаяся за ночь воды ткань упорно не хотела становиться по ветру. Погода была совсем не летней, скорее она походила на середину весны — и только серо-свинцовые воды Невы без единой льдинки говорили о том, что дело происходит все-таки летом. Было сыро и холодно.