ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

А где-то в половине седьмого к нам в прокуратуру позвонил Трубин и сказал, что у него сердце не на месте после выступления Лукьянова на сессии ВС. Кто знает, что у него на уме. Он уже нынешнюю ночь провел в Кремле. Ведь Пуго, Кручина, Ахромеев покончили с собой. Где у нас гарантии, что с ним ничего подобного не случится? И есть ведь другой, тоже не располагающий к спокойствию, вариант: а вдруг существуют силы, настолько заинтересованные в его молчании, что не остановятся ни перед чем? Нам вовек не оправдаться, если произойдет что-нибудь непоправимое, поэтому надо его прямо сегодня арестовать. Да и некоторые союзные депутаты высказывают недоумение по поводу того, что Лукьянов все еще на свободе…

Мы попытались Трубину объяснить, что такая спешка не входит в наши планы, что с арестом нужно повременить, еще не закончена работа с Лукьяновым как со свидетелем, но Трубин слышать ничего не желал. Он был так настойчив, что мы его даже спросили, не дошла ли до него по каким-нибудь особым каналам информация, дающая повод для столь серьезных опасений. Трубин уверил нас, что знает ровно столько же, сколько и мы, но интуиция ему подсказывает, что с арестом не стоит медлить. В конце концов он и нас заразил своей тревогой.

Было часов восемь вечера. К этому времени Лукьянов из Кремля уехал к себе на дачу. Там он и был задержан пару часов спустя. Его задержание проводили всего два человека — первый заместитель министра МВД России Виктор Ерин и один из наших следователей. Охрана ждала в машине. И, конечно же, все вели себя очень тактично. Лукьянов поинтересовался их полномочиями, они его законное любопытство удовлетворили. Анатолий Иванович сказал, что ожидал такого поворота событий и подготовился. Действительно, у него была уже собрана сумка, в которой лежали личные вещи, кое-какие документы и книги. Он оделся попроще, не как в Верховный Совет, попрощался с домашними и спокойно прошел к ожидавшей машине.

Каково же было наше изумление, когда в прессе некоторое время спустя появился рассказ об этом событии самого Лукьянова. Из него явствовало, что дачный поселок был окружен чуть ли не ротой автоматчиков, которые всех переполошили, что наши люди вели себя крайне грубо по отношению к жене Анатолия Ивановича, что все юридические и нравственные нормы были попраны. Столь вольное, мягко говоря, обращение с фактами было для нас, конечно, не только удивительным, но и неприятным.

С глазу на глаз

Мы вообще не пренебрегали возможностями получше узнать наших, выражаясь профессиональным языком, фигурантов. И поэтому никогда не отказывали им в просьбах побеседовать с нами, что называется, без протокола. Естественно, беседы эти происходили с глазу на глаз и никак не фиксировались. Однако кое-что особо заинтересовавшее или поразившее нас мы записывали по памяти в свои дневники. Самые, пожалуй, неординарные впечатления остались от разговоров по душам с Крючковым и Лукьяновым.

Крючков, оправившись в сравнительно комфортных условиях «Сенежа» от потрясений, вызванных провалом путча и последовавшим за этим арестом, сказал примерно следующее: «Стоит ли доводить дело до следствия и суда? Можно ведь все решить политическим способом: дать соответствующую оценку случившемуся, отстранить нас и тем самым исчерпать инцидент». После того, как ему в ответ на это было заявлено, что политически вопросы надо было решать до 19 августа в пределах действующего Закона, а сейчас об этом говорить поздно, он вздохнул и перевел разговор на другую тему: «У меня есть очень своеобразная просьба. Я, знаете ли, привык снимать стресс небольшим количеством виски — граммов пятьдесят с добавлением воды. Нельзя ли в отношении этой малости пойти мне навстречу?»

А. Лукьянов на прогулке во дворе следственного изолятора «Матросской тишины». Фото из личного архива автора.

Удивительное было не в просьбе, а в том, как она была подана. Вопрос — где же здесь виски взять? — нисколько Крючкова не обескуражил, он лишь плечами пожал — ну, мол, это не ваши заботы, вы только разрешите. Тут впору было изумиться — сидит под стражей, закрытый на семь замков, в полной изоляции, а ведет себя так, словно у него, как у Аладдина, джинн в услужении.

Этот разговор только усилил и без того не отпускавшее нас беспокойство. Мы не считали «Сенеж» достаточно надежным «убежищем» для наших подследственных, да и общественность после показа по телевидению сюжета, снятого там, возмущалась: преступников отправили отдыхать на дачу. Но 21 августа нам особо выбирать не приходилось.

В «Сенеже» арестованные содержались недолго, оттуда их отправили в срочно подготовленный следственный изолятор в городе Кашине Калининской области. Но его удаленность от Москвы — больше двухсот километров — создавала множество неудобств и для следователей, и для адвокатов. Окончательный выбор пал на московский изолятор № 4, именуемый в просторечии «Матросской Тишиной». Там полностью сменили охрану, обслуживающий персонал и подготовили все для приема «гостей». Лукьянова после ареста поместили уже сразу туда.

Вот там, в «Матросской Тишине», по просьбе Анатолия Ивановича и состоялся примечательный разговор, который длился почти два часа. Сначала Лукьянов доказывал свою полную непричастность к заговору, затем очень ловко, можно сказать, изящно начал проводить мысль о том, что он может быть чрезвычайно полезен следствию. Вам, мол, надо будет пройти очень сложный путь по такой тонкой-тонкой ниточке, которая отделяет уголовную часть всего этого события от политической. Он согласен помочь следственной группе пройти столь трудный путь с достоинством, но при этом, естественно, должен быть уверен, что и с нашей стороны к нему будет соответствующее отношение. Анатолий Иванович не сказал прямо, что нам следует его освободить, но это и без слов было ясно.

Потом Лукьянов завел речь о своем желании помочь также и президенту, поскольку для того грядут тяжелые времена: уже к концу этого года возможен полный крах экономики, людям станет просто-напросто нечего есть, и они сметут тех руководителей, которым пока еще верят, в том числе и Горбачева. Какими конкретными способами Лукьянов спасет президента от народного гнева, сказано не было. Зато Анатолий Иванович очень много говорил о своей сорокалетней дружбе с Горбачевым, о том, как хорошо он знает и самого Михаила Сергеевича, и жену его Раису Максимовну, с которыми судьба свела его еще в студенческом общежитии МГУ на Стромынке.

Фото В. Христофоров ⁄ ТАСС.

Намеки были, одним словом, весьма