Прошу, убей меня. - Легс Макнил

Он постоянно дергал нас по поводу внешности. Он говорил: «Я не хочу, чтобы вы все выглядели так, как я, внешность должна стать заявлением».

Я возражал ему: «Хорошо, вот тебе заявление: посмотри, вот дебильный на вид хиппи Марк Белл, вот черный растаман и вот я, вылитый обезумевший страховой агент».

Он проворчал: «Ну точно, ты выглядешь как профессор или страховой агент, в этом стиле».

Я сказал: «Точно! Есть ли в «CBGB» кто-нибудь, похожий на нас? Нет? Тем лучше, хотя, может, и хуже».

Он сказал: «Что бы ты ни делал — похоже, ты стремишься к безликости. У тебя когда-нибудь была машина, Боб?»

«Конечно», — сказал я.

Он сказал: «Держу пари, что она была коричневая или серая».

Я подтвердил: «В точку! Она была коричневая».

Но до определенной стенени он относился ко мне терпимо, и в то время он больше верил в меня, чем я сам. Мне бы хотелось думать, что с моим безграничным талантом я бы рано или поздно поднялся к вершине и получил признание, но это далеко не факт. Даже критика Ричарда значила, что у него больше веры в меня, чем у меня самого. Моя самоуверенность была на уровне плинтуса. К тому времени мне уже стукнуло тридцать три, и я играл с 1958 года.

Айвен Джулиан: Когда я шел на репетиционную базу в «Дейли планет» на Тридцатой улице, я не знал, чего ждать. Вошел я в студию и увидел Марка Белла, который сидел в углу и глушил водку. Рядом с Марком сидели две цыпочки, блондинка и рыженькая, ростом около семи футов каждая, в крупноячеистых чулках: они передавали бутылку по кругу и материли друг друга. Две цыпочки бились за Марка, ха-ха-ха!

Я не сразу врубился, где Ричард Хелл, потому что процессом руководил Боб Куин, а Ричард просто сидел. Ричард был бас-гитаристом, а Куин — лид-гитаристом, поэтому я принял Боба Куина за Ричарда Хелла.

Терри Орк: Когда мы первый раз встретились с Лестером Бэнгсом, я сказал ему, что спал с Лу Ридом, и это произвело на него большое впечатление. На самом деле я никогда не спал с ним. Но каждый раз, когда Лестер видел меня, он говорил: «Это тот самый парень, который ебал Лу Рида!»

Лестер жил какое-то время у меня, и его сильно зацепило видение мира Ричарда Хелла, а также его представление о музыке и поэзии — Лестеру нравилось то, что предлагал Хелл.

Лестер Бэнгс: Я долго и с нетерпением ждал возможности взять интервью у Ричарда. Тусуясь в «CBGB», я стал по-настоящему близким другом Ричарда и всех членов его группы, достаточно близким, чтобы заслужить право на интервью, когда их альбом «Blank Generation» в конце концов вышел в свет и оказался одним из самых бешеных прорывов рок-н-ролла в том году.

Но в музыке Ричарда и в его характере было много того, что меня тревожило: я чувствовал, что когда он стоит на сцене, он поет не столько ради общения со зрителями, сколько для себя самого; мне смутно казалось, что ему не приходится, подобно Игги или Стиву Бейторсу из Dead Boys, резать свою плоть, чтобы создать ауру боли и некайфа. То же ощущение появляется от жуткой обложки его альбома, на которой самые пронзительные глаза в рок-н-ролле низведены до уровня обдолбанной жабы.

Ричард Хелл (из журнала Punk, интервью Легса Макнила): В основном, у меня есть одно чувство… желание уйти отсюда. И все остальные мои чувства рождаются по ходу анализа того, почему я хочу уйти… Понимаете, я всегда чувствую дискомфорт, я просто хочу… уйти из комнаты. Это не желание уйти в другое место или найти другие ощущения, ничего в этом роде, это просто потребность уйти «отсюда».

Л.М.: Где ты чувствуешь себя хорошо?

Р.Х.: Когда сплю…

Л.М.: Ты рад тому, что появился на свет?

Р.Х.: У меня есть некоторые сомнения… Ты когда-нибудь читал Ницше?

Л.М.: Ха-ха-ха!

Р.Х.: Легс, послушай меня: он говорит, что все, что заставляет тебя смеяться, что кажется забавным, указывает на чувства, которые уже умерли. Каждый раз, когда ты смеешься, это чувство, серьезное чувство, которое прекратило жить в тебе… И это причина, по которой я считаю, что и ты, и все остальное так забавно.

Л.М.: Дааа, я тоже так думаю, но это не забавно.

