Песни-Танцы - Алексей Ручий

 - Не плачь, отец. – Полковник, наконец, обратился к Седому напрямую, без посредников. – Сейчас разберемся с протоколом, может, и отпустим… - Он сделал паузу. – До суда…

 Зря он это добавил. Слово «суд», кажется, в конец убило Седого, он принялся плакать еще сильнее. Психологом полковник оказался никудышным. Немного поразмыслив, он, видимо, понял это и сам, так как поспешил удалиться. Соломоново решение.

 - А вы, ребята, тоже со схода? – спросил нас лысоватый, который тоже разумно решил оставить седого в покое.

 - Ага.

 - Лихо вы в автобусе закрутили…

 - Так это ж не мы, это все омоновцы.

 Лысоватый рассмеялся.

 - А и вправду они, чего им только дома не сидится?..

 - Дома – дети и жены.

 Теперь уже рассмеялись мы все. Седой, наконец, прекратил плакать. Теперь он смотрел невидящим взглядом в одну точку на стене. Торжество абсурда продолжалось.

 Потом нас начали, наконец, вызывать для ознакомления с составленными на нас протоколами. Всюду сновали полицейские – в этот вечер их было в участке много, чересчур много – можно было подумать, что проводится какая-то специальная операция, конечной целью которой является полное искоренение преступности в Городе – столько сил было задействовано.

 Первым по очереди был я. Я прошел в соседнее помещение. За столом сидела девушка-лейтенант, перед ней на столе лежали заполненные протоколы.

 - Фамилия? – спросила она.

 Я назвал свою фамилию.

 - Садись, знакомься. Она придвинула мне протокол. Я сел на стул напротив нее и принялся читать.

 Протокол сухим языком описывал факты моего задержания. Участвовал, скандировал, не слушался законных распоряжений полиции… Это их-то распоряжения законные? Ну-ну. А народ, получается, как всегда беззаконие творит…

 - И что? – спросил я лейтенанта.

 - Надо написать: согласен – не согласен.

 - А как вы думаете?

 - Я не в гадалки с тобой играю.

 Я написал, что не согласен с протоколом. Хотелось написать больше, хотелось высказать, как я ненавижу эту лживую власть, которая бросает ОМОН на мирных граждан, пришедших отстоять свои права…

 - Чего вам дома-то не сидится? – спросила меня лейтенант, глядя, как я вывожу буквы в протоколе.

 - Совесть не позволяет…

 - И что – с совестью легче живется?..

 Риторический вопрос. Что называется не в бровь, а в глаз. Конечно, я мог бы дать ей более-менее развернутый ответ, но вряд ли она бы поняла. Я промолчал.

 - Мы с тобой, кстати, из одного города… - как бы ненароком сказала лейтенант.

 - Да? Бывает… – Тоже мне землячка нашлась.

 - Чего тебе власть-то нынешняя сделала? Все возможности есть, живи себе – не хочу… – она, видимо, решила залезть ко мне в душу, раз уж мы по случайности родились в одном месте. Со мной такое не пройдет. Не того я сорта.

 - А вы чего родину-то покинули? – задал я ей ответный вопрос.

 На этот раз пришла ее очередь промолчать. Мой вопрос тоже был из разряда риторических.

 - Работу там не найти? – решил подсказать я ей верный ответ. – Или сразу правильный смысл жизни? Не хочется детей растить в загибающейся провинции? Или что?..

 Продолжать этот ряд можно было бесконечно долго, но я не стал, пожалел ее. Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше. Она тоже сбежала оттуда однажды, а теперь заблудилась в лабиринте. Живет сегодняшним днем. Снимает квартиру или вообще комнату в коммуналке поблизости, с соседями-мигрантами или же алкоголиками, в редкие выходные ходит по торговым центрам и думает, что проводит время, а на самом деле просто прожигает его; в жизненных планах ее предсказуемо значится квартира, купленная в ипотеку и достаточно безвкусно обставленная мебелью из ИКЕИ, да, может, еще недорогой корейский автомобильчик небольших габаритов – этакий дамский вариант. В общем, стандартный набор приезжей девушки, изо всех сил старающейся стать местной, но неизменно остающейся в категории «понаехавших».

 - Давай подписывай там, где галочки стоят, - по тому, как резко всякая любезность слетела с ее лица, я понял, что попал в точку. Причем в болевую.

 - Ага, сейчас. – Я поставил свои автографы в протоколе. – Когда нас отпустят-то?

