Время моей Жизни - Сесилия Ахерн

Он так странно на меня смотрел, что я обернулась — может, у меня за спиной кто-то есть и он на него таращится?

— А в чем дело?

— Но что произошло с «Квин и Даунинг»?

— Да я уж сто лет там не работаю, — небрежно махнув рукой, пояснила я. А потом уже более серьезно спросила: — Разве Адам обо мне ничего не рассказывал?

Я искренне полагала, что он в курсе всех моих дел, что ему исправно обо всем сообщают, и три года кряду я поступала и врала, исходя из этого. А он, оказывается, и понятия не имел, как я живу, начиная с Первого дня, со дня нашего расставания.

— Адам? Нет. — Он немного смутился, но тут же улыбнулся, и лицо его оживилось. — Давай я тебе расскажу про марокканский пирог…

— Он думает, что я тебе изменяла, — перебила я. Я абсолютно не собиралась этого говорить, у меня и в мыслях такого не было, когда я прокручивала в голове сценарии нашей встречи. Но — само с языка сорвалось.

— Н-да? — Он-то намеревался рассказать о шафране и явно был сбит с толку.

— Они все так думают.

Я очень старалась, чтобы меня не выдала дрожь в голосе, дрожь, порожденная не волнением, а злостью. Она снова поднималась во мне горячей волной, и я пыталась ее сдержать.

— Блейк, — в ангар просунулась голова какого-то парня, — нам пора выдвигаться.

— Уже иду, — отозвался Блейк и подхватил свое снаряжение. — Пойдем, — ухмыльнулся он.

И гнев опять испарился — мои губы невольно растянулись в улыбке.

Самолет вмещал шесть человек, таким образом, мы разделились на три группы. Гарри был в сцепке с Блейком, а юная девица, намеревавшаяся заиметь младенца от Блейка, в сцепке с другим инструктором, по имени Джереми — именно его появление удержало меня от того, чтобы высказать Блейку, что я о нем думаю. Девица смотрела на Гарри с откровенной ревностью. Жизнь облачился в оранжевый комбинезон и защитные очки. Он сидел на полу у меня между ногами, спиной ко мне, и взгляды, которые он периодически бросал через плечо, были исполнены величайшего отвращения и ужаса.

Мы оторвались от земли, и он злобно прошипел:

— «Вид будет о-очень красивый».

— Он и есть красивый, — тихонько ответила я.

— «Ты можешь приземлиться с пилотом», — сердито пробормотал он. — Ты меня обманула. Солгала мне. Одна большая ложь, — ядовитым шепотом заключил он.

— Тебе не обязательно прыгать. — Я пыталась расслабиться, но на самом деле была сильно встревожена. Нельзя, чтобы Жизнь выступил с гигантской разоблачительной правдой. Не здесь и не сейчас, когда Блейк так близко, что наши ноги соприкасаются.

— Почему же я тогда привязан к тебе этой веревкой, как пуповиной?

— Ты можешь притвориться, что у тебя приступ паники. Мы вместе вернемся на землю. Я, знаешь, не против прыгнуть потом в связке с Блейком.

— Притвориться? На кой черт мне притворяться?! — Он отвернулся и умолк.

Гарри был в полном ужасе и совершенно позеленел. Я видела, что его бьет крупная дрожь. Наши взгляды встретились.

— Тебе очень понравится. И потом, вообрази себе Деклана без бровей.

Он слабо усмехнулся и начал делать глубокие вдохи. Мы с Блейком смотрели друг на друга, пока самолетик взбирался вверх. И оба не могли перестать улыбаться. Он потряс головой, будто все никак не мог поверить, что я здесь. Наконец мы набрали нужную высоту. Мы летели уже минут двадцать, пора было приступать к делу. Блейк открыл дверь, и внутрь ворвался свежий ветер, а внизу раскинулась земля, похожая на лоскутное одеяло.

Жизнь разразился длинной тирадой непечатных ругательств.

— Женщины первыми, — прокричал Блейк, давая пройти вперед нам с Жизнью.

— Нет-нет, сначала ты, — твердо сказала я. — Мы последние. — Я хотела взглядом дать Блейку понять, что мой напарник боится, но Жизнь как раз обернулся ко мне.

— Нет, я настаиваю, — ответил Блейк. — Все как в старые добрые времена.

— Я бы с радостью, но… он немного нервничает, так что, думаю, будет лучше, если мы сначала посмотрим, как у вас получается. Ладно?

И тут Жизнь буквально взорвался от злости:

— Нервничаю? Нет, я не нервничаю! Вперед, давай сделаем это.

Отталкиваясь ногами от пола, он на заднице двинулся к выходу, волоча меня следом. Меня это глубоко изумило, но я не стала возражать, а вместо этого проверила крепления и убедилась, что с парашютом все в порядке. Мы добрались до двери. Быть не может, неужели Жизнь и правда решился? Я не сомневалась, что нам придется возвращаться назад вместе с пилотом, и всю дорогу сидела расстроенная и разочарованная, но теперь адреналин хлынул мне в кровь.

— Ты готов? — крикнула я ему в ухо.

— Ненавижу тебя, — проорал он.

Громко досчитав до трех, я выпихнула его наружу. И вот мы уже несемся к земле со скоростью двести километров в час. Жизнь орал во всю мочь, то был оглушительный, нескончаемый вопль ужаса, а я испытывала несказанное счастье. Чтобы подбодрить его, я издавала громкие радостные кличи — он должен понять, что все идет прекрасно, и мы должны кувыркаться в небе, не разбирая, где верх, где низ, так оно и полагается. Через десять секунд мы приняли позу свободного падения и еще пятнадцать секунд неслись на всех парах — холодный ветер свищет в ушах, в голове, во всем теле, пронизывая его насквозь и наполняя душу леденящим восторгом. Когда мы достигли отметки в пять тысяч футов, я раскрыла основной парашют, и ветер, бешено ревевший в ушах, стих. Наступила тишина, мир и блаженство.

— О господи боже мой. — Он говорил прерывисто и хрипло. Голос сорвал своими воплями.

— Ты в порядке?

— В порядке? Да у меня едва сердечный приступ не случился. Но это, — он огляделся вокруг, — это восхитительно.

— Говорила же тебе. — Мне было так хорошо, так счастливо, что я могу разделить этот миг с ним. Я едва не разрыдалась от избытка чувств: мы вдвоем в голубом просторе, парим, точно самые свободные две души во вселенной.

— Я не всерьез сказал, что ненавижу тебя.

— Это хорошо. Потому что я тебя люблю, — слова возникли сами, из ниоткуда.

Он повернул ко мне голову.

— И я тебя люблю, Люси, — сияя, ответил он. — А теперь кончай болтать, ты мешаешь мне наслаждаться.

Я засмеялась.

— Хочешь порулить?

Жизнь взял на себя управление парашютом, и мы поплыли по небу, как птицы, вбирая в себя весь мир, каждой клеточкой ощущая, что мы живые, что мы едины и неразрывны. Наш общий миг счастья. Полет длился четыре минуты, и перед приземлением я взяла управление на себя. Мы сгруппировались — ноги согнуты, колени вместе, — я замедлила ход, и мы мягко коснулись земли.

Жизнь покатился по земле, сотрясаясь от веселого хохота.