Ночной администратор - Джон Ле Карре

В последний раз он лично беседовал с архивариусом Министерства иностранных дел.

– Боюсь, мистер Берр, вас дезинформировали, – сказал архивариус в черном галстуке служащего похоронного бюро и в черных нарукавниках поверх черного пиджака. – Папку, о которой идет речь, уничтожили несколько месяцев назад.

– То есть на ней гриф «Флагманского корабля». Почему бы вам не назвать вещи своими именами?

– Какой гриф, сэр? Боюсь, я вас не понимаю. Не могли бы вы объяснить более вразумительно?

– Мистер Аткинс, «Пиявка» – мое дело. Я собственноручно завел папку, которую в данный момент запрашиваю. Это одна из шести папок, открытых и параллельно пополнявшихся моим отделом: две по сути вопроса, две по ведению дела, две персональные. Все они появились не ранее чем полтора года назад. Кто уничтожает папку через восемнадцать месяцев после заведения дела?

– Простите, мистер Берр. Может быть, «Пиявка» – ваше дело. Сэр, у меня нет оснований не верить вам. Но, как говорят у нас в архиве, если вам принадлежит дело, это еще не значит, что вам принадлежит папка.

Как бы там ни было, информация продолжала литься потоком. И у Стрельски, и у Берра были свои источники.

Сделка близка к завершению… Панама на проводе… шесть панамских грузовых кораблей, зафрахтованных компанией «Айронбрэнд», Нассау, входят в Южную Атлантику, направляясь к Кюрасао, приблизительное время прибытия – через четыре – восемь дней. На их борту около пятисот контейнеров, которые должны быть доставлены в Панамский канал… Груз обозначен то как сельскохозяйственная техника, то как оборудование для шахт, то даже как разнообразные предметы роскоши…

Привлечены военные советники, из них четверо французских парашютистов, двое бывших израильских полковников разведки и шестеро бывших советских спецназовцев. Они собрались на прошлой неделе в Амстердаме на щедрый прощальный банкет в лучшем индонезийском ресторане города. Потом их забросили в Панаму…

Уже несколько месяцев в кругах торговцев оружием бродили слухи об огромных заказах военной техники, сделанных Роупером через подставных лиц, но наконец появились данные, подтверждающие предсказанные Пэлфреем изменения в ассортименте Роупера.

Брат Майкл, «любимец» Стрельски, он же Апостол, разговаривал с другим адвокатом картелей Моранти. Этот Моранти работал за пределами Каракаса и считался опорой шаткого альянса между картелями.

– Ваш мистер Роупер становится патриотом, – сообщил Стрельски Берру по надежному телефону. – Он покупает у американцев.

Сердце Берра екнуло, но он постарался скрыть волнение:

– Какой же это патриотизм, Джо! Британец должен покупать у британцев.

– Он толкает картелям новую идею, – продолжал непробиваемый Стрельски. – Если их явный враг – Дядя Сэм, то им лучше всего научиться играть в его игрушки. Они завладеют оружием противника, освоят, получат непосредственный доступ к запчастям. Британские «игрушки», конечно, тоже не помешают. Но прежде всего им нужно зеркальное отражение вооружений их явного врага. Немножко британских, остальные американские.

– И что же говорят картели? – спрашивает Берр.

– Они в восторге. В восторге от американской техники. И от английской. В восторге от Роупера. Они хотят самое лучшее.

– А кто-нибудь объясняет такую резкую перемену вкусов?

В голосе Стрельски Берр угадывает такое же волнение, какое охватило и его:

– Нет, Леонард, эту чертову перемену никто не объясняет. Нам не объясняют. По крайней мере в Майами. Думаю, и в Лондоне не объяснят.

На следующий день это сообщение подтвердил знакомый делец Берра из Белграда. Сэр Энтони Джойстон Брэдшоу, известный в качестве представителя Роупера на сомнительных рынках, заменил накануне трехмиллионный заказ на чешский «калашников» равноценным заказом на американские «армалиты», теоретически предназначенные для Туниса. Оружие должно было потеряться по дороге, затем под видом сельскохозяйственной техники его предполагалось переправить в Гданьск, где уже существовала договоренность о хранении и транспортировке на грузовом судне в Панаму. Джойстон Брэдшоу проявил также интерес к британским ракетам «воздух – земля», но якобы затребовал для себя чрезмерных комиссионных.

Пока Берр угрюмо принимал информацию к сведению, Гудхью, казалось, не мог взять в толк, что происходит:

– Мне все равно, Леонард, что они покупают – американское оружие или китайские духовушки. Меня не волнует, если они оставляют британских производителей с носом. Так и так наркотики обмениваются на оружие, и ни один суд на земле не оправдает подобной сделки.