 - До суда не отпустят…

 Вот такие расклады. Твое право на правду заканчивается там, где начинается их право на «пресечение незаконных действий». Я вспоминаю фразу из читанного еще до армии Савинкова – русского революционера начала двадцатого века: «Это виселица. Это закон». С тех пор ничего не изменилось. Разве что появилась немного кривая интернетовская шутка в виде перефразированных слов президента: «Не нравится мой ОМОН – идите в мой суд»…

 - И когда суд?

 - Это не раньше утра. Иди, зови своих подельников.

 - Ага, конечно. Вы им повестку пришлите – в коридор.

 - Тоже мне шутник нашелся. Не хочешь – не зови, сама вызову.

 Парней я все-таки сам позвал. Пусть сидит девчонка-лейтенант, чего уж там… В конце концов это не она виновата, что лабиринт враждебной реальности не оставил ей никаких альтернатив.

 Первым пошел Глеб, за ним Быра. Пока они отсутствовали, я познакомился с лысоватым, его звали Вадим, он оказался членом одной из оппозиционных либеральных партий. Мы немного обсудили прошедшие выборы, наши собственные перспективы в отделении, поспорили, когда всех нас отвезут в суд. Седой больше не плакал, но как-то совсем сник. Вадим сказал, что к нему приехала жена, но ее не пускают в отделение. Мужику можно было только посочувствовать – повезло же ему оказаться не в то время не в том месте...

 После Глеба и Быры вызвали Вадима, а затем Седого. Когда оформление было окончено, появился какой-то новый майор в сопровождение штатского и девушки-лейтенанта. Нас повели в камеру предварительного задержания, где, по всей видимости, нам предстояло провести ночь.

 И вот тут Седому стало совсем худо. Он внезапно оступился, схватился за сердце и осел на пол. По его лицу, приобретшему землистый оттенок, катились крупные капли пота. Все застыли в оцепенении.

 - Вызывайте скорую, ему, похоже, плохо! - первым пришел в себя Вадим.

 Майор матерно выругался.

 - Что с тобой, мужик? – тот, который был в штатском, склонился над Седым.

 - Да сердце у него по ходу, скорую вызывайте! - в один голос поддержали мы Вадима.

 - Сейчас… - на наш призыв в итоге откликнулась только девушка-лейтенант, которая побежала в дежурку.

 Когда она исчезла за дверью, штатский сказал нам:

 - Чего стоите? Поднимайте своего товарища-революционера.

 Они с майором так и остались безучастно стоять, пока мы вчетвером помогали Седому подниматься с пола и усаживали его на скамейку. В это время вернулась лейтенант с кружкой воды и дала Седому попить.

 - Товарищ майор, - обратилась она к старшему по званию, - скорая будет через пятнадцать минут.

 - Ну, тогда следите за ним тут, а этих, - он указал на нас, - в камеру.

 В итоге нас увели в стеклянный «аквариум» камеры предварительного заключения, заставив снять ремни и шнурки и забрав часы с мобильными телефонами – «для нашей же безопасности» - Седой же остался на скамейке в коридоре. Минут через двадцать-двадцать пять мимо «аквариума» прошествовала бригада скорой помощи. Еще через десять минут они прошли в обратную сторону, сопровождая немного оклемавшегося Седого.

 - Отмаялся, бедолага, - сказал Глеб.

 - Не ходите, дети, в Африку гулять…

 - В Африке гориллы, злые крокодилы…

 - …И гадкий, нехороший, жадный Бармалей! Никого не напоминает?

 Мы засмеялись. Ночка предстояла веселая.

 Потом медленно потянулись часы. Отделение опустело, соседние камеры набили бомжами и гастарбайтерами, у которых не было регистрации. В коридоре выключили все лампы, теперь в камеру свет проникал только через окно дежурки, в которой продолжалось всенощное бдение полицейских.

 Пару раз мы по очереди отпросились в туалет – покурить и справить нужду. Каждый раз дежурившие полицейские делали это неохотно, словно мы отвлекали их от какого-то важного занятия.

 За стенами отделения на город опустилась ночь, а мы сидели в полумраке камеры, не имея никаких новостей из внешнего мира, не зная, что происходит в стране. Хотелось верить, что что-то хорошее, но наши знания об объективной реальности заставляли думать скорее об обратном. В любом случае что-то должно было происходить, мы понимали, что мир – наш мир – уже никогда не будет прежним.

 - Интересно, наши хотя бы в местный парламент прошли? – высказал свою мысль вслух Вадим.

 - А какая разница? При нынешней ситуации оппозиция в парламенте все равно ничего не сможет сделать, надо менять систему целиком, - резонно заметил ему Глеб.

 - Это да…

 В итоге нами было принято единственное логичное решение – ложиться спать. До утра наше положение уже не изменится. Мы растянулись на деревянных нарах.