Содержантка - Кейт Фернивалл

Она лежала на его обнаженной груди, расслабленно раскинув руки и ноги, и водила пальцами по его телу. С особенным наслаждением она растирала сияющие капельки пота. В желтом свете казалось, будто его кожа смазана маслом. Каждый раз, когда ее пальцы нащупывали один из ломаных шрамов у него на груди, она поднимала голову и легонько прикасалась к нему губами, чувствуя его соленый вкус. Со старыми шрамами, как, например, на тех местах, где когда- то были мизинцы, она могла смириться — это были всего лишь внешние повреждения. Но что скрывалось под этой красивой кожей? Какие новые раны получил он, пока она была вдали от него? Раны, которые были недоступны взгляду?

Она прижала ухо к его груди, чтобы услышать, что творится у него на душе, но услышала лишь размеренный барабанный бой сердца и негромкое шипение воздуха, входящего и покидающего какие-то тайные полости внутри него. Его рука была скрыта в переплетении ее локонов, скользила в них, пробовала пальцами, зарывалась глубже.

Первая их близость была безудержной, они накинулись друг на друга, как изголодавшиеся животные на еду. На этот раз они позволили себе размеренность, словно им не нужно было думать о том, что в любую секунду их могут разлучить. Тела их начали расслабляться. Появилось доверие. Они легко подстраивались под ритм друг друга, и Лида вновь почувствовала уже знакомое болезненное влечение к нему, от которого ее не могло избавить никакое ощущение его твердости внутри нее, когда он превращался в ее физическую часть.

Она погладила длинную упругую мышцу его бедра и увидела, как он вздрогнул от наслаждения.

— Расскажи, — шепнула она, — что так жжет тебя изнутри.

— Сейчас, когда я рядом с тобой, вся боль прошла.

Он улыбался. Она чувствовала это по его голосу, хоть и не видела его лица.

— Ты хорошо лжешь, любовь моя.

Рукой, все еще погруженной в ее волосы, он чуть-чуть приподнял ее голову, так, чтобы ее подбородок уперся ему в ребра и он мог видеть ее лицо. Черные миндалевидные глаза его улыбались.

— Это правда, Лида. Когда мы вместе, остальной мир не существует. То, что находится там, — он посмотрел на черное окно, и на какую-то секунду улыбка исчезла, — со всеми трудностями, просто прекращает быть. — Он отвел с ее лба прядь огненных волос и провел пальцами по лицу к губам. Она приоткрыла рот, и он прикоснулся к ее зубам. — Но мир вдет нас.

Вторая его рука опустилась ей на грудь и с силой сжала. Она вдруг быстро перекатилась и легла всем телом сверху на него. Их плоть и кости слились воедино, ее лодыжки нашли место между его лодыжками, ребра ее соединились с его ребрами. Чувствуя жар у него между бедрами, она ощутила потребность соединить его со своим. Поставив локти по бокам от его головы, она всмотрелась в его серьезные глаза.

— Расскажи мне о Китае, — приказала она.

Огонек блеснул и тут же погас, как будто закрылись черные ставни где-то в темной глубине его глаз. Но этого было достаточно. Теперь она знала, что была права. Она поцеловала его красивый нос.

— Скажи, — голос ее смягчился, — что произошло в Китае, что тебя так мучает?

На его лице медленно проступила улыбка.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, моя Лида.

— От меня ничего не скроешь.

— Я не скрываю. Просто забочусь о тебе. — Его рука поднялась и легла на ее поясницу. — У тебя и здесь, в Москве есть о чем подумать. У тебя и так хватает… забот.

— Если не скрываешь, так расскажи. — Она уткнулась своим подбородком в его. — Иначе я буду лежать так всю ночь и весь день, пока не расскажешь.

Он засмеялся.

— Если так, я ничего не стану рассказывать. — Я жду.

Грудь его вздымалась равномерно, и она приспособила свое дыхание к его ритму. Тишина, повисшая в маленькой комнате, накрыла их теплым уютным покрывалом. Его ноздри расширились, и она поняла, что он расскажет.

— Мао Цзэдун все еще воюет с гоминдановской армией националистов Чан Кайши. — Говорил он спокойно, но мягкость, с которой были произнесены эти слова, привела Лиду в волнение. — Я верю, что победа будет за Мао и нашей коммунистической Красной армией. Когда-нибудь настанет такой день, когда вся власть будет в их руках. Может быть, это произойдет не скоро, но в конце концов народ Китая поймет, что для него единственный путь к свободе лежит через коммунизм. Для такой страны, как Китай, это единственный путь развития. Мы увидели это здесь, в России. Нам показали достижения, к которым нужно стремиться.

— А как же… — начала она и замолчала.

— Как же что?

