Лягушки - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синежтурская башня стояла между ампирным храмом и трехэтажным зданием неопределённого возраста. Исследовано оно было плохо, известно было, что купцы, потом заводчики, потом бароны и даже графы Турищевы намеревались строить именно здесь свой городской дом, но близость вонючих труб заставила отказаться от затеи. Поставили у Плотины училище для ребятишек, становившихся тут мастерами, чьи работы увозили потом для украшения Питера и его восхитительных пригородов. Здание строили при Александре Первом Блистательном, но сейчас оно походило на школу тридцатых годов прошлого столетия, только что окна были поуже. А Ковригин знал, что и нынче здесь процветало художественное училище, даже и с кафедрой живописи, в южном же боку дома, ближе к Плотине, работал и музей "Самородки и самоцветы".
Выяснилось, что и моржовая кость присутствовала (чаше на зелёных бархатах) среди самородков и самоцветов. И были увидены Ковригиным два предмета, сразу же отнесённых его испорченным книгами сознанием к редкому ряду людских творений — костяным пороховницам.
Редкому! Именно редкому!
Ни с того ни с сего вспомнилась фраза, услышанная сегодня в номере гостиницы от комментатора Кваквадзе: "Он сейчас забил гол самой редкой частью своего тела — головой!"
При чём тут комментатор Кваквадзе? При чём тут самая редкая часть тела футболиста Лоськова?
Ну да. Пороховницы. Впрочем, в витринах музея пороховницами они не назывались. Было выведено: "Изделие косторезов синежтурской школы. Моржовая кость".
Одно из изделий имело картинку с явно восточным сюжетом. Причём не гонялись на ней за моржом эскимосы. Сидел чиновник-мандарин под опахалом, а четыре прекрасные девушки на фоне гор с туманами подавали ему блюдо с фруктами. ("А где порох-то изобрели? — возрадовался Ковригин. — То-то и оно!") Второе же изделие, якобы тоже не пороховница, было аттестовано выполненным в конце восемнадцатого века и происходящим из Дома отдыха обозостроителей "Журино". При разглядывании его Ковригин по детской привычке стал ущипывать себе щёку ("Не снится ли ему?"). Рисунок на моржовой кости походил на рисунок пороховницы семейства Чибиковых!
"Так, — сказал себе Ковригин, — никуда я завтра из Синежтура не уеду, дамские капризы и фантазии я уже наобслуживал! И хватит!"
При этих его установлениях и при восторженных восклицаниях экскурсовода была введена в зал стая восточных людей, скорее всего китайцев, но может, всё-таки и сингапурцев, энергия вновь приведённых к поделкам синежтурских умельцев и мастеров была совершенно тайфунная, и Ковригина завертело, оттеснило от стеклянной витрины с пороховницей, якобы с пороховницей, якобы, в воображении Ковригина, имевшей отношение к царевне Софье Алексеевне, вознесло в предпотолочье, нагло ударило затылком о музейный потолок, и Ковригин, даже и без услуг троллейбусов, оказался в своём гостиничном номере.
Что-то в нём ещё сопротивлялось воздействиям тайфуна и размышляло о необходимости изучить изделия местных косторезов, но и самому Ковригину вскоре стало ясно: моржовые бивни — моржовыми бивнями, а он до судорог в теле голоден и обязан перед своим же организмом забыть о явлениях культуры и случаях истории и сейчас же отправиться в ресторан "Лягушки".
Встречен он был ответственным гарсоном-консультантом Дантоном-Гариком Саркисяном.
— А как вас по отчеству? — спросил Ковригин. — А то неудобно как-то…
— Отца моего звали Амадей-Гарик, — сказал Саркисян. — Меня же прошу называть просто гарсоном.
— Хорошо, — кивнул Ковригин.
— Наслышаны, наслышаны! Поздравляем! — заявил гарсон. — Явление культуры! Готовы принять вас со вниманием высшей степени. Жаль, что Костик нынче в запределье, но высказано пожелание вас ублажить. Какие ваши аппетиты?
— Горячие пирожки! — выпалил Ковригин.
— Какие именно горячие пирожки?
— А те самые горячие пирожки! — заявил Ковригин чуть ли не капризно. — И желательно, чтобы без чёрных вуалей!
— Ах, вы про эти горячие пирожки! — гарсон, похоже, успокоился. — Эти-то пожалуйста. Но полагаю, что вы знакомы с правилами шахматной игры?
— Был чемпионом пятого класса, — сказал Ковригин, — как ходит конь и как слон, помню.
— Вас допустили бы, — гарсон сотворил почтительный полупоклон, — даже если бы вы не были чемпионом пятого класса. А при чемпионстве-то, что уж и говорить… Вы сразу пойдёте в шахматный отсек или прежде откушаете?
— Именно прежде откушаю, — сказал Ковригин и потёр руки. — А выбор блюд и напитков доверяю вам…
— И обязательно без чёрных вуалей? — уточнил гарсон.