Р.Х.: Это причина, по которой у тебя не остается чувств.[61]

Лестер Бэнгс: Для протокола: мне бы хотелось, чтобы все, кому это небезразлично, знали, что я не считаю жизнь непрерывным погружением. И даже притом, что смерть действительно ужасна, то, что Ричард Хелл восхищается смертью, я считаю идиотизмом… И всякие там ричарды хеллы — это куриное дерьмо, которое низводит драгоценный дар до ерунды, и они не заслуживают, чтобы им верили, и следует пробудить их шоковой терапией или каким-нибудь другим насильственным образом.

Или так, или отшлепать и положить в кроватку.

Ричард Хелл: Мне всегда казалось, что все, что я делал, было попыткой быть точным и честным, что бы это ни значило. У меня было полное ощущение — основа моего поведения — того, что все вопросы уже обсуждались, и меня это, собственно, не волнует.

Когда наступает время окончательного анализа, мне становится все равно. Это и есть тема песни «Blank Generation». Я всегда принимал точку зрения, обратную той, которую занимал человек, пытавшийся анализировать песню, так что я обдуманно давал столько самостоятельности, сколько было возможно: «Я принадлежу к — поколению».

Фишка в пустоте. Пустоту нельзя неправильно понять. Что бы вы ни подумали, все будет правильно, ха-ха-ха!

Мэри Хэрон: Я не была идеалисткой, меня тоже достала культура хиппи. Эти люди пытались удержать все те же идеи мира и любви, но эти идеи к тому времени сильно обесценились. Кроме того, наступила эра настоящего хип-капитализма, и на «мир-любовь» спроса не было. Тема была исчерпана, но так как хиппи стояли за добро, ни один человек не мог встать и сказать: «Это было, и это кончилось».

Это выглядело так, будто обязательно надо быть заботливым и хорошоим оптимистом. И верить в мир и любовь. Может, я и была именно такой, но меня бесило, когда мне указывали, во что верить. Мне не нравилась культура хиппи, я считала ее тошнотворной, ханжеской, сентиментальной, культурой с улыбкой дебила. Ричард Хелл пришел и сказал: «Вот какими мы стали, мы пустое поколение. Все кончилось».

Это пробирало. Самым захватывающем было то, что мы двигались навстречу будущему, неизвестному будущему. Мне казалось, что все вокруг новое — не было определений, не было границ, это было просто движение вперед к свету, это было просто будущее, где все новое, нет правил, нет ничего, нет определений. «Кто мы? Мы не знаем».

Многие годы я не понимала, что это нигилизм. Или что-то похожее.

Ричард Хелл: Мне приклеили ярлык нигилиста и солипсиста; значение второго слова мне пришлось искать в словаре. Это слово означает человека, верящего только в себя, ха-ха-ха! Прямо в точку.

Биби Бьюэл: «Blank Generation» — один из моих любимых альбомов всех времен. И я думаю, что Ричард Хелл был просто… пожалуй, я хочу сказать, он был как идеал мужчины. Но мне всегда было слишком страшно заговорить с ним, потому что он был слишком крутой. Он был как Боб Дилан. Мне казалось, что он с другой планеты. Он был чертовски красив; я хочу сказать, давайте посмотрим правде в глаза, он был настоящим мужчиной и красивым парнем. Он был по-настоящему горячий, совершенно сумасшедший, прямо как на сцене, ладно, бог с ним.

Я просто немного вроде как тусовалась рядом с ним и надеялась, что он заговорит со мной. Иногда он говорил: «Привет, Биби!», а я отвечала: «Привет!»

Да уж, выглядело не особенно. Люди говорили: «Что за дела с Ричардом Хеллом? Ты дружила с Микки Джаггером, ты жила с Тодом Рандгреном, ты знаешь всех на свете, и ты боишься Ричарда Хелла?»

Я отвечала: «Не знаю. Не знаю».

Айвен Джулиан: Вокруг Ричарда всегда крутилось много разных подруг, и он их использовал, чтобы раздобыть наркоты, понимаете? Они доставали для него наркоту и занимались с ним сексом. И если какого-то компонента не было, Ричард, насколько я понимаю, считал, что подруга очень занудная.

Айлин Полк: Эния Филипс была прямо помешана на Ричарде Хелле. Она хотела вскрыть себе вены перед ним, и хотя ей не хватило духу на поступок, зато вполне хватило на разговоры: «Я собираюсь покончить с собой».

Но с ним такие телеги никогда не катили. Его не проняло. Он болтался с ней, она платила за наркотики — и потом он уходил и зависал с кем-нибудь еще. Он на самом деле над ней смеялся. Но она его любила. Однажды ночью у «Макса» Неон Леон говорил мне, что не может смотреть, как Эния разрушает себя из-за Ричарда Хелла. Потому что она на самом деле плакала, и резала вены, и делала всякие глупости, чтобы привлечь его внимание, и это никогда не прокатывало. Ричард Хелл был единственным человеком, перед которым она унижалась. Она всегда была на высоте, но в ее отношениях с Ричардом Хеллом все было наоборот.