— А как же ошибки? — Она быстро махнула в сторону окна и прошептала: — Весь этот страх там, снаружи?

Чан положил обе руки на ее обнаженную спину и крепко прижал к груди.

— Это ошибки руководителя, Лида, а не коммунистической системы. России нужен другой руководитель, не такой, как Сталин.

— А Мао Цзэдун?

— Я сражался за него. Рисковал ради него своей жизнью и жизнью своих друзей и сослуживцев.

— Я думала, ты работаешь в штабе. Ты же говорил, что занимаешься дешифровкой секретных сообщений.

Он улыбнулся с извиняющимся видом.

— Я занимаюсь этим. Иногда.

Но она думала не об этом. «Рисковал своей жизнью», — сказал он.

Его пальцы успокаивающе погладили ее по спине.

— Но, как и Сталин, — продолжил он, — Мао — не тот вождь, который нужен Китаю. Он порочный человек и приведет страну к погибели, если возьмет власть в ней в свои руки.

Она приложила губы к впадине у основания его шеи, чувствуя его пульс.

— Чан Аньло, если это так, ты должен перестать сражаться за него.

Он обнял ее еще крепче, так, что она чуть не задохнулась.

— Я знаю, — сурово произнес он. — Но к чему это приведет Китай? И к чему это приведет меня?

43

Сегодня в тюрьме было холодно. Воздух белел перед лицом от дыхания. Такое время от времени случалось, и Йене не знал наверняка, в чем причина. Несовершенство системы отопления? Возможно. Но у него было неприятное подозрение, что это делается специально — таким способом полковник Тарсенов напоминал своим заключенным, как они проводили зимы в лагерях, шахтах или на строительстве каналов. Такие воспоминания обостряли работу мозга.

Йене сидел за широким письменным столом в своей рабочей комнате. Перед ним были разложены чертежи, точно большие прямоугольные озера, в которые он мог окунуться с головой, чтобы забыть обо всем. Глядя на них, он невольно испытывал гордость. И, конечно, ему не хотелось отдавать их в чужие руки. Эти продуманные до мельчайших деталей точнейшие инженерные расчеты были плодом тяжелой, кропотливой, многочасовой работы. Даже после стольких лет, проведенных за отупляющей мозг работой на лесоповале в сибирских лесах, он не разучился думать, чертить, проектировать.

Не утратил он и желания жить.

Особенно сейчас, когда узнал о Лиде.

— Встать!

Дверь с грохотом открылась. Рослый Бабицкий, который всегда потел, какой бы ни была температура, вытянулся по стойке смирно, и Йене почти физически ощутил его страх. От этого у него самого волосы на затылке зашевелились.

Группу старших инженеров и ученых вывели из их отдельных рабочих кабинетов и свели в общий зал. Это было довольно красивое помещение с высокими потолками и продуманной планировкой. До революции, когда это здание было особняком какого-то аристократа, а не мрачной тюрьмой с решетками на окнах, здесь находилась столовая. От нее здесь остался лишь большой стол из красного дерева, который сейчас был завален чертежами и техническими документами. Никаких серебряных подсвечников, никаких хрустальных бокалов. Здесь не был слышен смех. Практичность и утилитарность — вот новые боги советской России. Впрочем, это вполне устраивало Йенса, потому что он был воспитан практичным человеком.

Они выстроились в ровную шеренгу. Руки у всех заведены за спину. Головы опущены. Никаких разговоров. Точно так, как их строили в лагерях. Высокообразованные, умнейшие люди должны были вести себя, как дрессированные тюлени. Стоявшая рядом с Йенсом Ольга едва слышно фыркнула с отвращением, и он, покосившись опущенными глазами на нее, заметил небольшую дыру на подоле ее юбки.

— Товарищи, — говорил полковник Тарсенов, — сегодня вы встречаетесь с посетителями.

Сердце Йенса дрогнуло. Лида? На какой-то миг ему в голову пришла глупая мысль, что это дочь пришла повидаться с ним. Он на секунду поднял глаза и неожиданно увидел прямо перед собой полковника, рядом с которым стояли Бабицкий с нервно подергивающимся лицом и Поляков, который был лишь немного спокойнее. Значит, какие-то важные птицы пожаловали. За ними вместо рыжеволосой молодой женщины, которую он так неразумно надеялся увидеть, стояла группка из шести людей азиатского вида: четверо мужчин и две женщины, хотя из-за того, что все они были одинаково одеты, различить их было не так-то просто. На рукавах их синих курток были повязаны красные ленты. Коммунисты. Китайские коммунисты? Он даже не представлял, что в Китае есть коммунисты. Внешний мир, очевидно, менялся очень быстро. Но чего ради, спрашивается, их привели на секретный объект?