Аромагия - Анна Орлова

- Да, госпожа Мирра, - голос мальчишки звучал безжизненно.

Пахло от него травянисто и остро – осокой – «не тронь меня!».

Подумалось, а что, если однажды моему сыну любимая скажет то же самое? Утешит ли его то, что она поступает, как лучше?

Захотелось обнять мальчишку, пригладить его каштановые вихры, прошептать на ухо что-нибудь ласковое... Однако я сдержалась: надо думать, Петтеру будет легче перенести жалящее «нет», чем мою почти материнскую нежность.

- Пойдемте в автомобиль, - предложила я неловко.

Он будто не слышал, все так же напряженно глядя на что-то белое в густом киселе туч. Любопытно, чем его заинтересовала обычная чайка?

- Почему люди не летают, как драконы? – вдруг спросил Петтер с неожиданной горячностью.

От него пронзительно потянуло кедром, как будто из холодного просоленного песка вдруг выросли хвойные исполины, протянули к угрюмому небу разлапистые колючие ветви. Так пахнет решимость.

- Такова наша природа, - пожала плечами я. – Если бы боги хотели, чтобы мы летали, они дали бы нам крылья.

Мальчишка наконец обернулся. Глаза его сверкали то ли яростью, то ли непролитыми слезами.

- Неправда! – возразил он запальчиво. – Нам дан ум, а остальное мы сами построим!

Я глядела на него во все глаза, удивляясь, насколько разительно он преобразился. Темные глаза горели уверенностью, горделиво распрямленные плечи оказались неожиданно широкими, грубоватые черты лица будто высечены из камня, а надо лбом сосновыми иголками топорщилась челка. Он вырастет в очень привлекательного мужчину – пусть не красавца, но притягательного своей яркой личностью.

- Вы о самолетах? – уточнила я, стараясь отбросить видение взрослого Петтера. – Опыты братьев Рауд любопытны, однако они не могут тягаться с теми же драконами

- Пока не могут! – жару в голосе мальчишки позавидовал бы и вулкан. – Но над этим работают лучшие конструкторы! Рыжие братья[33] сделали только первый шаг, с тех пор мы уже многому научились. А однажды научимся летать даже лучше, чем эти...

Он махнул рукой в сторону облаков, и я, приглядевшись, едва не вскрикнула от удивления. То, что я приняла за чайку, оказалось парящим в вышине драконом.

- Исмир? – вырвалось у меня.

Я тут же прикусила губу, но поздно. Мальчишка потемнел лицом и сжал кулаки, источая гремучую смесь ароматов горчицы, дегтя и гниющих водорослей.

- Вы влюблены в него, правда? Скажите честно, поэтому вы оттолкнули меня?

- Петтер, что за нелепые выдумки? – поморщилась я, стараясь поровну отмерить насмешки и удивления. – Не забывайте, я замужем.

- Лучше вы не забывайте об этом! - пожалуй, голосом Петтера можно было травить тараканов. - Вы так много ему позволяете, что об этом скоро будет шептаться вся Ингойя!

У меня перехватило дыхание, и захотелось отвесить пощечину наглому мальчишке.

- Надо думать, недавно, в автомобиле, вы защищали интересы моего мужа! – не удержалась от ответной шпильки я.

Лицо его вспыхнуло, и он шагнул вперед, заставив меня малодушно отступить.

«Пожалуй, не стоило его дразнить!» - мелькнула здравая (увы, запоздалая) мысль. Доведенная до предела мышь может броситься на кошку, что уж говорить о влюбленном мальчишке, распаленном ревностью и близостью предмета обожания!

В шаге от меня Петтер будто споткнулся. Резко остановился, глубоко вздохнул и схватил меня за руку.

- Я не буду извиняться! – выпалил он, глядя открыто и упрямо. И добавил вполголоса: - Я должен был попробовать.

Осторожно отодвинув перчатку и рукав, он коснулся губами бьющейся на моем запястье жилки.

- Петтер, прекратите! – потребовала я, силясь унять невольную дрожь.

Он медленно поднял голову. А глаза у него шальные и щеки пылают румянцем.

- Как прикажете, госпожа Мирра! – и не понять, чего больше в его голосе – горечи, гнева или смирения.

Хм, а не такой уж он и мальчишка: выше меня на голову, да и детская пухлость губ странно сочетается с морщинкой меж бровей и упрямым взглядом.

- Петтер, – вздохнув, проговорила я устало, - поймите, каковы бы ни были мои чувства, я не могу дать Ингольву повода для раздельного проживания. Потому что тогда он не позволит мне видеть сына!

Мальчишка мотнул головой, как лошадь, отгоняющая овода.

- Но я... – начал он. Возражения его потонули в раздавшемся с неба реве.

От неожиданности я вздрогнула и, отпрянув от Петтера, зажала уши руками. Над нами, то снижаясь, то снова взмывая вверх, кружил белоснежный дракон. Его чешуя слепила глаза, как снег в погожий день, а грация движений завораживала настолько, что я опустила руки, любуясь его танцем в небе...

