Инквизиtor - Елизавета Домина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веня сполз с дивана, встал на колени:
― Прошу вас, что хотите, сделаю! Только не убивайте, ― хватаясь за брючину Апостола, ревел, ― Петенька, мы с тобой друзья с детства.
― Да пошёл ты, ― оттолкнул рукой в сторону.
Веня, выпивший, упал на пол, скрутился, сжимая руками волосы на голове.
― Жалкий ты какой-то! Даже бить скучно. ― Макар с презрением смотрел на истерические конвульсии Вени. Подтянул за резинку на штанах пижамы, протащил пухлое тело к письменному столу, шмякнул в кресло. ― Давай, жирный очкарик, поработай на благо страны.
― Что нужно сделать? ― Веня, поправив очки, сползшие набок, с видом преданного пса смотрел на Макара.
― Меценатом, Веня, будешь. Добрым волшебником. ― Облокотившись на спинку стула, навис над мужчиной, нажал кнопку запуска компьютера. ― У меня тут список есть небольшой, куда ты сейчас сольёшь свои финансы.
― Мужики, вы это, не перегибайте! ― услышав о возможности утраты денег, голос очкарика стал уверенней.
Апостол подошёл к столу, посмотрел в глаза Вене:
― Задолбал ты, Веня! Слушай меня, ― моргнул, щёлкнул пальцем.
После того, как Веня благополучно произвёл вывод своих средств с инвестиционных счетов на банковские карты, братья, многозначительно улыбнувшись, приступили к исполнению намеченного плана. Завершив процедуру, Апостол вновь щёлкнул пальцем. Веня вернулся в сознание.
― Вень, ты если обращаться куда решишь, имей в виду, запись разговора твоего с Вадимом есть, учтёшь?
― Понял, ― ещё не успев сообразить, что в состоянии гипноза слил средства, ответил старый друг.
― Ну, тогда, прощай, дружище.
Братья вместе вышли из комнаты, раздался отчаянный крик.
― Видимо, увидел! ― рассмеявшись, покинули здание.
Утром по всем каналам в новостях Облачного города вышел репортаж. Анонимный меценат с подписью «Зорро» пожертвовал детским домам, науке и фондам защиты природы беспрецедентные суммы.
Бабье лето
Во славны Миры, что наполнены Светом
В Миры, где потомков встречают их Боги…
«Белый Путь»
Тонкие прозрачные паутинки качались на стеблях пожелтевшего лекарственного дягиля. Ласковое солнце затянувшегося бабьего лета игриво переливалось в каплях росы. Егор сидел на серой глыбе, пристально наблюдая за тем, как Мирон старательно выискивает нужные для знахаря осенние травы.
Прошло две недели после выписки Мирона, но он по-прежнему отказывался возвращаться в привычное для него состояние. Общался мало, плохо спал по ночам, слабый аппетит, отказывался сбривать объёмную бороду. Макар, волнуясь за его состояние, старался придумывать задания, чтобы в движении развеивалась неведомая тоска души подопечного. Баня, рыбалка, сбор грибов, травы, молоко парное ‒ всё тщетно.
Мирон подошёл к Егерю, скинул объёмную охапку трав на разложенное покрывало.
― Почти закончил, складывай, скоро пойдём к дому, ― отряхнул ладони.
― Я вот всё спросить тебя хочу, ты, когда эти бусины, ― Егерь показал пальцем на браслет друга, ― меня в клинику привезти попросил. Я даже подумать не мог, что ты браслет себе сплетёшь.
― А это, да так, бусинки. Ничего особенного.
― Мирон, хватит уже! Расскажи, полегчает. Душу излить ‒ оно иногда важней лекарств.
Сел на покрывало, распределяя собранные травы по сортам, начал тихо:
― Егор, ты, любил когда-нибудь?
― Не знаю, сложно сказать… ― собеседник понимал, что ответив «да», он не даст возможности выговориться.
― Я сам никогда не думал об этом, как о чём-то важном. Жил в сером цвете после войны, думал всё уже, так оно и должно быть. А потом она и яркие краски рядом. ― Мирон коснулся бусин на браслете. ― Но я её потерял навсегда.
― Уверен, что навсегда? ― Егор был рад тому, что друг решился на разговор.
― Да. Сначала это больно, потом наступает внутри пустота. И веришь вроде, что вернутся краски, только они с запахом её волос слились. Без неё не получается. Вокруг даже в ясный день ‒ пасмурно. Воспоминания дают проблеск, но ненадолго. И чем дольше её нет рядом, тем меньше остаётся веры, что когда-нибудь твоя жизнь перестанет напоминать чёрно-белое кино.
― Мирон, ты драматизируешь! Она же не умерла? ― собеседник искал возможность зажечь искру надежды.
― Нет, наверно. Я не знаю. И эта неизвестность постепенно сгрызает изнутри.
― Так давай узнаем, запросы отправим! Найдём твою эту палитру и если надо, привезём. ― Егор решительно встал, собирая разложенные Мироном кучки соцветий в одну. ― Осень, друг! У всех цвет дождя сейчас. Будет зима ‒ другой цвет. А весной, так вообще заиграет жизнь красками. Пошли к Макару, мангал пора разжигать. Пётр в гости сегодня приедет, ты же помнишь?
― Помню, ― встал, связав покрывало в узел, взвалил себе за плечо. ― Идём. Спасибо, что выслушал.
― Нашел, за что благодарить! ― Егерь, довольный тем, что узнал причину печали друга, стукнул его игриво в бок.
― Ты чего? ― Мирон посмотрел сурово, с бородой он смотрелся угрожающе. Снял с плеча ношу, стукнув Егора в ответ. ― Лену свою чего не привёз?
― Улетела она с дочерью знакомиться! ― выхватив ношу, ответил Егор, ― давай я понесу.
― Рад, что вы нашли общий язык с Петром.
***
Сочные куски мяса на шампурах покрылись румяной корочкой. Жир, подтаивая от жара, стекал на угли, вызывая ярость огня. Мирон обдавал водой полыхающие островки углей. Прокручивая шампуры так, чтобы куски прожаривались равномерно. По окрестностям разносился аромат предстоящей трапезы. Берта преданно выжидала момента, когда Макар отвернётся, её угостят ещё сочным куском свежего мяса.
― Берта, не попрошайничай! ― крикнул знахарь собаке, выставляя на стол, расположенный во дворе, тарелку со свежими овощами и зеленью.
За забором с громкой музыкой остановилась машина. Егерь открыл ворота, встречая гостя. Апостол вошёл, размахивая увесистым пакетом с гремящим внутри содержимым. Поставил на стол, обнял Егора, подошёл к Мирону, протягивая руку в знак примирения.
― Прости, так было надо! ― заключил в объятья, похлопав по спине.
― Здравия желаю! ― Мирон беззлобно посмотрел в глаза бывшему начальнику.
― И тебе не болеть, боец! Бороду отрастил? Ничего, в отдел вернёшься, мигом сбреешь.
― Не планирую я, Пётр Сергеевич, возвращаться! ― Мирон снял мясо с огня, ― Тарелку придержите? ― Куском чёрного хлеба сдвинул ряд мяса с шампура на тарелку.
― Что, Петь, не успел с
