Ночные ведьмы - Раиса Аронова

Из-за кустов вдруг неслышно вышел паренек лет восьми и изучающе уставился на нас васильковыми глазами.

- Откуда ты, прелестное дитя? - удивилась Руфина.

- А вы чьи будете? - строгим тоном спрашивает маленький следопыт.

Он сразу учуял в нас "чужаков".

- Мы из Москвы.

- А что вы здесь делаете?

- Вспоминаем.

У мальчика на лице удивление.

- Садись, послушай, - предлагает Руфа. Популярно, простым языком, она начинает рассказывать ему о нашем полку. А ведь у нее талант! Не зря кончала педфак в институте. Мальчик слушает ее с интересом.

Потом мы выяснили семейное положение нашего юного знакомого. Колин отец работает шофером, мать - в полевой бригаде. Есть маленькая сестричка Галка. Учится Коля без троек, любит шахматы. Намерен стать... тут он запнулся и немного смутился.

- Ну, ну, смелее, не стесняйся.

- Космонавтом, - твердо произнес Николай.

- О-о! - почтительно воскликнули мы. Летать в ракете - мечта многих мальчишек теперь. Молодец, Коля, дерзай!

- Засиделись мы здесь, - поднимаясь с травы, говорит Леша, - пора ехать дальше.

Коля, как вежливый хозяин, проводил нас до машины. Нужно бы подарить ему что-нибудь. К сожалению, ничего космического у нас нет. На глаза попалась коробочка с дорожными шахматами. Это подойдет, пожалуй, - хлопец ведь увлекается и шахматами.

- Возьми на память. Желаем тебе стать чемпионом.

- До свиданья, космонавт, - Леша по-мужски жмет ему руку.

- Счастливо вам! - прощается Коля. Он долго машет вслед одной рукой, поддерживая другой штанишки.

- Вы удивительно везучие, - утверждает Леша, - уж который раз подмечаю - мы встречаемся именно с теми, кто нужен. Вот и в Сеще. Теперь этот космонавт всем своим друзьям расскажет о беседе с нами, о женском полку. И пойдет молва...

- Это хорошо. Значит, и здесь сделали кое-что полезное для нашего полка, - с удовлетворением говорит Руфа.

- Реклама? - опять не унимается Леша.

- Нет, пропаганда, - спокойно поправляет Руфа.

- А малец-то, видать, смышленый, - говорю, - вы заметили, какие у него глаза? Пытливые, умные.

Говорят, что глаза - зеркало души человека. Я верю в это определение. Ум, темперамент, характер нередко можно разгадать по "свечению глаз".

Мне припомнились сейчас глаза одной нашей летчицы. Много раз смотрела я в них при различных обстоятельствах. Оттенки "свечения" бывали самыми разнообразными. Но всегда среди них неизменно выделялся главный, направляющий луч - воля.

Когда наши взгляды скрещивались за шахматной доской (а шахматные баталии были особенно частыми именно здесь, в Сеще), я видела, как от этого основного луча брызгали лукавые с хитринкой искорки. Когда же летчица брала в руки мандолину и разучивала что-нибудь трудное, мне казалось, что именно тот упорный луч управлял ее пальцами. Я не видела ее глаз в момент боя с вражескими зенитками и прожекторами - никто не может заглянуть в глаза летчицы в такие минуты. Никто, кроме разве смерти. Но я уверена, что луч воли светился тогда всеми огнями ярости.

В марте 1945 года я увидела эти глаза на фоне белой подушки в госпитальной палате. В них влажно блеснула радость. Но потом я с тревогой заметила, что тот, самый сильный луч едва пробивается сквозь тугую завесу боли и отчаяния.

...В ту ночь многие наши экипажи не вернулись с задания. Сумасшедший ветер, неожиданно задувший с Балтики, принес тяжелые тучи липкого снега. Фантастический вихрь смешал землю с небом и понес фанерные самолетики в неизвестном направлении. Не видно было никаких ориентиров, ни земных, ни небесных, чтобы определить, куда сносит. В снежном смерче все кружилось, кипело, бушевало. Это было как светопреставление. Чудом ли, нет ли, все экипажи приземлились благополучно в разных местах - кто на поле, кто на дороге, кто на льду озера. Поутру они слетелись в полк. Не было только летчицы Клавы Серебряковой со штурманом Тосей Павловой. Несколько дней полк жил в тревоге - о подругах не поступало никаких вестей. Наши поиски были безрезультатными. Когда начали гаснуть надежды, с другого фронта пришла весть: там в армейском госпитале лежат две тяжело раненные летчицы.

- Аронова, лети немедленно, - приказала мне Бершанская, - это, наверно, наши.

Я мчалась на полных газах. Но все казалось, что самолет летит медленно.

И вот я сижу у их коек. Клава лежит неподвижно, бледная, ей трудно говорить. Штурман Тося Павлова, тоже прикованная к постели, с передышкой рассказывает:

- Почти от самой цели, от Данцига, мы летели в снежном буране. Земли не видно, решили придерживаться только курса. А ветер, оказывается, был шквальный... Когда горючее подошло к концу, снизились, стали искать место для посадки. Я выстрелила ракету, другую. Присмотрели площадку, вроде ровная. Клава делает заход. Все идет хорошо. Вдруг самолет заваливается, треск, удар и дальше уж я не помню... Очнулась утром от каких-то толчков. Смотрю - лежу в снегу, а рядом стоят несколько мальчишек и палками откапывают самолет из-под снега.

- Дети, мы живые... - набравшись сил, сказала я. Ребятишки перепугались, услышав голос. Побежали в поселок, привели взрослых. А Клава-то все еще без сознания была... Вот так мы и оказались здесь.

- Но что же случилось в момент посадки?

- За провода, оказывается, зацепились...

Среди беснующейся пурги можно ли разглядеть тоненькую ниточку проводов!

...Год спустя, уже после войны, несколько наших однополчанок, которые учились в ВИИЯКА, шумной толпой ввалились в одну из палат главного военного госпиталя в Москве. Клава Серебрякова только-только начинала учиться ходить. Переломанные ноги, окостеневшие суставы не хотели подчиняться. Но в ее глазах уже отчетливо светился хорошо знакомый мне луч вместе с колючим упорством и радугой надежды. "Будет ходить!" - поверила я тогда.

Через несколько лет в Москве, в театре Советской Армии, проходила встреча бывших летчиц с юношами и девушками столицы. Молодые москвичи с интересом слушали выступающих.

- Слово имеет бывшая летчица 46-го гвардейского Таманского полка, ныне учительница из города Октябрьского, Клавдия Федоровна Серебрякова, - объявил председательствующий.

Клава легко взошла на трибуну, и в притихший зад блеснул из ее глаз все тот же сильный, яркий луч - луч воли. Она говорила хорошо, с огоньком.

- Приезжайте к нам в Октябрьский! - обратилась Клава с призывом к сидящим в зале. - Город молодой, строится, работы на всех хватит!

В перерыве я подошла к ней и по-дружески, как всегда было между нами, сказала:

- Молодец, Клава-джан (так ее звали близкие подруги в полку). Твоей энергии может позавидовать любая молодая девушка. Только вот располнела ты зря. Много, наверное, сладкого ешь?