Петтер, запрокинув голову, крикнул что-то яростное, но внезапно разбушевавшийся ветер подхватил и унес его слова, как осенние листья.

Еще немного покружив над нами, дракон нырнул в облака.

Как-то резко повалил снег, стремительно укрывая землю, а холодный воздух ревущим водопадом устремился вниз. Густые пушистые хлопья, похожие на клочки ваты, при каждом вздохе норовили забиться в нос, налипали на ресницы.

Вьюга, начавшаяся за считанные мгновения, бесновалась вокруг. Ни за что не поверила, что такое возможно!

Петтер что-то сказал, но за ревом бури слов было не разобрать.

«Не слышу!» - попыталась крикнуть я, но губы не подчинялись.

Он и сам, должно быть, сообразил. Дернул меня за руку и, пригибаясь, бросился к автомобилю. Идти было тяжело: порывы ветра сбивали с ног, хлестали по щекам, выбивали слезы из глаз...

Петтер волок меня за собой, как ребенок санки. Мне оставалось лишь, прищурившись, передвигать ноги, молясь, чтобы они не сбиться с пути. И цепляться на руку мальчишки, как утопающий за соломинку.

Когда хлопнула дверца, и Петтер бесцеремонно подпихнул меня вперед, я не сразу сообразила, что мы добрались. Автоматически повиновавшись, я почти упала на сиденье и попыталась сморгнуть налипший на ресницы снег. Петтер, вцепившись в руль, яростно щелкал какими-то тумблерами, передвигал рычажки...

- Давай же, давай! – бормотал он, кусая губы.

Наконец мотор мерно заурчал.

- Да! – подпрыгнув на сиденье, мальчишка до упора вдавил в пол педаль, и автомобиль рванулся вперед, тараня густую пелену снега. – Давай, Кьярваль[34], не подведи меня!

Я, несмотря на серьезность ситуации, тихонько фыркнула. Автомобиль действительно немного походил на кита, оказавшегося на берегу. И он рвался вперед, как кит – к спасительной воде...

Не знаю, сколько прошло времени. Напружинившись, я отчаянно цеплялась за дверную ручку.

«Один, мудрый отец богов, на тебя уповаю, - шептала я немеющими губами. – Спрями нашу дорогу[35], выведи на свет!» А снаружи, за тонкими металлическими стенами, ярилась вьюга, и мороз жадно пил драгоценное тепло...

Снег закончился внезапно: автомобиль вырвался на волю, к неожиданно голубому небу и яркому солнцу, а всего в нескольких метрах позади по-прежнему бушевала метель. Как будто кто-то начертил границу, за которую вьюге не было хода (вероятно, так оно и было).

Петтер резко затормозил, и только рефлекторно сжавшиеся пальцы уберегли меня от падения вперед.

- Почему вы остановились? – собственный голос показался мне хриплым и неожиданно громким.

Мальчишка, не отвечая, уткнулся лбом в руль. А я вдруг обнаружила, что меня бьет крупная дрожь. Я потерла руки, которые будто кололи сотни иголок. Обычная зима после оставшегося позади ледяного безумия казалась почти летом.

- Теперь я понимаю, почему Ингольв так ненавидит драконов! – с чувством произнесла я.

Плечи Петтера затряслись, но не успела я испугаться, как он поднял голову и расхохотался, уже не скрываясь.

- Значит, оно того стоило! – выдавил он сквозь смех.

- Петтер! – укоризненно сказала я, но, не удержавшись, тоже рассмеялась.

Нервное напряжение последних минут требовало выхода.

- Хотите кофе? – отсмеявшись, предложил Петтер.

- Вы еще спрашиваете! Конечно! – для убедительности я кивнула.

И в благоговейном молчании смотрела, как Петтер непослушными от холода пальцами отвинтил крышку на хельской фляге. По салону поплыл запах кофе с корицей и мускатным орехом – соблазнительно теплый и уютный.

Надо думать, из этих серебряных стаканчиков Ингольв обычно пил коньяк, но для кофе они тоже сгодились.

- Петтер, вы – сокровище! – признала я с чувством. Глотнула обжигающе горячий напиток и блаженно прищурилась.

Мне было легко-легко, и неприятное объяснение с Петтером будто подернулось снежной дымкой. Неловкость, смущение и обида остались там, на берегу, а на их место пришло ласковое тепло. Хотелось смеяться, обнять весь мир, спеть что-нибудь или сварить мыло...

Мальчишка только хмыкнул в ответ, но щеки его порозовели.

- Правда-правда, - уже серьезнее сказала я. – Знаете, я всегда боялась замерзнуть насмерть. Мне в детстве это даже снилось.

- Наверно, вы очень любили господина Ингольва, раз поехали с ним даже в Хельхейм? – со странной жадностью спросил Петтер.