— А что, чёрные вуали имелись у вас в меню? — заинтересовался Ковригин.
— Не помню, не помню… — задумался гарсон. — Но раз вы упомянули про чёрные вуали, мне придётся проконсультироваться.
— Не надо, — сказал Ковригин. — Чёрные вуали водились в замках Луары, о повседневной жизни в которых вы напомнили мне своим недавним презентом…
— Каким презентом? — вновь задумался гарсон. — А, этим… Книжкой, что ли?.. Тогда тем более мне необходимо проконсультироваться.
— Выясните при этом, — сказал Ковригин, сознавая, что наглеет, — нет ли среди шахматисток португалки по имени де Луна… будьте добры…
— Шахматистки не по моему ведомству, — загрустив, сказал гарсон.
— Стало быть, вас гложет любопытство к чужим секретам, — неожиданно заключил Ковригин.
— Вы обо мне неверно рассудили, — сурово произнёс гарсон.
— Извините, — сказал Ковригин, — если вызвал вашу досаду. Тем более что для меня совершенно безразлично, служит у вас португалка де Луна или нет. Выходит, я просто забавляюсь.
И ведь действительно забавлялся.
Закуска была доставлена к столу Ковригина через пять минут. Селёдочка сосьвинская с лучком и отваренной только что картошкой. А ведь в прошлый раз Ковригину в сосьвинской селёдке было отказано с разъяснением, что деликатес этот заплывает в ресторан "Империал", а посетителям "Лягушек" — не положен. Стало быть, Ковригин вызвал не только расположение влиятельного Костика, тритона с шестью лягушачьими лапами, но и незаслуженно-почтительное отношение к себе персон, ему неизвестных, а возможно, и недоступных. Впрочем, были явлены и сосьвинские раки, исходившие паром, а с ними и кружка холодного пива. Ответственный гарсон-консультант, по-прежнему вызывавший у Ковригина мысли о французском президенте, наполнил белой жидкостью рюмку Ковригина и сказал:
— С вашего позволения! Чтоб и вам хотелось!
При залёте руки Ковригина, возносящей рюмку к месту назначения, в зале имени Тортиллы началось движение цветовых потоков, фонтан, возле которого снова был усажен Ковригин, превратился в гейзер, особенно хорош был напор струй из черепахи Тортиллы и четырёх драконцев.
— С чего бы вдруг такие эффекты? — спросил Ковригин.
— А как же! — со значением улыбнулся гарсон. — Вас ждут подвиги!
— Какие такие подвиги? — нахмурился Ковригин. — Меня ждёт обыкновенная рутина жизни!
— Вам лучше знать, — щелкнул каблуками гарсон. — Но рутина-то чаще всего и требует подвигов.
Не дожидаясь слов Ковригина, они могли быть высказаны и в раздражении, гарсон удалился от фонтана в угол зала, чтобы выслушать заказы вновь прибывших гостей.
Ковригин откушал гранд-харчо и лишенного нынче в разговоре французского псевдонима цыплёнка табака (с напитками, естественно) и только тогда успокоился. Что, несомненно, было прочувствовано гарсоном.
Между тем он рассмотрел компанию, чьи аппетиты и жажды и отправился обслуживать гарсон. Там были люди европейские и люди восточные, среди них одна миловидная девушка — китаянка. Но, может быть, и японка. Хотя Ковригину захотелось отчего-то, чтобы она происходила с Гавайских островов, то бишь Сандвичевых, пусть и опозоривших себя преувеличением вкусовых свойств навигатора и картографа Кука. Китаянка (?) неожиданно встала и, сделав руки домиком, поклонилась Ковригину, да так, будто он был её кумиром и господином. "Вот тебе раз!" — удивился Ковригин. Он читал о том, что китайцы считают длинные ноги признаком уродства, но при виде поприветствовавшей его чёрнокосой и рослой девушки готов был вступить с эстетами Поднебесной в полемику.
"Приятно, приятно, когда тебе улыбается такая очаровательная женщина!" — расчувствовался Ковригин, но тут же сообразил, что, если бы она не привстала и не поклонилась ему, он бы её и не заметил.
"Какие такие подвиги пообещал мне гарсон? — снова обеспокоился Ковригин. — Завтрашние? Или уже сегодняшние?" Никаких подвигов совершать он сейчас желания не имел. Да и вообще он созрел до горячих пирожков. О чём и сообщил ответственному гарсону-консультанту.
— У нас для вас могут быть поданы пирожки с ливером. С лепестками жасмина северных сортов. С морошкой. С вязигой. С грибами рыжиками. С пармезаном. И даже… — гарсон наклонился к уху Ковригина и произнёс нечто Ковригиным нерасслышанное. — Ну, и так далее… И были поданы пирожки. Были поданы и были проглочены.