Хождение по Млечному Пути - Алёна Даль

К вечеру сделалось совсем невыносимо, и Нина позвонила Аллочке.

– Незавершённый гештальт, – заключила та, выслушав сбивчивый пересказ сна, – странно, я была уверена, что мы с тобой всё проработали. Крепко же тебя зацепило, Нин. Ладно, что-нибудь придумаем.

Алла была психологом, клиническим психиатром, но в первую очередь близкой подругой Нины. Третья из их неразлучной троицы – Ирина, бывшая танцовщица и стриптизёрша, жила в пригороде. После трагической гибели единственного сына она резко переменила жизнь, целиком посвятив себя попечению бездомных, одиноких людей. Матушка Ирина, как её теперь называли, служила в приюте при храме Богородицы, и подруги нередко наведывались к ней в гости. Было что-то притягательно-умиротворяющее, душевно-целительное в этих поездках, в патриархальном укладе жизни богадельни, в разговорах с матушкой, которая умудрялась оставаться верной подругой, снисходительной к их мирским слабостям. Нина устроила в приюте библиотеку – оказалось, среди бездомных немало книголюбов. Алла же помогала матушке по-своему: тестировала психическое состояние вновь прибывших постояльцев, разбирала конфликты, одновременно собирая материал для диссертации с длинным, путаным названием, которое и сама-то не любила произносить вслух.

Подгоренский приют располагался в дальнем углу одичавшего сада, недалеко от старой часовни с немым, без языка колоколом. Двухэтажный дом, принадлежавший некогда купцу Калашникову, давал кров дюжине-другой постояльцев. Первый, каменный этаж занимала столовая с кухней и мужское отделение. На втором, деревянном – располагалась женская половина и библиотека, переоборудованная из старого чулана. Чтобы пустить в комнату хоть немного света, в стене прорубили окно. Сквозь узкую, затянутую в пластик бойницу проглядывал кусок леса и топкая дорожка, ведущая к заболоченному ручью. По берегам ручья росла осока в человеческий рост и медвежья трава, из стеблей которой умельцы делали дудки на продажу. Каждый постоялец оплачивал проживание в приюте трудовой повинностью сообразно своему возрасту и здоровью. Бабы вязали носки, шили лоскутные одеяла, кухарничали и управлялись с огородом. Мужики кто покрепче кололи дрова, копали землю, ворочали лежачих. Слабосильные – мастерили, кто что мог, для нужд прихода и приюта.

– Коммуна! – шутила матушка Ирина, обходя владения. – Коммунизм в отдельно взятом доме: от каждого по способностям, каждому по потребностям, – и тихо радовалась опрятности жильцов, комнат и грядок.

На другой день Алла с Ниной договорились ехать в Подгорное, не дожидаясь субботы. Алла собиралась поговорить с вновь прибывшим, страдающим амнезией постояльцем. Нина приготовила стопку книг для приютской библиотеки. Ей хотелось поделиться с Ириной своим злосчастным сном. Как-то, в бытность танцовщицей, впервые увидев их вместе с Игорем, она шепнула ей на ухо: «Не рассчитывай на него, Нин. Такие, как он, не потерпят рядом с собой свидетелей их слабости. Тем более свидетельниц…» Может быть, всё дело в этом? Но Нина была готова забыть – и его слёзы, и жалобы, и неисполненные обещания… Всё, лишь бы только остаться рядом. Не получилось.

Той весной, когда неотвратимость расставания стала осязаемой, как терпкий южный ветер, в день своего рождения Нина подарила Игорю брелок. Так, пустяковая безделушка – медный жёлудь с сетчатой шапочкой. Получился как бы обмен: он вручил ей поникший букет тюльпанов, она ему – этот жёлудь. Будто невзначай Игорь объявил, что живёт теперь с медсестрой из больницы, где лежал на обследовании, и напомнил, что никаких обещаний он Нине никогда не давал, а посему и не нарушал. Убедившись, что смысл сказанного понят правильно и никто не кинулся ни в слёзы, ни в упрёки, он прицепил брелок к связке ключей, поцеловал подругу в щёку и ушёл.

Некоторое время Нина ещё стояла под дождём, теребя в руках бледные цветы, пока не обнаружила под ногами усеянную лепестками лужу и не ощутила смертельного холода в промокших ногах. После этого начался длительный период выздоровления. Воспаление лёгких стало спасением. Что творилось за пределами лёгких – не передать словами. Но когда спустя шесть лет Игорь вдруг поздравил её по телефону с днём рождения, Нина Петровна не ощутила ни боли, ни тоски. Только подумала некстати: живёт ли он с той медсестрой или нашёл кого помоложе? А ещё подумала: интересно, её жёлудь-брелок всё ещё висит на связке его ключей? Это был последний раз, когда она слышала его голос.

Прибыв в Подгорное, подруги застали матушку Ирину у постели лежачего – сухого, похожего на сверчка деда Осипа. Старик появился в приюте год назад и почти сразу же слёг. Был он слаб даже для того, чтобы самостоятельно побриться. Да и брить было особо нечего – так, три волосины наперекосины, но небритый Осип начинал хандрить и хворать.

Матушка Ирина макала трофейный помазок в пену и ласково намыливала торчащий из-под одеяла подбородок. Потом осторожно водила бритвой сверху вниз по пергаментной коже. Осип смотрел на неё влюблёнными глазами и тянул шею, облегчая в меру сил процедуру. Над кроватью висели портреты бородатых классиков. Дед Осип отличался редким для своего возраста зрением и беззаветной любовью к чтению. Книги были мостиком, соединяющим его с жизнью. И он жил.

Увидев подруг, матушка Ирина улыбнулась и показала глазами на дверь библиотеки.

Вскоре вся троица сидела за крошечным, придвинутым к окну столиком с видом на заросший ручей. Им не требовалось никаких вступительных слов, чтобы возобновить прерванную беседу. Казалось, просто открыли книгу на завёрнутой уголком странице и продолжили с того места, где остановились в прошлый раз. Душисто пах чай, сливаясь с ароматом луга и сладковатым запахом старых книг.

– Верите, со вчерашнего дня места себе не нахожу, – вздохнула Нина. – Уж и думать забыла, а тут вот он. Без бороды. Почему? Чего приснился? Жив ли? Здоров? И спросить-то не у кого.

– Опять ты за своё! – возмутилась Алла. – Ну сколько можно? Что с ним, жив ли, почему без бороды… Зачем тебе это знать? – Она обернулась к Ирине, ища в её глазах поддержку.

– Тревожно как-то. – Нина сжала в руке ворот вязаной кофты.

– Тревожно ей! – фыркнула подруга. – А ты не тревожься попусту. Лучше о своём будущем подумай. И с прошлым разберись. Завтра чтоб ко мне пришла. Без отговорок.

– Знаете, девочки, а я сейчас ни вперёд, ни назад не заглядываю, – вступила матушка Ирина. – Вот смотрю я на своих постояльцев. Что у них есть? Ничего. Ни семьи, ни дома. А вот живут себе, улыбаются. Взять хоть деда Осипа. Не ходит ведь, а радуется всему, как ребёнок. Сейчас, слава Богу, новенький у нас появился – буквально на руках его носит, и в сад, и в храм. И сюда приносит, чтобы тот сам себе книгу выбрал.

– Это с ним мне надо сегодня поговорить? –