Тысячеликий демон - Ростислав Левгеров

– Что за крики, сестра? – взволновано спросил Горыня.

Когда девушка рассказала о том, кого встретила, Михалко со Стемиром нахмурились.

– Встретить вестника – плохая примета, – сокрушенно качая головой, проговорил Михалко. – Быть беде.

– А что он тебе сказал? – спросил Стемир.

– Ничего. Он не успел, я его прогнала.

– Но что-то, всё-таки, он хотел тебе сообщить?

– Только одно. Он сказал – позволь сказать только одно. Но он ведь сумасшедший! Какой-то бродяга.

– Не скажи. – Стемир важно погладил жидкую бородёнку, что со стороны выглядело забавно. – Никто не знает, кто они такие. Вестники несут вести, что само собой разумеется, только всегда плохие. Быть беде.

Ночью Искре снились сны – путаные, сбивчивые, но устрашающе реальные.

Девушка задыхалась. Руки тянулись вверх, но вязли в холодной комковатой массе. Земля, поняла она. Руки продолжали зарываться во влажный чернозем, а он осыпался всё сильней, и она чувствовала во рту его кисловатый привкус.

Потом Искра словно очнулась, всецело осознав безвыходность своего положения. Паника захлестнула её. Девушка начала истерично рыть землю, и чем больше она дергалась, тем сильней задыхалась. Тяжесть породы сдавила грудь, корни растений щекотали тело, что-то ползало по ногам. И когда смерть, казалось, уже коснулась её яркой вспышкой, до боли ослепившей глаза, Искра проснулась.

Сквозь полог повозки пробивался свет костра, раздавались тихие голоса воинов, и это успокоило княжну. Она полежала несколько минут, прислушиваясь к беседе, и незаметно заснула.

– А ведь я хотел тебе сказать нечто хорошее, – вновь услышала она знакомый голос. Только сейчас Искра никого не увидела, абсолютная тьма окружала её со всех сторон. Девушка поёжилась – здесь было холодно. Легкий мороз покалывал тело, но мороз необычный, в нем чувствовалась некая враждебность.

Как холодно. Искра обхватила себя за плечи и неожиданно поняла, что стоит, в этом незнакомом месте, полностью обнаженная. И снова смятение охватило её. Девушке захотелось убежать, но из-за непроглядной тьмы она побоялась пошевелиться.

– Дочь моя! – Голос вестника будто хлестнул её.

– Ты… ты меня видишь? – дрожащим голосом спросила она.

– Ну конечно, дитя моё!

Откуда-то издали возникло тоскливое бледно-желтое свечение. Вокруг неё тесной массой столпились мертвецы, если можно так назвать тех, кого увидела Искра – переломанные, изуродованные люди-скелеты, с обрывками мумифицированной кожи на телах, с кусками сухожилий и клочками волос под ржавыми шлемами, в землистых сгнивших лохмотьях. Их было так много, что детали едва различались в сумраке; и ближе всех стоял вестник – беззубый рот широко улыбался.

– Такая красивая, – сказал он. – Потрогаем её, дети мои.

И множество рук разом прикоснулись к ней. Острые когти царапали тело, ледяные пальцы проникали в самые интимные места, вызывая омерзение и стыд, мерзкий зловонный запах одурял. А карлик, толкаясь в толпе, тыкал в плечо посохом.

– Вставай, княжна! – каркал он. – Вставай же! Покажи себя! Вот она! Вот она! Трогайте ее!

Постепенно ужас сменился образом миловидного воиградского юноши по имени Войко. Он забрался в повозку и нежно пошлепал по девушку щекам.

– Всю ночевку распугаете, княжна.

Искра еще не совсем проснулась, и ей всё еще было страшно. Повинуясь сиюминутному порыву, она обхватила парня и прижала к себе. Войко растерялся, почувствовав на себе всхлипы девушки.

Наконец Искра пришла в себя и со стыдом обнаружила, что сжимает в объятьях опешившего и смутившегося незнакомого юношу. Она оттолкнула его и резко сказала:

– Всё, иди!

Войко послушно ретировался.

Сон пропал, да и заснуть Искра теперь не решилась бы. Она села на край фургона, свесив ноги. К её облегчению, никто из воинов не стал подтрунивать над Войкой. Воиградцы повели себя разумно и деликатно, заведя разговор на другие темы. Постепенно Искра начала клевать носом. "Нет, только не сон! – тут же со страхом подумала она. – Нет!"

– На вот, выпей. – Мягкий и доверительный голос пожилого дружинника, похожего чем-то на Девятку, вывел её из цепких объятий сна. – Выпей настоечки, княжна.

Искра, глядя ему в глаза, отхлебнула глоток из маленькой фляжки.

– Меня зовут Бальд, – сказал воин.

– Спасибо, Бальд.

– Вот возьми. – Бальд протянул ей тонкую сухую веточку.

– Что это?

– Это чарушник. Защищает от злых чар, от ведьм и прочей нечисти. Спать будешь, никто не побеспокоит. Положи ветку себе под голову и спи спокойно.

– Спасибо.

– Не за что, – ответил Бальд и побрел к своим.

– Бальд!

– Да, княжна?

– А можно… можно мне поспать рядом с вами, на траве? Неподалеку от костра? У меня есть матрац! А то… мне страшно.

– Да, конечно, княжна. Ложись, так будет, верно, лучше. Если тебе так удобней.

Малозаселенные Иссены, полные чудесных вересковых полей, остались позади,и отряд благополучно вступил в Воиградские земли. Иссенский шлях плавно перетек в кринский тракт,хотя река, давшая название дороге, еще не показалась. Всё чаще попадались на пути деревни-веси, а Крин, к которому они вышли после обеда, облепился селами весь, вплоть до горизонта. Однако радости это никому не принесло, венеги же неприятно удивились: чем ближе к столице, тем сильней беднел народ.

Нарядные периферийные избушки, хлебные поля, сказочные пейзажи сменились хмурой рекой; чахлые избы местных крестьян казались мусором, выброшенным на берег. Поля пустовали, кое-где встречались лесные урочища, столь маленькие, что там с трудом мог спрятаться один человек. Большинство деревьев давно уже вырубили – вместо них красноречиво красовались, по меткому выражению Злобы, леса пеньков – огромные территории разоренной земли и поросших непроходимым бурьяном пустошей. И все-таки здешний народ еще как-никак жил: ловил рыбу; ходил по грибы; сажал брюкву, репу, морковь;водил скотину.

Но то, что предстало их взору в пригородном районе, просто ошеломило. Такой удручающей нищеты никто из венегов никогда не встречал, и это несмотря на многовековую вражду с жестокими степняками, не раз ввергавшими их в отчаянное положение.

Сплошная грязь, теснота; лачуги настолько шаткие и убогие, что там и жить-то казалось невозможно. Везде, куда ни кинь взгляд – "голытьба" (где-то, кажется в Смокве, Искра уже слышала это слово); дети, тощие куры и плешивые псы вместе копошились в грязи. Бедняки нахально лезли под копыта; просили еды и хныкали; воиградцы отгоняли их ударами кнута.

Наконец показался и сам Воиград. Он стоял на холме в устье двух рек – Крина и Лесной. От воды, вверх по склону бежали темные массы домов, покуда не упирались в огороженный высоким белым забором великолепный, величественный Кремль. Здания Кремля горделиво вздымали ввысь свои острые грани; они соединялись парящими в воздухе, точно плывущие по ветру паутинки, мостиками.