Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

— С чего распалился? День плохой?

— Отморозки затрахали, — ухмыльнулся я. — Пошел, Андреевна. Чем светлее, тем спокойнее.

— С Богом.

Перед домом я почувствовал неладное. Прошелся глазами по стеклам подъезда. Заметил мелькнувшую голову. Осмотрелся, ни намека на знакомое лицо. Не старая квартира, где собаки хвостами повиливали. Солнце закатилось за пятиэтажки. От деревьев тени плащами накрыли пространства, захватив и наш крупноблочный. Увидел, что одна лампочка горит. Главное, не промахнуться, там пусть Бог рассуждает, забирать мою грешную душу, или оставить париться дальше. Вход залит вязкой чернотой. Наощупь доплелся до второго этажа. Значит, не барсетка нужна. Добрался до третьего. Тишина, словно подъезд вымер. С верха пробивается слабый свет. Не в Ростове живем, западом запахло. На площадке между пролетами двое парней в куртках. Опять поздоровались. Сжимавшие рукоятку шила пальцы успели занеметь. Вот и квартира. Перекинув дырокол с сумкой в левую руку, правой вынул ключи, воткнул в скважину. Открыл железную дверь, в деревянной всунул в отверстие бородку второго.

— Что-то душно стало…

Я круто повернулся. Заскочить в прихожую не успел бы, дверь закрывалась на два замка. В руках сумка, барсетка, рукоятка шила. Парень повыше ростом расстегнул куртку, выдернул короткоствольный Макарова, направил на меня:

— Открывай… И заходи…

Я отбросил книги с барсеткой. Ключи остались в замке. Перекинув шило в правую руку, просел на правую ногу. Отморозок боком карабкался наверх, второй продолжал торчать на площадке. В голове пронеслась мысль, что пацан находится в удобном положении. Прижимается к перилам, слаб в коленках. Но у него пушка, возможно, на взводе. С площадки следит за развитием событий второй гаденыш. Вариант отпадает, не успеваю. Пацан перевалился через последний выступ, раскорячился напротив.

— Что тебе надо? — выдохнул я.

— Шевелись, — повторил отморозок. — Не вздумай шуметь. Кранты.

Фраза показалась напыщенной. В то же время, если двери распахнуть, точно придет конец. Прояснилась задумка грабителей. Не только барсетка с деньгами, но все ценное, что есть в комнатах. Потом не докажешь, что за порогом брать нечего.

— В доме ничего нет, — заверил я. — Дверь открывать не буду. Побеседуем здесь.

— Работай, сука, — подался мерзавец, наставляя ствол пистолета в лоб. — Поворачивай ключ, или нажимаю на крючок…

Отклонив голову, я всадил жало в обнаженную за воротником шею. Бандит пошатнулся, как-то закостенел. Я надавил, вгоняя острие глубже. Отморозок зашлепал губами, выпучил глаза. Отбросив руку с пистолетом, я прижал обмякшее тело к себе на случай, если товарищ вздумает стрелять. Мельком глянул на рану. Отверстие даже не покраснело. Отметил, что кожа у парня пергаментная. Неживая. Втянулась вместе со стержнем в лунку использованной жвачкой, словно паскудник поролоновый манекен. Внизу второй пацан напрягся в нашу сторону. Скорее всего, остался на стреме и теперь боялся, что операция затягивается. В случае удачного исхода, он шмыгнул бы за нами в квартиру. Я держал невесомое тело за курточку, не в силах добраться до пистолета, который пацан оттопыривал назад.

— Я кручусь на всех деньгах, — переводя дыхание снова повторил я. — Дома ничего нет. Уходите по хорошему.

Соседей словно вытравили дихлофосом. Когда возвращался с рынка, или приводил женщину, за дверями слышался скрип половиц, приглушенное дыхание. Сейчас будто окружила зона отчуждения. Звать на помощь было опасно — вспугнутые пацаны могут открыть стрельбу. Назойливая мысль, почему не выбил пистолет из рук подонка, вызывала нервную дрожь. Меж тем, парень дернулся назад. Шило выскочило из раны. Я понедоумевал, по какому закону из прокола не появилось крови, как ситуация переменилась не в лучшую сторону. Снова в лицо уставилось дуло пистолета, послышался хрип ожившего полутрупа:

— Открывай, сучара. Прикончу…

Отбив руку, я опять втерся в провонявшее потом тело. Вновь приходилось начинать все сначала:

— Тихо… тихо… Я сказал, дома ничего нет…

Краем глаза заметил, что второй мерзавец поднимается к нам. Как только подошел, направил пистолет мне в голову, я ударил отморозка острием в лицо. Пацан среагировал, отшвырнув кисть вверх.

— Не поднимай волны, писатель. Мы не разбойники…

— Убью, змееныш…

Еще раз занес дырокол над подельником продолжавшего качаться рядом пацана. И опять крепыш профессионально увернулся.

