Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев

Не остались без внимания события в Царской Ставке у встревоженных различными слухами (особенно о сепаратном мире) иностранных дипломатов. Французский посол в России Морис Палеолог с удовлетворением записал в своем дневнике:

«Праздник Георгиевских кавалеров дал императору повод еще раз подтвердить свою решимость продолжать войну; он обратился к армии с воззванием, которое оканчивается так:

“Будьте твердо уверены, что, как я уже сказал в начале войны, я не заключу мира, пока последний враг не будет изгнан из нашей земли. Я заключу мир лишь в согласии с союзниками, с которыми мы связаны не только договором, но и узами истинной дружбы и кровного родства. Да хранит вас Бог”.

Это самый лучший ответ на предложение о мире со стороны Германии, переданное через посредничество герцога Гессенского и графа Эйленбурга»[373].

Подобные слухи о заключении сепаратного мира тревожили не только союзников по Антанте. В России также этот вопрос часто возбуждался оппозицией с целью достижения своих интересов в борьбе с царским правительством за реальную власть. В Ставке в Могилеве опасались в свою очередь заключения сепаратного мира между Францией и Германией. Ложные слухи периодически возникали вновь и вновь. Воюющие стороны, таким образом, пытались внести смуту и посеять подозрительность в рядах своих противников.

По воспоминаниям дворцового коменданта генерал-майора В.Н. Воейкова:

«В октябре графом Бенкендорфом была в Лондоне подписана новая декларация, по которой пять союзных держав приняли на себя обязательство не подписывать отдельного мира; текст этой декларации был выработан Антантою, опасавшеюся заключения Россией сепаратного мира»[374].

По статистическим данным Царской Ставки (в Могилеве), на учете в России на 1 декабря 1915 г. значилось всего 1 200 000 человек пленных. Штабс-капитан М.К. Лемке упоминает на тот момент более конкретные сведения по учету среди военнопленных: 1193 офицера и 67 361 солдат германской армии; 16 558 офицеров и 852 356 нижних чинов австрийцев[375].

Французский сенатор Поль Думер (1857–1932) прибыл в 1915 г. с визитом в Россию. По свидетельству штабс-капитана М.К. Лемке, служившего в штабе Царской Ставки, 30 ноября состоялся визит высокого гостя в Могилев:

«Приехал французский министр без портфеля Поль Думер, представился царю и затем был им направлен к Алексееву. Еще не легче: французы просят нас дать им солдат – у них все людские запасы истощаются… Они не могут дать нам сюда своей техники, а потому просят нас дать туда наших людей. Алексеев говорил с ним долго, и они договорились, что так как послать во Францию полки нельзя – это может быть очень чревато и внутренними у нас событиями, и по военным соображениям нежелательно, да и командный состав нам самим нужен, – то к нам приедут французские генералы и офицеры, мы дадим им для опыта один полк, составив его из небольшого числа знающих французский язык офицеров, и попробуем, выйдет ли что-нибудь из такой затеи. Если да, то можно будет сформировать несколько полков и дивизий и уже послать их во Францию. Как раз во время этого разговора Алексеев получил телеграмму от исп. должность начальника Генерального штаба Беляева, в которой тот высказал свой отрицательный взгляд на дело»[376].

В начале декабря 1915 г. император Николай II вместе с цесаревичем собирался посетить гвардейские части на фронте, однако произошло неожиданное препятствие. Воспитатель цесаревича Пьер Жильяр делился воспоминаниями об этом случае реальной угрозы жизни Наследнику Престола:

«Утром в день нашего отъезда, в четверг 16 декабря (по новому стилю. – В.Х.), у Алексея Николаевича, простудившегося накануне и схватившего страшный насморк, после сильного чихания открылось кровотечение носом. Я послал за профессором Федоровым, но ему не удалось вполне остановить кровотечение. Мы пустились в путь, несмотря на это происшествие, потому что все было приготовлено для прибытия Государя. Ночью болезнь ухудшилась; температура поднялась, и больной слабел. В три часа утра профессор Федоров, испуганный ложившейся на него ответственностью, решился послать разбудить Государя и просить вернуться в Могилев, где он мог бы в лучших условиях ухаживать за ребенком.

На следующий день мы возвратились в Ставку, но состояние цесаревича стало так тревожно, что решено было отвезти его обратно в Царское Село. Государь все же отправился в штаб, где провел два часа с генералом Алексеевым. Потом он вернулся к нам, и мы немедленно тронулись в путь. Возвращение в Царское Село было особенно тревожно, потому что силы больного быстро падали. Приходилось несколько раз останавливать поезд, чтобы сменять тампоны. В течение ночи с Алексеем Николаевичем, – которого в постели поддерживал матрос Нагорный, так как его нельзя было оставлять в совершенно лежачем положении, – дважды делались обмороки, и я думал, что это конец. К утру, однако, наступило легкое улучшение, и кровотечение уменьшилось. Мы прибыли наконец в Царское Село; было одиннадцать часов утра. Государыня в смертельной тревоге ожидала нас с великими княжнами на платформе вокзала. С бесконечными предосторожностями больного доставили во дворец. Наконец удалось прижечь ранку, образовавшуюся на месте маленького лопнувшего кровеносного сосуда. Государыня приписала, однако, молитвам Распутина улучшение, наступившее утром в состоянии здоровья цесаревича; она осталась при убеждении, что ребенок был спасен благодаря его помощи»[377].

Анна Александровна Вырубова (Танеева) в своих воспоминаниях описала этот опасный случай неожиданного кровотечения у цесаревича:

«Все знают, что во время постоянных заболеваний Алексея Николаевича Их Величества всегда обращались к Распутину, веря, что его молитва поможет бедному мальчику. В 1915 году, когда Государь стал во главе армии, он уехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов пути от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно его сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно, так как Алексей Николаевич истекает кровью. Какие мучительные часы провела императрица, ожидая их возвращения, так как подобного кровоизлияния больше всего опасались. С огромными предосторожностями перенесли его из поезда. Я видела его, когда он лежал в детской; маленькое, восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась. Федоров сказал мне, что он хочет попробовать последнее средство – это достать какую-то железу из морских свинок. Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича [Распутина]. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимали, как это произошло. Но это факт. Поняв душевное состояние родителей, можно понять и отношение их к Распутину: у каждого человека есть свои предрассудки и когда наступали тяжелые минуты в жизни, каждый переживает их по-своему; но самые близкие не хотели понять положения…»[378]

Император Николай II, оставив цесаревича Алексея в Царском Селе, отправился на Западный фронт, где сделал смотр представителей воинских частей 10-й армии – от 26-го армейского, 2-го Кавказского, 3-го Сибирского, 38-го и 44-го (Осовецкого) корпусов. По воспоминаниям генерал-майора В.Н. Воейкова в это время:

«Государь, невзирая на предупреждения и протесты местного начальства, прошел на наблюдательный артиллерийский пункт, расположенный у окраины густого соснового бора, вблизи окопов Киевского гренадерского полка. Пребывание в этой местности было настолько опасно, что, дабы не привлечь внимания неприятеля, окопы которого были поблизости расположены, Его Величество был сопровождаем только генерал-адъютантами Эвертом и Куропаткиным и двумя артиллеристами»[379].

Вслед за этим император Николай II сделал смотр на Западном фронте представителей воинских частей 2-й армии – от 4-го Сибирского, 5-го, 20-го, 27-го и 36-го армейских корпусов, пограничной стражи и казаков разных войск. После смотра войск и посещения полевого госпиталя Государь отправился в Царское Село, куда прибыл 24 декабря в Сочельник.