Холодный огонь - Дин Кунц

Сквер «Сады Тиволи» был совсем маленький. Им пришлось оставить машину на улице и пойти пешком.

Холли решила, что «Сады» имеют еще менее привлекательный вид, чем ей показалось вчера, когда они проезжали мимо сквера на машине. И виной всему не только серое небо. Ни в одном парке Центральной Калифорнии не встретишь таких сухих, выжженных солнцем газонов. Ползучие побеги кустарника заглушили цветочные клумбы, и из колючих зарослей торчали бутоны роз с наполовину осыпавшимися лепестками. Другие цветы завяли. Унылую картину довершали две деревянные скамейки с облупившейся краской.

Однако стоявшая в сквере мельница не выглядела заброшенной. Она была больше и футов на двадцать повыше, чем мельница на ферме Айренхартов.

— Зачем мы сюда пришли? — спросила Холли.

— Ты еще спрашиваешь! Мы здесь только по твоей милости.

— Ну-ну, не надо сердиться, мы же хорошие ребятки, — сказала она, обращаясь к нему как к ребенку.

Давить на Джима — то же самое, что пинать ящик с динамитом. Однако иного выхода нет. Рано или поздно он все равно взорвется, и единственная надежда — на то, что она успеет убедить Джима в своей правоте, прежде чем Враг полностью захватит власть над ним. С каждым мгновением у нее оставалось все меньше времени.

— Вчера ты решил немного побыть в роли гида. Помнится, ты сказал, что на этом месте снимали кино. — Слова Холли подействовали на Джима словно удар тока. — Подожди, подожди… Так вот где ты видел Роберта Вона! Он снимался в этом фильме?

Джим в недоумении, которое быстро сменилось угрюмой задумчивостью, оглядел маленький сквер. Затем двинулся к мельнице. Холли последовала за ним.

По обе стороны от входа были установлены каменные плиты с плексигласовыми информационными стендами. Они подошли к левому стенду и прочли о том, что в долине Санта-Инес на протяжении всего девятнадцатого века и довольно долго в двадцатом мельницы использовались для помола муки, перекачки воды и производства электроэнергии. Далее следовала история возвышающегося перед ними сооружения, которое просто и без затей именовалось Нью-Свенборгской мельницей.

У Холли сводило скулы от скуки, когда она читала эти строки, и ко второму стенду она подошла только благодаря остаткам профессионального любопытства. Однако стоило ей взглянуть на заголовок — и скуки как не бывало. Надпись на правом стенде гласила: «Черная мельница: книга и фильм».

— Смотри, Джим. Он подошел и встал у нее за спиной. На стенде помещалась фотография книги Артура Уиллота «Черная мельница», на обложке которой Холли узнала нью-свенборгскую достопримечательность. С растущим замешательством она углубилась в чтение текста. Уиллот, живший в долине Санта-Инес, но не в Нью-Свенборге, а в соседнем Солванге, прославился многочисленными книгами для подростков. Он умер на девятом десятке в 1982 году, оставив после себя пятьдесят два романа. Наибольший успех принесло писателю научно-фантастическое произведение о мальчике, который узнает, что привидения со старой мельницы на самом деле являются пришельцами из космоса, а на дне соседнего пруда десять тысяч лет покоится инопланетный звездолет.

— Нет, — сказал Джим в сердцах. — Бессмыслица какая-то.

Холли припомнила, как во сне в облике Лены Айренхарт поднялась по ступенькам лестницы и в комнате наверху обнаружила десятилетнего Джима. Мальчик стоял, прижимая кулаки к бокам, а увидев ее, бросился навстречу с криком: «Помоги, мне страшно, стены, стены!» На полу Холли заметила желтую свечу на голубом блюдце, но только сейчас вспомнила, что возле блюдца лежала книга в яркой суперобложке. В ней она сразу узнала «Черную мельницу».

— Бессмыслица, — повторил Джим. Он отвернулся от стенда и встревоженно посмотрел на качающиеся ветви деревьев.

Холли продолжила чтение и узнала, что двадцать пять лет назад, в год, когда в Нью-Свенборг приехал десятилетний Джим Айренхарт, в городе снимали «Черную мельницу». Основные съемки проходили на Нью-Свенборгской мельнице. Киношники даже выкопали мелкий, но внушительный пруд, а потом компания заплатила за то, чтобы скверу вернули прежний облик.

Даже дневной свет не мог рассеять мрачный сумрак, окутывавший угрюмые силуэты деревьев и кустов. Загнанно озираясь по сторонам, Джим сказал:

— Что-то должно случиться.