— Я сказал, не грабители, — зашипел он в лицо. — Не кричи, говори тише…

— Кто вы?.. — дошло до меня.

— Попросили передать, чтобы ты уходил с рынка.

— Кто попросил? — по инерции пробормотал я.

— Неважно. Нам заплатили, — озираясь, сообщил коренастый. — Решили войти в квартиру и объяснить. Уматывай с базара. По хорошему.

— Менты передали? — не мог прийти я в себя. — Ничего запретного не делал, отстегиваю как все. За какой хрен?

— За такой, — перехватывая воздух между перерывами, подключился первый отморозок. — Замочил бы старого козла… Дергай с рынка. Не ясно?

Я перебрасывал взгляд с одного на другого, не в силах сообразить, что самое страшное позади. Нервы звенели от напряжения, дыхание срывалось. Возникли перестуки в сердце. Но показывать слабость было смерти подобно. Подонки подхватят под белые руки, без проблем затащат в квартиру. Там никто не поможет, кричи не кричи. Но что они сообщили, расслабляло. Я боялся посмотреть на шею первого поганца, опасался увидеть ее залитой кровью. Мандраж вызывала мысль, что и крепыш может кинуть случайный взгляд на напарника. Кровь возбуждает, редкий человек потом отдает отчет в своих действиях. На вторую попытку у меня не найдется сил, слишком агрессивной была первая. Пальцы принялись подрагивать. Чтобы скрыть отходняк, переступил с ноги на ногу:

— Понял, — просипел я, дернув плечом. — За что так со мной, не знаю. Спасибо, что дали поработать и выпустить книгу.

— Какую книгу? — опешил коренастый.

— Свою. Впрочем, неважно…

— Как скажешь.

— Что говорить! Все разъяснилось.

— Ты уйдешь? — впился серыми зрачками крепыш.

— Если все так, по любому работать не дадут, — кивнул я.

— Советую в ментовку не заявлять.

— Убирайся, писатель, — попытался сверкнуть черными очами первый из парней. — Ну, с-старая обезьяна… Моли Бога, что курок заело.

Оба парня отошли на край площадки. За дверями соседей царила мертвая тишина. Казалось, закричи в полную грудь, станет еще тише. Я наклонился за брошенными на пол сумкой с барсеткой, почувствовал вдруг, что сознание покидает. Сердце забилось с тягучими перерывами. Отчетливо увидел, словно глаз завернуло на висок, как первый подонок встрепенулся, как загорелись зрачки животным огнем. Секунда, и вцепится скрюченными пальцами, перехватит горло. Или выдернет из-за пояса пистолет, без раздумий нажмет на спусковой крючок. Усилием воли заставил себя разогнуться, шмыгнул тыльной стороной руки с шилом под носом. Пацан сник. Его товарищ пристроил пушку за пазухой.

— В ментовку не заявляй, — напомнил он. — Сделаешь хуже себе.

Внизу послышались шаги. Подхватив друга под локоть, крепыш бросился вниз по лестнице. И с разу донеслось громкое восклицание длинного:

— Я же с предохранителя не снял. А… твою мать…

Зайдя в прихожую, я побросал все на тумбочку. Затем протащился в комнату, набрал номер телефона друга, пересказал случившееся, чтобы выплеснуть настрявшую гадость.

— Повезло тебе. Поздравляю, — после паузы зазвучал знакомый голос. — Ворвались бы в квартиру, пришлось бы раскошеливаться на венок.

— Что думаешь о предупреждении? — спросил я.

— Все может быть, — почмокал губами Сэм. — Но вряд ли таким способом. Скорее, второй пацан увидел, что план срывается, на ходу придумал версию. В подобных делах надо действовать четко, пока не появились нежелательные свидетели. Да еще дешевый базар, чтобы не заявлял в ментовку. А что первый не снял пушку с предохранителя, это намного серьезнее. Вряд ли они шли на дело с газовыми пукалками. Сам знаешь, сколько ваших завалили. Я говорю, повезло.

На другой день я был на рынке раньше обычного. Разговор с Сэмом довел до белого каления. Если нападали отморозки, то по какой причине их не ловят, если решили предложить уйти с базара, то почему не заявили в лицо. Бригадир раздавливал табурет у двери ларька. Покороче обрисовав происшествие, я задал вопрос прямо:

— Товарищ Маузер, мне уходить? Или, как у моего друга, иное мнение?

— У какого друга? — насторожился Призрак. Ну, работенка, врагу не пожелаешь — быть в вечном напряжении.

— Есть нормальный корешок, — не стал вдаваться я в подробности.

— На хер ты кому нужен. Работаешь и работай, — сплюнул шелуху под ноги бригадир. — Что там произошло, я без понятий. От базара к тебе претензий нет.