Берр заметил, что Гудхью вспыхнул и с большим трудом сдерживает гнев.

Но информация продолжала поступать.

Место обмена товаром пока не определено. Последние детали будут известны заранее только двум главным участникам сделки…

Картели выбрали порт Буэнавентуры на западном побережье Колумбии для отправки своего товара, и исходя из прошлого опыта можно предположить, что пунктом приема военной техники будет этот же порт…

Хорошо вооруженные, хоть и плохо обученные, части колумбийской армии, оплачиваемые картелями, переправлены в район Буэнавентуры для прикрытия операции…

Сто порожних армейских грузовиков ждут на портовых складах. Но когда Стрельски требует показать ему сделанные со спутника фотографии для подтверждения или опровержения этой информации, говорит он Берру, то натыкается на глухую стену. Боссы из Лэнгли заявляют, что у него нет необходимого допуска к секретным материалам.

– Леонард, объясни мне, пожалуйста, что это еще там за чертов «Флагман» вмешался?

У Берра голова шла кругом. По его представлениям, кодовое название «Флагманский корабль» было в Уайтхолле под двойным запретом. Все с ним связанное не только считалось внутренним делом «команды», но и квалифицировалось как «запретная зона», к которой не следовало подпускать американцев. Так что же, черт возьми, происходит, если Стрельски, американцу, отказывают в доступе к материалам «Флагманского корабля» магнаты «чистой разведки» из Лэнгли, что в американском штате Виргиния?

– «Флагманский корабль» – всего лишь ограда, за которую нас не велено пускать, – через минуту объяснял Берр Гудхью, страшно кипятясь. – Если в Лэнгли могут об этом знать, почему же мы не можем? Да потому, что «Флагманский корабль» – это сам Даркер и его заокеанские дружки.

Но Гудхью не заражался негодованием Берра. Он задумчиво рассматривал карты, чертил цветными карандашами маршруты, выверял их по компасу, выяснял время стоянок и формальности в порту.

Обложившись трудами по морскому праву, он насел на крупного юриста, с которым учился в школе:

– Брайан, слушай, ты знаешь хоть что-нибудь о запретах на море? – доносится до Берра его голос, гулко отдающийся в пустом коридоре. – Разумеется, я не собираюсь платить ваши дурацкие взносы. Я собираюсь пригласить тебя в клуб на скверный обед и украсть два часа твоего крайне заполненного времени во имя твоей страны. Как твоя жена уживается с тобой теперь, когда ты стал лордом? Ну, передавай ей мой привет, и встретимся в четверг ровно в час.

«Широко шагаешь, Рекс, – думает он. – Потише. Мы еще далеко от цели».

«Имена, – сказал Рук, – имена и цифры». Джонатан приводил их в изобилии. Для несведущих его информация могла показаться тривиальной: имена и клички, списанные с карточек на обеденном столе, подслушанные отрывочные разговоры, увиденное мельком письмо на столе Роупера, короткие памятки шефа: кто, сколько, когда и как. По отдельности эти обрывочные данные сильно уступали сделанным скрытой камерой фотографиям Флинна, запечатлевшим спецназовских наемников, прибывающих в аэропорт Боготы, или отчетам Амато о тайных безобразиях Коркорана в притонах Нассау, от которых волосы вставали дыбом, или перехваченным финансовым документам, свидетельствующим о том, что десятки миллионов долларов вложены весьма респектабельными банками в связанные с Роупером компании на Кюрасао.

Но в целом сообщения Джонатана складывались в такую разоблачающую картину, которая была почище всякого триллера. Берр, посидев над ними ночь, объявил, что у него морская болезнь. Гудхью, посидев две, заметил, что не удивился бы, если бы прочел, что его собственный банкир появился на Кристалле с чемоданом, набитым деньгами клиентов.

Впечатляли не столько щупальца осьминога, сколько его способность проникать в чтимые всеми святилища. Замешанными оказались такие структуры, которые даже Берр считал до сих пор вне подозрений, самые, казалось бы, безупречные люди.

Гудхью казалось, что блеск и слава Англии меркнут у него на глазах. По дороге домой он останавливался и смотрел на полицейскую машину, задаваясь вопросом, насколько правдоподобны байки газетчиков о коррупции и насилии в полиции. В клубе он, заметив знакомого банкира или биржевого маклера, вместо того чтобы приветливо махнуть ему рукой, как три месяца назад, наблюдал за ним исподлобья, мысленно спрашивая: «И ты такой же? Ты тоже? Один из них?»