Холли не заметила ничего особенного в окружающем пейзаже и решила, что он хочет отвлечь се от стенда. Джим не поверил тому, что там написано, и теперь пытается перетянуть ее на свою сторону.

Очевидно, фильм потерпел полный провал. Холли о нем даже не слышала. Скорее всего известность картины никогда не выходила за границы Нью-Свенборга, да и там ее знали только потому, что книгу написал житель соседнего городка. В конце текста шли фамилии пяти наиболее важных членов съемочной группы. Среди первых четырех Холли узнала только своего любимца Эммета Уолша. Последним в списке оказалось имя молодого и никому тогда не известного Роберта Вона.

Холли подняла глаза на темную громаду мельницы.

— Что происходит? — Она посмотрела на серое гнетущее небо и перевела взгляд на фотографию книги Уиллота. — Кто мне скажет, что здесь происходит?

Вздрагивающим от ужаса голосом, в котором одновременно слышались нотки восторженного ожидания, Джим сказал:

— Он идет.

Холли проследила направление его взгляда и увидела, что в дальнем углу сквера зашевелилась земля и к месту, где они стоят, приближается, стремительно вырастая в размерах, страшный черный ком.

Она бросилась к Джиму и повисла у него на шее.

— Остановись!

— Он идет. — Джим посмотрел на нее невидящим взглядом.

— Это ты, ты, Джим!

— Нет… не я… Враг. — Казалось, он разговаривает в трансе.

Холли оглянулась: неподалеку от них треснула и вздыбилась бетонная дорожка.

— Не надо, Джим!

В его взгляде, устремленном на приближающееся чудовище, она прочла страх и надежду, что смерть принесет ему избавление от страданий.

Одна из скамеек упала, и ее бесследно проглотила разверзшаяся в песке трещина.

До Врага осталось сорок футов, и это расстояние быстро сокращалось.

Холли схватила Джима за рубашку и изо всех сил тряхнула, стараясь привести в чувство.

— Я видела этот фильм в детстве. Как он назывался, а? Не «Нашествие марсиан»? Там еще открывались двери в песке и люди туда проваливались.

Она обернулась: тридцать футов.

— Значит, вот так мы и погибнем, да, Джим? Откроется дверь в песке, и мы туда провалимся. Совсем как в кошмаре десятилетнего мальчика?

Двадцать футов.

Джим дрожал, точно от холода. Казалось, он ее не слышит.

Она притянула его к себе и крикнула ему в лицо:

— Ты что, собираешься убить и себя, и меня, как Ларри Каконис? Устал бороться, струсил, да?

Десять футов.

Восемь.

— Джим!

Шесть.

Четыре.

Услышав под собой дьявольский скрежет клыков, Холли пустилась на последнее средство: она подняла каблук и с силой ударила Джима по голени. Он вскрикнул и присел от боли. Холли с ужасом уставилась на зашевелившийся под ногами дерн. Но крик Джима сковал зыбкую поверхность земли, и она так и не разверзлась.

Холли сделала несколько неверных шагов, стараясь не глядеть на развороченный дерн и страшные черные трещины.

Джим ошеломленно смотрел на нее и все повторял:

— Это не я. Не я. Не может быть, чтобы я.

Джим обессиленно откинулся на спинку сиденья.

Холли положила руки на руль и опустила на них голову.

Джим выглянул из окна: через весь сквер тянулся длинный след гигантского крота. По белой бетонной дорожке расползлись уродливые черные трещины. Посреди кучи песка лежала уцелевшая скамейка.

Невозможно поверить, что подземное чудовище всего лишь дьявольский плод его воображения. Он привык держать себя в руках, вел спартанский образ жизни, признавая только книги и работу. Никаких слабостей (если не считать удобной забывчивости, кисло подумал он). Труднее всего поверить в то, что единственная опасность, которой они подвергаются, кроется в нем самом и ему не справиться со злобным диким зверем, прячущимся в глубинах его собственного мозга.

Испытываемое им чувство выходило за рамки обычного страха. Лихорадочная дрожь прошла, но первозданный ужас стянул грудь с такой силой, что стало больно дышать.

— Это не я, — повторил он потухшим голосом.

— Ты, это был ты. — Если подумать, то он едва не отправил Холли на тот свет, однако она выглядела спокойной и в ее голосе слышались нотки нежности.

— Все еще веришь в свою теорию? Я имею в виду мое так называемое раздвоение личности.

— Да.

— Значит, это было мое злое начало?

— Да.

— Похоже на огромного дождевого червяка, — некстати съязвил Джим. Затем почувствовав, что сарказм не достиг своей цели, перешел в наступление: