Дворец грез - Паулина Гейдж

Когда я вернулась к себе, двор был почти пуст. Женщины и дети разбрелись на время дневного сна. Сбросив платье, я выбежала на траву и начала делать упражнения, которые забросила в последнее время. Мне хотелось смятение чувств и мыслей избыть физической усталостью; вскоре гнев и страх вместе с потом просочились сквозь поры и исчезли без следа. Нельзя было себе позволить подобные переживания, чтобы не проиграть.

Пока я плавала, солнце начало клониться к горизонту. В какой-то момент я подняла голову и увидела Дисенк; она сидела на бортике бассейна, скрестив ноги, разложив мои купальные принадлежности — полотенца, масла, — но я вышла, лишь когда почувствовала, что все следы прошлой ночи и тревожной встречи со Старшей женой улетучились. Тогда я выбралась на траву в улеглась, глядя на густую листву деревьев в вышине, а Дисенк вытирала меня и смазывала маслом. Мне казалось, что я остановилась, что моя жизнь замедлилась. Может быть, исчезли стимулы, что двигали мной и с такой неумолимой силой привели меня в гарем?

Завернувшись в полотенце, я направилась в свою келью вместе с Дисенк, шедшей за мной по пятам. Царский вестник, торопившийся выполнить поручение, окликнул меня:

— Царь повелевает тебе явиться без промедления, наложница Ту, — выдохнул он. — Возьми с собой лекарства.

— Зачем? — отрывисто спросила я. — Что случилось? — Я уже прошмыгнула мимо него, Дисенк торопливо семенила впереди.

— Несчастный случай. Его любимый лев Смам-хефтиф порвал его когтями. Его отнесли в опочивальню.

К тому времени, как я влетела в келью, Дисенк уже держала мое платье и сумку, сидя на кушетке. Она быстро одела меня. На краску и украшения времени не было. Сжимая сумку под мышкой, я отправилась во дворец в простом платье и старых сандалиях. Собственное беспокойство о здоровье царя удивило меня. Я выбирала кратчайший путь к царской опочивальне, и стражник у дверей тотчас впустил меня.

Меня встретил Паибекаман. В комнате, кажется, были какие-то люди, они встревоженно перешептывались, из них из всех я запомнила только царевича, который стоял рядом с отцом, почти раздетый и весь в пыли. Рамзес лежал на ложе, укрытый покрывалом, на котором расползалось темное кровавое пятно.

— Как он? — тихо спросила я дворецкого. Мне вдруг стало страшно, я пожалела, что здесь нет Гуи, который взял бы ответственность на себя и позаботился обо всем. Я почувствовала себя очень одинокой.

— Мы не знаем, — тихо ответил он. — Фараон принимал парад боевых колесниц, лев сидел рядом у его ног. Похоже, зверя в нос ужалила пчела, потому что он вдруг взбесился и начал метаться. Одной лапой он пробороздил ногу фараона.

Я приблизилась к ложу, махнула, чтобы принесли стул, и положила на стол свою сумку. Рамзес повернул голову ко мне. Он был бледен, на лбу под традиционной шапочкой[75] выступили капли пота.

— Ну вот, мой маленький скорпион, — прохрипел он, — будем молиться, чтобы ты успокоила меня сегодня, а не ужалила. Похоже, у всех моих любимцев за улыбкой скрывается оскал.

Видимо, боль была сильной, иначе бы он так не сказал. В одно мгновение я опустилась на стул и взяла его за руку. Она была горячая и влажная.

— Я сегодня не кусаюсь, мой повелитель, — улыбнулась я ему. — Уверена, что и твой лев вовсе не собирался нападать на тебя. Могу я осмотреть рану?

Он выдавил из себя улыбку, и в глазах его на мгновение появился знакомый лукавый блеск.

— Какая ты кроткая, Ту! Какая послушная! Но я хорошо знаю, что ты спрашиваешь только из вежливости, а сама готова в момент сорвать это покрывало и расковырять мне ногу с холодным безразличием бальзамировщика. Если ты сделаешь мне больно, ты поплатишься за это в нашу следующую встречу на более чистых простынях!

Кто-то шевельнулся по другую сторону ложа, и я подняла глаза. Царевич поймал мой взгляд. На грязном плече у него все еще висел лук, который он небрежно сжимал обеими руками. Золотой обруч на одной руке съехал ниже локтя. Эти мелочи в один момент отпечатались в моем сознании, и я снова перевела взгляд на его отца.

— Мой царь неисправим! — упрекнула я его. — И я вовсе не принадлежу к твоим любимцам, владыка, я твоя врачевательница. Горячую воду и чистое полотно! — приказала я Паибекаману, потом, встав, осторожно приподняла покрывало с тела фараона.

Львиные когти проделали две глубокие рваные раны в верхней части его рыхлого бедра. Но хуже всего было то, что лапа животного была грязная. В раны набились пыль и частички почвы неизвестного происхождения — все, что вздымали в воздух проходившие колесницы. После пристального осмотра я достала фиал и налила в него несколько капель молочно-белой маковой эссенции.

— Мой повелитель, мне нужно промыть и зашить раны, — объяснила я, приподнимая его голову и поднося фиал к губам. — Будет больно. Пожалуйста, выпей мак, чтобы боль притупилась.

Он скривился, но послушался. Принесли чашу с водой, от которой поднимался пар, и я быстро начала работать. Тщательно промыв раны, я принялась стягивать их края. Рамзес время от времени постанывал, но не подавал никаких других звуков. Несмотря на мак, боль, должно быть, была очень сильной, но он достойно выносил ее, и я припомнила, что прежде он был великим воином и много раз сражался с иноземцами за свободу Египта. Несомненно, как воин и стратег он достиг совершенства. Дни его военных кампаний миновали, но в нем сохранилась внутренняя дисциплина настоящего солдата.

Вскоре я целиком погрузилась в свою работу, не замечая никого вокруг и только едва осознавая присутствие застывшего рядом с ложем царевича. Я вспотела, и невидимые руки нежно обтерли влагу с моего лица.

Наконец со вздохом облегчения я откинулась на стуле. У Рамзеса, конечно, останется шрам, но я знала, он обязательно поправится. Отмыв руки от крови, я открыла свою сумку, достала ступку и пестик и начала растирать основу для целебной мази. Спина у меня болела, руки дрожали.

— Принесите большой кусок сырого мяса и льняные бинты, — снова приказала я слугам, потом склонилась над своим пациентом. Зрачки у него расширились, и он сонно смотрел на меня. Худшее позади, Рамзес, — сказала я. — Сейчас я приготовлю смесь из рябиновой коры, глины и меда, чтобы смазать рану, а сверху привяжу кусок сырого мяса, чтобы она поскорее зажила. Ты хочешь еще маку?

Он отрицательно покачал головой.

— Останься со мной, Ту, — прошептал он. — Пусть для тебя принесут диван. Я говорил тебе, что с этими упавшими на лицо волосами и без краски ты выглядишь как дитя?

Увидев выражение моего лица, он слабо засмеялся и закрыл глаза. Кто-то из-за моей спины протянул руку, взял испачканное полотенце и бросил его в таз с уже грязной водой. Вздрогнув, я поняла, что это руки царевича так заботливо прикасались ко мне, когда я работала.

— Твое умение впечатляет, врачевательница Ту, — с легкой улыбкой сказал царевич. — Мы очень благодарны тебе. Когда закончишь, сходи помойся и перекуси. Я побуду с ним, пока ты не вернешься.

Мне вспомнились ядовитые слова Аст-Амасарет, и я на миг задумалась: он находится здесь, потому что его по-настоящему беспокоит здоровье отца или просто хочет показать себя заботливым и преданным сыном? Прочих царских сыновей я видела лишь мельком — на празднике да иногда в коридорах дворца. Они были для меня всего лишь тени, призрачные фигуры, о которых ни Гуи, ни его друзья никогда не упоминали.

— Благодарю тебя, мой царевич, — ответила я. — Ты очень добр ко мне.

Я тотчас же повернулась к фараону, потому что сам Паибекаман важно принес мне мясо из кухни.

Позднее, помывшись и переодевшись, я вернулась во дворец, и царевич сразу исчез. Фараон еще спал, но и во сне его беспокоила боль. Когда я забралась на диван, что принесли для меня, он что-то пробормотал и вздрогнул. Солнце село, и ночные тени подкрадывались ко мне. Слуги принесли еду и питье, от которых я отказалась, и зажгли лампы. Я дремала урывками, просыпаясь иногда, чтобы наклониться над царем и убедиться, что с ним все хорошо.

В какой-то момент, когда ночь уже полностью окутала дворец, Рамзес пришел в сознание. Я тут же подскочила к нему и увидела, что из раны сочится кровь, пачкая простыни.

— Это ты, Ту? — прохрипел он. — Моя нога занемела и горит, и я очень хочу пить.

— Я не хочу убирать мясо до следующего вечера, мой повелитель, — сказала я, наливая ему пиво и помогая сесть. — Выпей, и я дам тебе еще маку.

— У меня от него болит голова, — пожаловался он. — А где мои жрецы? Боги видят, что я достаточно делаю для этих мошенников! Почему они не читают здесь свои заклинания?

— Думаю, они ждут, что ты призовешь их, — ответила я. — Но, Рамзес, ты же не болен. И в тебя не вселился демон, которого следовало бы изгонять, поэтому не нужны никакие песнопения.

— Не называй меня по имени, — мягко поправил он меня, — ибо мне нет равных в Египте.